Издательство «Книжники» продолжает знакомить с творчеством выдающегося писателя Хаима Граде. Вышедший недавно роман «Цемах Атлас (Ешива)» специально для «Лехаима» представляет переводчик Велвл Чернин.

Лиза Новикова Расскажите о вашем переводческом опыте работы с текстами Граде. Когда вы впервые прочли его книги? Какая из его книг оказалась самой трудной для перевода и почему?

Велвл Чернин В Советском Союзе произведения Хаима Граде не издавались ни в оригинале (если не считать поэтического сборника «Ненависть», опубликованного в 1943 году в московском издательстве «Дер эмес»), ни в переводах, поэтому первой книгой этого писателя, которую я прочитал еще до репатриации, стал роман «Агуна (безмужняя жена)», изданный иерусалимским издательством «Библиотека‑Алия» в 1983 году в переводе на русский язык, выполненном Иосифом Глозманом. Поскольку я принимал участие в том, что называлось «неформальным еврейским движением», я имел доступ к нелегально доставленным в СССР «тамиздатовским» книгам.

В 1990‑х, после репатриации, я познакомился с поэзией Хаима Граде на языке оригинала. Первой переведенной мною книгой этого писателя стал сборник рассказов «Немой миньян», вышедший в издательстве «Книжники» в 2010‑м. Этот перевод и был дня меня самым сложным. Язык Хаима Граде не прост — и в плане виленских диалектизмов, и в плане многочисленных аллюзий на религиозные тексты. Этим языком требовалось овладеть на надлежащем уровне.

ЛН Что еще из его текстов вы хотели бы перевести?

ВЧ Пожалуй, больше ничего. Проза практически вся переведена. Я сам перевел, помимо «Немого миньяна» и романа «Цемах Атлас», сборники рассказов «Мамины субботы» (Москва, 2012) и «Синагога и улица» (в печати). Если что и осталось переводить, то стихотворения, но я не перевожу на русский язык поэзию. С русского на идиш — да, а вот с идиша на русский — это не для меня.

ЛН Можно ли в нескольких словах объяснить читателям, еще незнакомым с творчеством Граде, чем именно интересен роман «Цемах Атлас (Ешива)»?

ВЧ В нескольких словах объяснить будет сложно. Это очень еврейская вещь. В смысле духовных исканий, веры и безверия, силы, которая оборачивается слабостью. Это вещь очень талантливая. Несмотря на очень специфичный еврейский контекст и проблематику, она, на мой взгляд, интересна, если можно так выразиться, и «общечеловечески».

ЛН «Немой миньян» кажется более понятным. С какой из книг вы советовали бы начать знакомство с творчеством Граде?

ВЧ Неподготовленному читателю — с «Маминых суббот», может быть, с «Немого миньяна», но никак не с «Цемаха Атласа».

ЛН Почему роман назван «Ешива» и в чем суть коллизии, связанной с учениками Цемаха Атласа?

ВЧ Цемах Атлас — герой, который, рискуя жизнью, нелегально переводит еврейских подростков через границу из СССР в Польшу, чтобы они остались религиозными евреями и изучали Тору. Им руководят идеи религиозного движения Мусар, требующие от еврея постоянной борьбы с собой. И Цемах Атлас постоянно борется с самим собой, с жизненными обстоятельствами, с семьей, с любовью — за своих учеников и со своими учениками. Он либо создает ешиву, либо уходит из ешивы.

ЛН Насколько творчество Граде актуально, а в чем устарело?

ВЧ Я бы не сказал, что оно устарело, но оно стало памятником исчезнувшему, точнее, уничтоженному миру. Лично для меня, как для верующего еврея, постоянно живущего в светском мире, в том числе в мире светской литературы, оно очень актуально.

ЛН Насколько популярен Граде в Израиле? Входят ли его тексты в школьную программу?

ВЧ Произведения Граде переводились на иврит еще при жизни автора. Их читали. Пока в Израиле был массовый читатель на идише, Граде был весьма популярен. Он и сейчас достаточно известен. Однако в школьной программе его произведений нет (вообще, школьная программа по литературе в Израиле, откровенно говоря, достаточно убога). По‑настоящему популярным у современного израильского читателя я бы его не назвал.

ЛН Можно ли назвать Граде мировым классиком? Как, к примеру, его читают в современной Литве?

