Книги Меира Шалева, Давида Гроссмана, сборники народных сказок и стихов для детей уже несколько лет выходят в серии «Кешет/Радуга» издательства «Книжники». Каков общий контекст, в котором появляются эти переводы, что еще следует выбрать оте­чественным издателям, — об этом рассказывают Шауль Резник (детская литература на иврите) и Валерий Дымшиц (детская литература на идише).

Шауль Резник

От генерала Чеснока до религиозной собаки

Детская литература на иврите по­явилась на свет задолго до основания Израиля. В первой половине XIX века приверженцы Просвещения начали активно возрождать иврит и создавать книги на этом языке. Появление произведений для разных возрастных групп было делом времени. Поначалу речь шла о переводах мировой классики, от «Робинзона Крузо» до притч Льва Толстого, и о переложении библейских сюжетов. В частности, были выпущены пятитомные «Воспоминания о династии Давида», написанные Авраамом-Шаломом Фридбергом. В 1889 году было создано издательство «Сифрей-агора» («Книги за монету»), которое выпускало сборники рассказов Давида Фришмана, И.-Л. Переца, А.-З. Рабиновича и других авторов.

Хаим-Нахман Бялик был одним из первых поэтов, обратившихся к детям. Кроме коротких произведений, он создал рифмованную поэму «Генерал Лук и генерал Чеснок». Однако его творчество оказалось неактуальным для современных читателей: Бялик писал на архаичном иврите, пользуясь знакомым ему ашкеназским произношением, со смещенными ударениями в словах и «о» там, где сегодня читается «а». Настоящим классиком стал Левин Кипнис, стихи которого были положены на музыку. Уроженец Волыни, Кипнис был знаком с русской литературой. Сказка «Элиэзер и морковка», которая вот уже лет 70 переиздается и ставится в театрах, является локализованной версией истории про дедку и репку.

Если Кипнис — это условный Маршак, условной израильской Барто является Мирьям Ялан-Штекелис. В подмандатную Палестину она прибыла из Кременчуга, работала библио­текарем и стихи сочиняла в свободное время. Своей семьи у Штекелис не было: после выхода в свет первого сборника стихов оказалось, что муж изменяет ей с иллюстраторшей. Брак распался, и с тех пор поэтесса жила одна.

Лея Гольдберг, одна из самых плодотворных и талантливых представителей израильской литературы, не ограничилась поэзией. Она написала несколько сборников детских рассказов, самым популярным из которых является «Друзья с улицы Арнон». В этих рассказах воссоздается атмо­сфера 40–50-х годов прошлого столетия, с палатками, в которых жили новоприбывшие, и верблюдами на окраине Тель-Авива.

Создание Израиля дало старт серии книг Игаля Мосинзона под общим названием «Хасамба». Это захватывающие истории о тайной организации разновозрастных школьников, которые в годы британского мандата способствуют нелегальной иммиграции, а после обретения независимости участвуют во всевозможных войнах. «Хасамба» стала поистине культовым произведением, вплоть до того, что три года тому назад телезрителям был представлен сериал «Хасамба 3-го поколения», с любимыми, хоть и постаревшими, героями.

Менее милитаристской израильская литература стала в 1970-х. Произведения о подвигах уступили место «конвенциональным» рассказам о школьниках и первой любви. Журналистка Смадар Шир написала свыше 300 книг, примерно пятая часть которых посвящена всевозможным аутсайдерам, например низкорослому ученику по прозвищу Цуцик. Другие произведения Шир можно охарактеризовать как дамский роман для тинейджеров.

Параллельно в мир детской литературы стали проникать серьезные взрослые писатели. Кроме желания применить таланты на новой почве, они испытывали и чисто коммерческий интерес. Израиль — страна маленькая, тиражи крошечные, взрослые книги практически не переиздаются, а вот детское произведение, попавшее в обойму, будет много лет приносить дивиденды автору. Меир Шалев обогатил книжные полки рифмованной повестью о вошке Нехаме, которая поселилась на голове сотрудника телевидения, историей о наглом и позднее перевоспитанном коте Кремере и другими забавными произведениями. Давид Гроссман поведал юным читателям об их сверстнике, мальчике Итамаре, который умеет ходить по стенам, ловить сны и пользоваться волшебной шляпой.

