Окончание. Начало

Мы продолжаем беседу о брацлавском хасидизме. Наши собеседники — р. Йеошуа Друк, брацлавский хасид из Меа Шеарим, иерусалимец в пятом поколении, раввин и великий знаток хасидской истории, и проф. Цви Марк, преподаватель Университета Бар‑Илан и крупнейший современный исследователь брацлавского хасидизма.

Умань

В прошлый раз мы начали разговор о массовом паломничестве на могилу рабби Нахмана в украинском городе Умани на праздник Рош а‑Шана. В последние годы в Умань едут не только брацлавские хасиды, но и евреи, принадлежащие к самым разным общинам, а случается, и вовсе нерелигиозные. Среди людей посторонних это паломничество вызывает многочисленные, зачастую далеко не благожелательные толки. Некоторые вспоминают о запрете покидать Землю Израиля, другие считают, что в Умани паломники ведут себя неподобающе. Что это за явление — массовое паломничество в Умань и действительно ли оно началось совсем недавно?

 

Йеошуа Друк Еще 100 лет назад первые брацлавские хасиды, поселившиеся в Иерусалиме, почти каждый год ездили в Умань, хотя такое путешествие занимало больше месяца. И в Земле Израиля было два места, где собирались брацлавские: на горе [footnote text=’Мерон — самая высокая гора Галилеи, на которой расположена усыпальница великого законоучителя и каббалиста р. Шимона бар Йохая, считающегося автором книги «Зоар», и его сына, р. Эльазара. ‘]Мерон[/footnote], из‑за особой связи нашего Ребе с рабби Шимоном бар [footnote text=’Брацлавские хасиды считают, что душа рабби Шимона заново воплотилась в облике величайшего каббалиста р. Ицхака Лурии (Аризаля), а затем — р. Нахмана из Брацлава.’]Йохаем[/footnote], и в Иерусалиме, начиная с 5644 (1904) года, после того как мы построили свою первую синагогу. Но все равно многие отправлялись в Умань.

Менахем Яглом А почему им было так важно ездить в Умань? Чем плохо собираться на Мероне?

ЙД Наш Ребе велел приходить к нему в Рош а‑Шана, он не говорил о том, что нужно устраивать собрания где‑то еще. Собираться в другом месте — это вынужденный шаг. Когда «железный занавес» вокруг СССР закрылся и до Умани стало не добраться, праведный р. Аврум Штернгарц, тогда уже старейшина хасидов Земли Израиля, сказал так: «Нужно молиться страстно и неспешно… и должно стремиться душою в Умань и никуда более».

Цви Марк Когда мы говорим о паломничестве в Умань, нужно помнить, что у брацлавских хасидов нет живого ребе. Что характеризует хасидскую общину, вокруг чего происходят основные события? Например, свадьбы детей ребе: вот недавно в Израиле состоялось несколько свадеб, сравниться с которыми могут лишь свадьбы отпрысков английской королевской семьи. В праздник, в шабат идут к ребе… У брацлавских этого нет. Они встречаются вместе только раз в году. На самом деле р. Нахман нигде не говорит, что после его кончины именно в Рош а‑Шана надо обязательно приходить к нему на могилу. Очевидно, что именно р. Натан, его ученик, основал эту традицию — с одной стороны, как бы во исполнение воли Ребе, но и исходя из того, что это может свести хасидов вместе, иначе каждый будет сам по себе. То, что на могилу рабби Нахмана стали ездить совсем далекие от брацлавского хасидизма люди, в некоторой степени объясняется тем, что перед смертью он по­обещал спасти от ада каждого, кто придет к нему на могилу, раскается в своих грехах, даст милостыню и прочтет несколько псалмов. Нынче это обещание р. Нахмана широко афишируется — но интересно, что, как правило, в подобных публикациях пропадает требование раскаяться и больше не грешить. Получается, что ты приезжаешь, выкладываешь пожертвование, читаешь несколько псалмов — и р. Нахман должен помочь тебе. Вместо поддержки на трудном пути человеку обещают фокус, магическое действие.

Анна Соловей Вы сами бывали в Умани?