ВЧ Насчет Литвы не знаю. И насчет мира тоже. Однако если говорить о еврейской литературе ХХ века, то он, безусловно, один из классиков. И он останется в истории нашей литературы.

ЛН Можно ли рассматривать творчество Граде в контексте русской классики? Условно говоря, Граде — «еврейский Лев Толстой» или «еврейский Лесков»?

ВЧ Граде не Толстой и не Лесков. Я не меряю наших национальных писателей мерками чужой литературы. Мне кажется, что это оскорбительно. Точно так же, как, уважая русских, я не говорю, что Чехов — это русский Шолом‑Алейхем. Таково мое личное видение. Мы, израильские евреи, не часть русского имперского контекста, даже если мы знаем русский язык не хуже русских. Что касается Хаима Граде, то, в отличие, например, от того же Шолом‑Алейхема, его связь с Россией и с русской литературой была весьма поверхностной.

ЛН А с какими персонажами мировой классики можно было бы сравнить главного героя романа «Ешива» Цемаха Атласа?

ВЧ Не знаю. Вот, например, Вениамин Третий из одноименной повести Менделе Мойхер‑Сфорима — это, безусловно, Дон Кихот Сервантеса, а отец Федор Ильфа и Петрова — это шолом‑алейхемовский Менахем‑Мендл. Это видно и это доказуемо. Что касается Цемаха Атласа, то тут никаких явных параллелей на поверхности нет и в глаза (во всяком случае, мне) они не бросаются.

ЛН Описание уклада межвоенной восточноевропейской жизни и линия главного героя, его духовных поисков, — как они соотносятся в романе? Насколько органичным получилось это соотношение и какая из линий доступнее, интереснее современному читателю?

ВЧ Мне кажется, что в романе «Цемах Атлас» Граде не ставил себе задачи описывать уклад межвоенной еврейской жизни как таковой. Для него и его читателей‑современников это было недавнее и хорошо знакомое прошлое. Описание получается у него попутно. Главное — это духовные поиски. Сочетание кажется мне абсолютно органичным, но читатели есть разные. Кого‑то, возможно, больше заинтересует сугубо этнографический аспект повествования.

ЛН В одном из персонажей романа, Хайкл Вильнер, Граде описал самого себя? Насколько вообще автобиографичны его книги? В первую очередь «Мамины субботы»?

ВЧ Да, Хайкл Вильнер — это и есть Хаим Граде. Хайкл — уменьшительное имя от Хаим, а Вильнер — это виленчанин. Его книги, особенно «Мамины субботы», но не только, достаточно автобиографичны.

И еще: можно устраивать экскурсии по Вильнюсу (Вильне) с книгами Хаима Граде. Он весьма точен в описаниях этого города. Однако главное, на мой взгляд, это не конкретика его личной биографии, главное — то, что он постоянно возвращается в своих произведениях к личной духовной коллизии — уходу от стеснявших его рамок традиционного религиозного еврейского образа жизни в светский мир, который оказался весьма далеким от идеала. Эта тема была очень актуальна для евреев первой половины ХХ века. Отчасти она актуальна и сейчас. В том числе в Израиле.

ЛН В 2010 году отметили 100‑летие писателя, отдали ему дань уважения. А что дальше, как будет изучаться и восприниматься его творчество?

ВЧ Не знаю, как за рубежом, в том числе в России, но в Израиле мы, кажется, находимся на грани нового открытия самих себя, возвращения себе восточноевропейской еврейской культуры и литературы. Пока же будущее изучения и восприятия творчества Хаима Граде скрыто серым туманом.

ЛН Существует ли авторитетная биография Граде, которую можно было бы рекомендовать для перевода на русский?

ВЧ Настоящей биографической книги о Хаиме Граде, насколько мне известно, нет. Однако, честно говоря, с большинством авторов, писавших на идише в середине ХХ века, примерно то же самое. Авторитетных биографий не существует. Хорошо, если есть хотя бы неавторитетные.

ЛН Почему все же творчество Граде сравнивают со свитками Мертвого моря (слова президента Международной книжной ассоциации Аарона Лански)?

ВЧ Думаю, потому, что в его творчестве мастерски запечатлен уничтоженный мир, ставший таким же чуждым современности, как и мир создателей свитков Мертвого моря.