Примеру Гроссмана и Шалева последовал юморист-шоумен-телеведущий Дуду Топаз, который издал «Семь сказок на семь дней». Абсурдистские сюжеты, вроде мышки, которая хотела выйти замуж за солнце, или волшебного, чрезвычайно длинного слова, которое надо произнести, если тебя кто-нибудь обидел и ты хочешь его ударить, понравились и взрослым, и детям. Однако вскоре «Семь сказок» были сняты с полок книжных магазинов — сам Топаз был арестован за организованную им серию нападений на сотрудников ведущих СМИ, и владельцы магазинов решили не торговать продукцией человека, который сам так и не научился произносить волшебное успокаивающее слово.

Особняком стоят художественные произведения, выпускаемые в религиозном секторе. Еще 30 лет тому назад их попросту не было. Считалось, что мальчики должны изучать Тору, не размениваясь на худлит, а девочки — читать мидраши и истории о праведниках. Однако, после того как произведения секулярных авторов начали проникать в религиозную среду, появилась необходимость в кошерной альтернативе. Если быть точным, существует религиозная (для носителей «вязаных кип») и ультрарелигиозная («черные кипы») детская литература. Ярчайшими представительницами последней являются Менуха Фукс и Ариэла Савир. Фукс написала свыше двухсот пятидесяти книг, в большинстве своем представляющих нраво­учительные истории. Савир не менее плодотворна — за ней числится полторы тысячи стихотворений, аналогичной нравоучительной тематики и невысокой художественной ценности.

Но не все столь однозначно. В середине 1990-х доверие юных читателей завоевал писатель Хаим Вальдер, выпустив серию книг «Дети рассказывают о себе». Вальдер проинтервьюировал учеников хедеров и ешив, создав трогательное, умное и по-доброму ироничное повествование от первого лица о проблемах, сомнениях и испытаниях, выпадающих на долю маленького жителя Бней-Брака, Бейтара, Эльада и других религиозных городов. Параллельно продолжают выходить фантастические повести (ученики хедера помогают «Моссаду» обезвредить террориста) и вполне качественно переработанные биографии раввинов, хасидские истории и талмудические притчи.

Представители национально-религиозного течения, так называемые «вязаные кипы», создали полноценную альтернативу секулярной детской литературе. Издательство «Сифрият Бейт-Эль» принесло известность таким авторам, как Ури Орбах, автор юмористической книги «Разрешено ли переворачивать крокодила в шабат?» и Шай Чарка, блистательный автор комиксов из жизни героев Мишны, еврейских солдат армии Наполеона, раввина Шимшона-Рафаэля Гирша и даже религиозной собаки Мукце, которая не отваживается грызть кость после выпитого из хозяйской бутылки молока. Шела Шоршан создала грустную повесть о своем отце-садоводе, убитом террористами, а Оши Грос познакомила читателей с Нуш-Нуш, эдакой веселой и непредсказуемой еврейской Пеппи Длинныйчулок.

По понятным причинам израильская детская литература долгие годы оставалась недоступной для советских читателей. Первой ласточкой стала молодежная серия, выпущенная в иерусалимском издательстве «Библиотека-Алия», которое было основано Обществом по исследованию еврейских общин. С конца 1970-х и вплоть до середины 1990-х «Библиотека-Алия», книги которой предусмотрительно издавались карманным форматом, для полулегального распространения в СССР, издала около сорока произведений. Среди них — исторические новеллы («Мальчик из Севильи» авторства Дорит Оргад), биографии ключевых фигур раннеизраильской истории («Первенец дома Бен-Йеуды» Дворы Омер), сборники библейских и талмудических историй, а также произведения, в которых описывается проблематика израильского общества («Рон и Джуди» Ицхака Ноя об отношениях сабры и американской еврейки, «Ниссим и Нифлаот» Леи Гольдберг о юном иммигранте и его необычном компаньоне, «Мечты жестяных лачуг» Сами Михаэля о буднях выходцев из стран Востока).

После перестройки «Библиотека-Алия» сбавила обороты, поскольку атмосфера открытости, а также появление частных издательств на территории бывшего СССР снизили необходимость в сеянии разумного, доброго, вечного из-за границы. Однако частная инициатива в самом Израиле была направлена на удовлетворение запросов взрослых иммигрантов. Среди десятков словарей, учебников иврита, разговорников и тому подобной методической литературы места для детской литературы не нашлось. Вспоминается разве что перевод поэмы Леи Гольдберг «Сдается внаем», выполненный Владимиром Лазарисом и выпущенный издательством «Беседер».