ЦМ Я ездил в Умань на Рош а‑Шана несколько раз. В академических кругах это даже вызывало некоторую зависть. Как будто исследователь Талмуда вдруг оказался в вавилонской ешиве, где все разговаривают по‑арамейски. Я приезжаю в Умань — там все разговаривают по‑брацлавски, язык р. Нахмана, понятия р. Нахмана, везде его книги, целый мир, посвященный его учению. Есть в этом нечто мощное, впечатляющее.

АС В статьях на русском языке в украинской ли прессе, российской или израильской паломничества в Умань иногда описываются как нечто совершенно непристойное.

ЦМ Начнем с того, что в Умани собирается огромное количество людей. На Рош а‑Шана приезжает около тридцати тысяч человек. Естественно, что там происходят самые разные вещи. Замечательное чувство высвобождения из социальных рамок может вести и к негативным последствиям. И, конечно, именно об этом больше всего пишет пресса, хотя в основном приезжающие ведут себя достойно. Я могу засвидетельствовать, что на Рош а‑Шана в Умани есть какое‑то сильнейшее ощущение свободы. Так не планировалось изначально. На­оборот, традиционных брацлавских хасидов это пугает. Они выступают против этого сумасшествия, пытаются с ним бороться.

Впервые приехав в Умань, я шел по улице и вдруг услышал пронзительные вопли. Я обернулся посмотреть, что случилось, в уверенности, что и все остальные тотчас же побегут на помощь. Но оказалось, более опытных паломников это совсем не взволновало. Ну, еще кто‑то кричит… И в данном случае они были правы. Тема крика занимает очень важное место в учении р. Нахмана. Это один из видов служения, который он предлагает своим хасидам. Известно, что р. Нахман много говорил о важности веселья. Но не надо забывать его слова о том, что человек, не умеющий плакать, не сможет и веселиться. Понятно, что про человека, орущего ни с того ни с сего посреди города, скажут: вот еще один тронувшийся из Брацлава! Поэтому обычно хасиды уединяются, уединение — важная часть их религиозной практики. Но в Умани, в брацлавском пространстве, люди могут кричать, хлопать в ладоши или кувыркаться через голову (это тоже часть религиозного служения) прямо посреди города.

В Умани собирается множество миньянов — хасидские, ашкеназские, сефардские… Общими же для всех являются два действа: «Тикун [footnote text=’«Тикун а‑клали» («Всеобъемлющее исправление») — составленный р. Нахманом сборник избранных псалмов с добавлением молитв, написанных р. Натаном.’]а‑клали[/footnote]» накануне праздника и [footnote text=’Ташлих (букв. «отбрасывание») — ритуал первого дня Рош а‑Шана, в ходе которого, после соответствующей молитвы, грехи прошедшего года символически сбрасываются в проточную воду.’]ташлих[/footnote]. Там они тоже кричат, но не поодиночке, а все вместе. И вот ты видишь массу народа, юные, взрослые, пожилые, и все кричат. Необузданно кричат. У вовлеченных в это действо возникает ощущение, что они вместе и в их силах сделать что угодно. В этом как раз одна из причин той мощи, которая ощущается в Умани. Одна из черт серьезного, уравновешенного человека — его сдержанность. Самоконтроль. А тут р. Нахман позволяет внутренним силам вырваться наружу. Без негативных коннотаций.

В паломничество люди отправляются к центру — как, например, в Иеру­салим, или в Рим, или, наоборот, к периферии, в удаленные места, такие как Умань, которая воспринимается как настоящий край света. Одна из важных частей такого события — возможность выйти из привычной социальной роли, ведь все паломники по определению равны. Так происходит и в Умани. Есть несколько маленьких гостиниц, в которых нежатся те, кто может себе это позволить; но обычно условия там ниже среднего. Бывает, что живут по десять человек в комнате, иногда в два этажа… Я не думаю, что это сложилось случайно. Помню, я встретил в Тель‑Авиве знакомого, ауди­тора по профессии, только‑только вернувшегося из Умани. Он все время повторял: «Жена моя не поверит. Я провел весь праздник в таком тесном шатре, ни туалета, ничего. Ой, не поверит мне жена»! При этом он был счастлив.

АС А женщины в Рош а‑Шана туда не ездят, ведь так?