Получившийся вакуум стал заполняться лишь в последние годы. Издательство «Книжники» представило на суд юных читателей детскую серию «Кешет/Радуга», дав возможность познакомиться с такими мастерами прозы — как «взрослой», так и «не взрослой», — как Меир Шалев, Давид Гроссман и Ури Орбах. Был переведен ставший для нескольких поколений израильских детей культовым сборник «Так поступали наши мудрецы» Йохевед Сегаль. «Праздничные истории» Эмуны Элон, которая известна совершеннолетним носителям иврита как яркая публицистка и литератор национально-религиозного направления, тоже появились на свет в рамках этой серии.

Следует отметить, что вышеописанный процесс секуляризации мейнстримной детской литературы на иврите в определенной мере привел к обезличиванию произведений и, соответственно, их невысокой ценности в глазах евреев диаспоры. Среднестатистическое произведение среднестатистического израильского детского автора не отличается национальным колоритом. Вот, к примеру, содержание ставшей бестселлером книги Рони Хефера «Хочу!»: Йотам и его папа зашли в магазин игрушек, Йотам требует и то, и другое, и третье. Ничего специфически израильского, кроме имени главного героя, в сюжете нет.

Поэтому оптимальным выходом для российских книгоиздателей было бы обратиться к классике 1940– 1960-х или искать жемчужины в продукции, предназначенной для религиозного сектора. Юные герои Войны за независимость, одноклассники-сабры и иммигранты из экзотического Йемена, следопыты из ешив Бней-Брака, выслеживающие «Аль-Каиду», наконец, старые добрые рассказы о каббалистах-чудотворцах. Еврейская литература ждет своих переводчиков.

 

Валерий Дымшиц

Детская литература на идише: острова в тумане

Из всех детских литератур народов СССР только литература на идише вошла, по крайней мере, двумя своими авторами в «первый» и «второй» большие каноны советской детской поэзии. «Первый» канон — это Чуковский, Маршак, Михалков, Агния Барто. А рядом с ними — Лейб Кви́тко (1890–1952), известный почему-то как Лев Квитко́. Во «втором» каноне рядом с именами Бориса Заходера и Валентина Берестова стоит имя Овсея Дриза (еврейское имя Шике; 1908–1971). Это были единственные переводные авторы, чьи произведения стали частью «большой» советской детской литературы. Именно поэтому большинству и в голову не приходило, что «Анна-Ванна, наш отряд…» (Л. Квитко) или «Зеленая карета» (О. Дриз) — это перевод с экзотического еврейского языка.

Конечно, я описываю ситуацию своего, то есть советского, детства. Сборники Квитко и Дриза, в отличие от сборников других советских детских поэтов, давным-давно не переиздаются, нынешние дети, если они растут без семейной библиотеки, этих авторов не читают. Да и многое, особенно у Квитко, теперь непонятно. «Климу Ворошилову письмо я написал: / Товарищ Ворошилов, народный комиссар…» — как такое объяснишь? Да и зачем это объяснять?

Здесь нужно сказать о переводах. Квитко, в основном, переведен и хорошо, и точно. Об этом позаботились Чуковский с Маршаком. Они оба, великие детские поэты и незаурядные переводчики, восхищались поэзией Квитко (Чуковский ради его стихов даже начал учить идиш и смог прочесть эти стихи в оригинале) и «втас­кивали» Квитко в русскую детскую поэзию: находили авторов, редактировали [footnote text=’См.: «Между нами долго была какая-то стена». Письма К. Чуковского к С. Маршаку / Подготовка текста, вст. ст. и коммент. М. Петровского. Егупец. № 12. Киев, 2003. С. 297.’]тексты[/footnote]. Например, «Анна-Ванна-бригадир» — не только великолепные русские стихи, но и абсолютно точный перевод (С. Михалкова). Конечно, и здесь есть проблемы. Аскетичная, минималистская поэтика Квитко, прошедшего школу высокого авангарда, выглядела зачастую слишком «бедной» для русских переводчиков. В результате замечательную «Скрипочку» мы знаем в достаточно слабом и вольном, но зато «цветастом» переложении Михаила Светлова, а не в точном и отточенном варианте Николая [footnote text=’О переводах «Скрипочки» см. мою статью «Скрипичные мастера»‘]Заболоцкого[/footnote]. Вольностями, как и в других своих переводах, грешил и сам Самуил Маршак. Например, в знаменитое стихотворение Квитко «Жучок» он добавил несколько четверостиший и изменил размер: переписал дольник двухстопным амфибрахием. Получилось похоже на балладу и отчасти пародию на «Лесного царя» Гёте (Жуковского).