ЦМ Обычно не ездят. Это связано с тем, о чем мы говорили, — особо раскрепощенной атмосферой. Совершенно незнакомые люди еще в самолете вдруг понимают, что могут разговаривать, рассказывать о себе, хотя в обычной обстановке они не стали бы ни с кем делиться. Для выросших в Меа Шеарим это зачастую первый опыт общения с другими евреями. Все молятся вместе, сидят за одним столом. Этот ортодокс, тот нет, один из сатмарских, а другой сионист, но в Умани все они чувствуют себя так свободно, будто знакомы уже много лет. Но такая атмосфера может быть опасна, если есть женщины. При ощущении полной свободы, когда никто на тебя не смотрит, никто тебя не знает, можно и споткнуться. Я говорил и с нерелигиозными людьми, побывавшими в Умани, они тоже согласны с этим. Женщины приезжают туда отдельно и в другое время.

АС Все брацлавские хасиды ездят в Умань на Рош а‑Шана, даже из Израиля?

ЦМ Имеются исключения. У нас есть письма р. Леви‑Ицхака Бендера, одного из самых выдающихся лидеров Брацлава после Холокоста и до 1980‑х годов. Он говорит: нет у нас однозначного ответа, мы не знаем, что лучше, ехать или оставаться в Земле Израиля, возможно, р. Нахман имел в виду только тех, кто жил в диаспоре. Говорят, что р. Янкеву‑Меиру Шехтеру он наказал так: «Даже если другие едут, вы оставайтесь здесь, берегите уголек, чтобы не загас; здесь тоже должен оставаться брацлавский миньян». Мы не упоминали «нанахников», это хасиды Деда Исраэля

, р. Исраэля‑Бера [footnote text=’Р. Исраэль‑Бер Одессер (1886–1994), известный как Дед Исраэль или Хозяин Записки, — один из ведущих брацлавских хасидов последних поколений. Записка, полученная им якобы от р. Нахмана с того света, в начале 1980‑х годов стала основой для формирования новой брацлавской секты, так называемых «нанахников».’]Одессера[/footnote], получившего от самого р. Нахмана с того света записку с текстом «На–Нах–Нахм—Нах­ман ме‑Уман». Среди них тоже есть люди, считающие, что не нужно ездить в Умань. Есть еще группы, пытающиеся агитировать против поездок в Умань на Рош а‑Шана, но это все же очень маленькая часть брацлавских.

Фантазии и заблуждения

МЯ Как случилось, что сегодня множество различных групп называют себя брацлавскими?

ЙД Наш Ребе сам сказал: я сделаю так, что вы разобьетесь на множество толков. Но толков Брацлава, а не разных ребес (хасидских цадиков). Это совсем не то же самое. Толки были всегда. Были ученики р. Аврума бен Нахмана, где главный упор был на молитву, они вставали в полночь и уходили молиться в поле; а была группа р. Шимшона Барского, в основном состоящая из ремесленников. Они тоже вставали по ночам, но на исходе субботы устраивали трапезу Проводов Царицы с музыкой, пели до полуночи и шли спать дальше. Были группы р. Аврума Штернгарца, р. Натана и р. Шмуэля‑Айзика. Но тогда это не приводило к расколу.

МЯ А сейчас мы видим, что многие группы кардинально разошлись. Где граница между Брацлавом и фантазиями?

ЙД Те, кто продолжает традицию Брацлава, не отходя от нее ни на шаг, — это Брацлав.

МЯ А р. Исраэль‑Бер Одессер, от которого пошли так называемые «нанах­ники»?

ЙД Он был настоящим брацлавским хасидом. Но при этом простым, наив­ным евреем. Его ученики пришли к нему, когда ему было 90 лет, он был уже не тот человек. Но он настоящий слуга Всевышнего, Одессер. Представим себе, что записка настоящая. И что? Раз в год Одессер показывал эту записку. А все остальное время он чем занимался? Учился. Приближал людей к Ребе. Служил Всевышнему в простоте. А «нанахники» что делают? Не учат ни «Шульхан арух», ни Талмуд, ни «Ликутей Моаран», ничего не нужно, скажи: «На–Нах–Нахм…» — и все. Этого хотел наш Ребе?! Записка — это так, ерунда, не могло этого быть. Ну, ошибся Одессер, ничего страшного, мир не рухнул. Каждый человек может ошибиться, у всякого есть фантазии. Как говорил наш Ребе, покуда ты не противоречишь написанному в «Шульхан арух», можешь говорить все что вздумается. У этих упор на веселье, у тех на то, чтобы вставать в полночь, у третьих — на самосовершенствование. Всегда так было. Но если ты уклоняешься от «Шульхан арух» или от традиции Брацлава — все, ты уже не наш… Алаха, «Шульхан арух», «Тикун а‑клали», [footnote text=’Уединение (итбодедут) — одна из основ религиозной практики Брацлава, уединенная и спонтанная беседа с Б‑гом на родном языке. ‘]уединение[/footnote] — это то, что оставил нам Ребе. Может быть, кому‑то тяжело выполнять многие вещи. Хорошо, если мне тяжело, но я вижу, что другие так поступают, то раз‑два в год я все же встану в полночь, не буду говорить, что этого делать не надо. А когда кто‑то изменяет учение Ребе, это уже не Брацлав, а нечто новое. И те, кто пытается вести себя как адмор, одеваться соответственно — это тоже не Брацлав. Не было в Брацлаве такого.

 

Цви Марк Сейчас осталось очень мало семей брацлавских хасидов, передающих учение р. Нахмана из поколения в поколение. Многие из тех, кто считается теперь хасидами со стажем, как, например, р. Шмуэль Горовиц, на самом деле новые: само учение захватило их, р. Нахман их очаровал, и так начал складываться костяк общины брацлавских хасидов в Иерусалиме. Самый выдающийся лидер старых хасидов р. Леви‑Ицхак Бендер подчеркивал важность разумного поведения, стремился, насколько это было возможно, усмирить «разнузданность» брацлавских, чтобы они смогли влиться в иерусалимскую ортодоксальную общину.

Среди основных групп, скажем так, традиционного направления: брацлавские общины в Меа Шеарим, Бней‑Браке и Цфате. Ядро цфатской общины основал легендарный р. Аврум Штернгарц, внук р. Натана, приехав сюда уже стариком. Его ученик р. Кениг превратил это ядро в сложившуюся общину.

Новым брацлавским, самостоятельно пришедшим к Торе, казалось, что традиционные брацлавские хасиды слишком уравновешенны и не реализуют до конца учение р. Нахмана, который призывал отбросить разум и служить Всевышнему силой фантазии, своим бессознательным (на иврите «медаме») и в этом служении доходить порой до безумия. Некоторые группы брацлавских хасидов так и поступают, поэтому они заработали соответствующую репутацию. И сейчас, когда брацлавские кувыркаются через голову посреди ул. Дизенгоф в Тель‑Авиве, на городских площадях, они только рады, если их считают сумасшедшими. Большая часть сегодняшних брацлавских хасидов вышла из нерелигиозных семей. Это привело к образованию очень интересного сплава, с особыми привычками и навыками, отличными от ортодоксального общества.

Я когда‑то спросил р. Шалома [footnote text=’Р. Шалом Аруш (р. 1952) — один из самых популярных лидеров возвратившихся к вере брацлавских хасидов, уроженец Марокко. Автор множества популярных книг, переведенных на многие языки, в том числе и на русский.’]Аруша[/footnote], как он относится к тем или иным чертам поведения брацлавских хасидов. Он сказал: «Если бы они были пай‑мальчиками, слушающимися своего папу, они не появились бы у меня. Они приходят, потому что восстали против того пути, по которому шли раньше, для них характерен бунт, брожение. Даже когда они становятся моими учениками, эти свойства не исчезают».

И в самом деле мы видим, что самые радикальные элементы среди брацлавских хасидов — как и в Хабаде — это заново пришедшие к Торе. Они постепенно формируют собственные структуры: много ешив, раввины, издательства и т. д., при этом продолжая оставаться на радикальных позициях. Таких групп сейчас очень много.

АС У каждой группы свой лидер? Не становится ли он подменой Ребе? Как, например [footnote text=’Р. Элиэзер‑Шломо Шик (Моарош, р. 1940) — глава крупной брацлавской общины, провозглашенный адмором и потому стоящий особняком от прочих брацлавских. ‘]р. Шик[/footnote]?