С Овсеем Дризом дело обстоит сложней. Самые лучшие и самые известные переложения его стихотворений выполнены Генрихом Сапгиром. Эти переводы, будучи сами по себе замечательными стихами, очень далеки от буквы и духа оригинала, это то, что называется «по мотивам». При этом сам Дриз — замечательный, но совершенно другой, как бы еще непереведенный [footnote text=’О переводах стихов Дриза на русский см. мою статью: «Или-или… (К 100-летию Овсея Дриза) // Народ Книги в мире книг, № 73–74.’]поэт[/footnote].

Кроме этих двух корифеев в советское время с идиша на русский переводили некоторые сказки Ицика Кипниса (1896–1974), стихи и прозу для детей Ханы Левиной (1900–1969), стихи Зямы Телесина (1907–1996), Рохл Баумволь (1914–2000) и др. 

 

Традиционное общество не знало специальной детской литературы. Еврейские дети читали в хедере те же книги, что и взрослые в синагоге. Соответственно, когда в XIX веке появились первые, зачастую очень невысокого качества, книги на идише для народного чтения, они в равной степени были достоянием взрослых и детей. Содержание этих лубочных романов и сборников сказочных историй было так наивно, что вполне подходило для детского чтения. Тем более что общество снисходительно смотрело на чтение таких книжек (даже книжонок) детьми, требования к которым были не такими строгими, как к взрослым мужчинам.

Современная художественная литература на идише появилась поздно, в 1860-х годах. Но ведь и феномен специальной детской литературы — тоже достаточно поздний, она сформировалась только в XIX веке. Таким образом, временна́я дистанция, которую пришлось преодолеть еврейской детской литературе, догоняя европейскую детскую, была невелика. Уже к началу ХХ века в творчестве классиков появляются первые ее образцы.

В культуре укоренилась достаточно странная идея: вся литература о детях и детстве автоматически считается литературой для детей. Следовательно, такие сочинения Шолом-Алейхема, как «Мотл Пейсе дем хазнс» («Мотл сын хазана Пейси», в русском издании — «Мальчик Мотл») и рассказы, собранные под общим заглавием «Майсес фар йидише киндер» («Истории для еврейских детей»), стоят у истоков еврейской детской литературы. Кстати, название последней книги очень двусмысленно, его можно было бы перевести просто как «Истории для евреев». Понимайте, как хотите.

Среди шолом-алейхемовских рассказов для детей есть веселые, есть и грустные, но грустных все-таки гораздо больше. Детство у Шолом-Алейхема — это метафора еврейской, более того, любой человеческой судьбы. И почти все они объединены общей темой: темой несбывшегося детского желания. Ребенок не может объяснить себе, почему у него не должно быть ножика, или флажка на праздник, или обновы. Ребенок пытается приспособиться к этому страшному миру, но безуспешно, и детские травмы — на всю жизнь, они и причина, и предвестье травм будущей взрослой жизни.

Другой классик, вечный оппонент и соперник Шолом-Алейхема, Ицхак-Лейбуш Перец, стал основоположником детской поэзии на идише. Перец был пролагателем новых путей в литературе. Подобно тому как Перецу своим возникновением обязана вся модернистская литература на идише, так же он стоит у истоков еврейской детской поэзии. Намеченные им тенденции в полной мере проявили себя уже в творчестве поэтов следующего поколения. Перецу принадлежит и еще одно пионерское достижение: он создатель жанра литературной сказки в литературе на идише. Уже при жизни писателя его сказки стали выходить отдельными изданиями для детей.

Перец своим влиянием легитимировал интерес к фольклору, к собирательской деятельности фольклористов. Соответственно, благодаря Перецу детская литература на идише получила в свое распоряжение такой важный ресурс, как фольклор, который, как и в других детских литературах, стал материалом для адаптации и [footnote text=’Образцы еврейского сказочного фольклора собраны в издании: Еврейские народные сказки, предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е. С. Райзе / Составление, литературная обработка, предисловие, комментарии В. А. Дымшица. СПб.: Симпозиум. Книга издавалась несколько раз: первое издание 1999, последнее — 2013. ‘]переработки[/footnote].

После первой мировой войны материк еврейской литературы оказался разбит на несколько «плавучих» островов, которых течением истории относило все дальше друг от друга. В межвоенный период, наиболее плодотворный для литературы на идише, она развивается главным образом в СССР, в Польше и в США.

Детская литература как процесс достигает наивысших успехов в СССР. Вообще, советская детская книга, созданная совместным творческим усилием писателей и художников, — одно из главных завоеваний культуры ХХ века. А детская литература на идише — одна из ее важнейших страниц. Именно детская литература занимала особое место среди всей издававшейся в СССР литературы на идише. Например, в начале 1920-х годов она составляла до четверти всей книжной продукции на этом языке. Такое большое место можно объяснить двумя причинами: во-первых, стояла задача создания «нового человека», во-вторых, возникла обширная сеть детских садов и школ с преподаванием на идише.

Важнейшей особенностью детских книг на идише было то, что их оформляли лучшие художники: М. Шагал, М. Эпштейн, Л. Лисицкий, С. Шор, И. Рыбак, И. Чайков и многие другие. Уже в конце 1920-х годов в еврейскую детскую книгу приходят художники нового поколения, в том числе М. Аксельрод, М. Горшман, Г. Ингер, Г. Фишер и др. К сожалению, советская еврейская детская книга попала в разряд «забытых шедевров». Попытки ее факсимильного воспроизведения носили спорадический и крайне неудачный характер. Например, издательство «Гешарим», переиздавая книги с черно-белыми иллюстрациями Рыбака, «догадалось» их раскрасить, утверждая, что иначе книга выглядит недостаточно привлекательно. Возвращение этих книг — это не только важная культурная и просветительская задача, они способны порадовать многих детей и взрослых.

Начиная с первых послереволюционных лет, многие советские еврейские прозаики и поэты пробовали свои силы в детской литературе. Среди них есть имена первого ряда, например, великий прозаик Дер Нистер (Пинхас Каганович; 1884–1950) был в то же время детским поэтом. Главные имена в еврейской детской литературе в этот период: поэт Лейб Квитко и прозаик Ицик Кипнис. (Впрочем, Квитко писал также прозу, а Кипнис — стихи.) Характерно, что у обоих есть немало «взрослых» книг, но их творчество для детей полностью заслонило другие части их наследия. Слава Квитко — детского поэта безусловна, но читателям еще предстоит открыть Квитко как тонко авангардного лирика, чья творческая манера предвосхитила многие открытия Пауля Целана. Интересно, что в еврейской детской литературе независимо и с некоторым даже опережением шли те же процессы, что и в русской. Произведения Квитко и Кипниса во многом напоминают детские тексты, созданные обэриутами. Более того, бывшие обэриуты переводили стихи Квитко.

Развитие детской литературы на идише на Западе не было столь успешным, как в СССР, так как за ним никогда не стояла государственная поддержка. Тем не менее несколько имен оставили заметный след в детской литературе. Это, прежде всего, Мани Лейб (1883–1953) — поэт-символист, чья творческая жизнь прошла в США, и поэт и прозаик следующего, близкого к авангарду, поколения Кадя Молодовская (1894–1975), чей творческий путь начался в Польше, а с середины 1930-х годов продолжился в [footnote text=’Детские стихи Кади Молодовской в русских переводах изданы в сборнике «Башмачки» (М.: «Текст»; «Книжники», 2010). ‘]США[/footnote]. Кроме собственных детских стихов, Молодовская блестяще переводила на идиш Маршака. Интересно, что стихи Молодовской в переводах на иврит в Израиле 1950–1960-х годов играли такую же роль, как стихи Квитко в переводах на русский. Они сразу стали детской классикой, и никто особенно не задумывался, на каком языке они были написаны.

Многие еврейские прозаики и поэты из числа самых известных: Довид Игнатов (1885–1954), Йосеф Опатошу (1886–1954), Ицик Мангер (1901–1969), Ицхак Башевис (1904–1991) — отдали дань детской литературе, прежде всего в жанре литературной [footnote text=’Еврейская литературная сказка в русских переводах представлена в двух сборниках: Тяжба с ветром. Еврейская литературная сказка / Составление, общая редакция переводов с идиша, предисловие, послесловие, комментарии В. А. Дымшица. М.–Иерусалим, «Гешарим/Мосты культуры», 2007; Еврейские литературные сказки. Составление, общая редакция переводов с идиша, предисловие, комментарии В. А. Дымшица. СПб.: Симпозиум, 2013.’]сказки[/footnote]. Над детскими книгами работали многие известные еврейские художники, например Мане Кац.

По очевидным и невеселым причинам детская литература на идише начала резко убывать после второй мировой войны. Пожалуй, единственный новый голос, который зазвучал в этот период, — это Шике (Овсей) Дриз. Интересно, что со своими «взрослыми» стихами он выступил еще до вой­ны, а для детей стал писать только в конце 1950-х годов.

Детская литература на идише, не смотря на некоторые издательские инициативы последних лет, все еще плохо известна русскому читателю — и детскому, и взрослому, — но явно заслуживает того, чтобы с ней познакомились поближе.