ЦМ Сам р. Шик тоже не родился в брацлавской семье. Он учился немного у р. Леви‑Ицхака Бендера, сблизился с Брацлавом, потом вокруг него сложилась довольно большая группа учеников из нерелигиозных семей, заново пришедших к Торе. И на каком‑то этапе он, по‑видимому, заговорил о себе как о новом проявлении души р. Нах­мана. Брацлавским хасидам Иерусалима это не нравилось, к тому же он в своих беседах уделял слишком много внимания проблемам пола. В этот период на книги р. Шика ставили штамп, на котором было написано, что мудрецы Брацлава их не одобряют. Р. Шик высказывал очень резкие вещи. Например, он писал, что если бы старейшины иерусалимской общины не мешали ему, Машиах мог бы прийти в 5738 (1978) году. Позже он уменьшил свои притязания и постепенно снова был принят в круги Брацлава, хотя по‑прежнему не входит во Всемирный совет брацлавских хасидов, а в Умани у его последователей своя молельня, они не молятся в большой синагоге — клойзе — вместе с прочими. У р. Шика есть две большие общины: в поселке Явниэль на Кинерете и в Нью‑Йорке.

МЯ Чуть раньше вы упоминали «нанах­ников». Какова, на ваш взгляд, их роль в хасидизме и каково отношение Брацлава к ним?

ЦМ Р. Исраэль‑Бер Одессер также не родился в семье брацлавских хасидов. Еще молодым человеком, переживая душевный кризис, он увлекся трудами р. Нахмана, а потом обнаружил записку, решил, что это сам р. Нахман посылает ему наставление, и стал пламенным хасидом Брацлава. Много лет он хранил записку в тайне, но в старости стал рассказывать о ней окружающим и практиковать сказанное в ней — беспрестанно, как мантру, повторять: «На–Нах–Нахм—Нахман ме‑Уман». Тогда вокруг него сложилась группа учеников, людей, вернувшихся к Торе. Р. Одессер увидел в этой записке указание на то, что он доживет до прихода Машиаха. Говорил, Машиах еще не пришел, нужно жить дальше. Ученики в это верили. Так он дожил до 70, 80, 90, 100… Умер в возрасте 104 лет. Тогда возникла необходимость внести в учение поправки. Удивительным образом эта группа вызвала большой резонанс. Они не стали зазывать к себе учиться — они вышли на улицы. Это они пляшут на крышах машин, пишут лозунги «На–Нах…» и продают книги р. Нахмана. Р. Исраэль‑Бер Одессер получил пожертвования от богатых французских евреев, и тогда группа основала свой фонд и стала распространять книги р. Нахмана, продавая их по себестоимости, раза в три дешевле, чем в магазинах. «Нанахники» сыграли немалую роль в распространении брацлавской литературы, и благодаря им к Брацлаву пришло немало людей. Я не раз слышал от самых разных людей: «Как я могу сказать о них что‑то плохое? Благодаря им я сейчас с р. Нахманом». Нельзя сказать, что это монолитная группа, скорее всего, таких групп несколько, у них нет единого лидера, признанных раввинов. Пожалуй, самая видная фигура там — р. Исраэль‑Ицхак Безансон, его община находится в центре Тель‑Авива, ее еще называют [footnote text=’От названия улицы Шенкин в центре Тель‑Авива, центра светской культуры, с множеством модных магазинов и ресторанов.’]Брацлав‑Шенкин[/footnote]. Он творческий человек, занимается живописью, музыкой, к нему приходят люди искусства, например Шули [footnote text=’Шули Ренд (р. 1962) — известный израильский актер, режиссер, композитор и певец, вернувшийся к религии и ставший брацлавским хасидом. Наибольшей известностью пользуются его фильм «Ушпизин» («Гости») и диск «Точка добра».’]Ренд[/footnote].

Честно говоря, я не встречал традиционного брацлавского хасида, который верил бы в эту записку. В последние годы спор вокруг записки поутих. Известный брацлавский лидер р. Мота Франк заявил: «Я не верю в записку, но не вижу от нее вреда. Не следует устраивать из этого Б‑г весть что, если таким путем люди приходят в Брацлав, к р. Нахману». Но в традиционном Брацлаве по‑прежнему делают все, чтобы отгородиться от этой темы; даже когда говорят, мол, не надо ссориться, все равно прибавят, что «На–Нах» — это не наш путь.

МЯ С учетом всего вышесказанного, можно ли вообще говорить в наши дни о хасидизме Брацлава как о едином движении? Или это нечто более широкое?

ЦМ Можно говорить о хасидах Брацлава и хасидах р. Нахмана. Есть люди, считающие себя хасидами самого р. Нахмана, они не связаны ни с какой группой и существуют сами по себе. А есть хасиды Брацлава, пытающиеся быть частью некоторого общества; но и внутри этой группы нельзя, как мне кажется, говорить об однородности. У р. Шика свой сектор, у р. Шехтера свой, есть группа р. Берлянда, есть Брацлав Меа Шеарим. То есть существует широкий спектр взглядов на учение р. Нахмана, и поскольку нет никого, кто бы решал за всех, можно ожидать, что движение будет расширяться и дальше.

Кого я называю хасидами р. Нахмана? Понятно, что здесь не может идти речь об однородной группе. Есть, скажем, некие люди, которых называют «хавакуки», т. е. «Хабад, Брацлав, рав Кук»; а для кого‑то «к» не «Кук», а «Карлебах». Некоторые называют себя [footnote text=’Севель (ивр.) — страдание.’]«севель»[/footnote] — «сфаради, Брацлав, Любавич». Я недавно был на вечере поэта Биньямина Швили. Он не религиозный человек в общепринятом смысле этого слова, он не покрывает голову. Но когда речь зашла о Брацлаве, он сказал: без р. Нахмана я бы не выжил. Многие посмотрели на него с изумлением. Но он не один такой, даже среди тель‑авивской богемы немало таких «хасидов р. Нахмана».

Отношения с р. Нахманом бывают самые разные. Кто‑то строит по нему повседневную жизнь, другие иногда ездят в Умань, третьи постоянно изучают его книги.

Возрождение

ЙД Наш Ребе обещал: «Мой огонь будет гореть до самого прихода Машиаха!» Р. Михл Дорфман помнил, как Брацлав был ничем. В России пятьдесят лет назад что оставалось? Оставались несколько самоотверженных, приезжавших в Умань на Рош а‑Шана: р. Михл Дорфман, р. Янкель Галант, р. Нафтуле Дубинский, набиралось семь‑восемь человек. Это все, что оставалось от Брацлава в России. Всех остальных убили, а эти, когда стало возможно, перебрались в Землю Израиля. В Польше не оставалось никого. Кто выжил? Те, что осели в Иерусалиме, несколько евреев. Человек шестьдесят во всей Земле Израиля. В Америке было с десяток после Холокоста. Что 20 лет назад было в Америке, в [footnote text=’Район Бруклина (Нью‑Йорк), значительную часть населения которого составляют хасиды.’]Вильямсбурге[/footnote]? Даже 10 лет назад? Синагога в подвале, куда с трудом можно впихнуть человек 25.

Но р. Михл Дорфман каждый йорцайт (день смерти) нашего Ребе говорил: «В Брацлав вскоре в будний день будут приходить тридцать тысяч человек из тридцати стран». Так и стало! Сегодня только в Вильямсбурге пять брацлавских синагог, а по всей Америке их сотни. У одних учеников Моты Франка там два десятка синагог, в которые ходят вполне современные люди. Нынче все ищут укрепления в вере. Р. Нахман сегодня незаменим, он доктор нынешнего поколения!

МЯ. Но чем нынешнее поколение отличается от предыдущих?

ЙД В предыдущих поколениях люди были крепкие. Несмотря на испытания, на Холокост, на «Эцель», «Лехи», коммунизм, люди умели выстоять. Учились, служили Всевышнему. Сегодня же у людей нет сил. Только учение нашего Ребе о том, как укрепиться в вере, может их спасти. Самые высокие материи Ребе открывает не только обычным евреям, а даже павшим на самое дно, всем — мудрецам и невежам, чтобы те могли вернуться к жизни, к Всевышнему.

И еще… Среди хасидов Брацлава были гаоны, великие ученые, но были и неучи, вообще не знавшие святого языка. Был реб Шабтай из Брацлава. Он не знал языка. Однажды, когда его увидели плачущим над «Аават [footnote text=’Благословение перед «Шма Исраэль», часть утренней молитвы.’]олам[/footnote]», то спросили: «Что вы плачете, вы же не понимаете, что здесь написано?» Он говорит: «Я видел, как р. Нахман из Тульчина плачет в этом месте. Если он плачет, значит, в этом месте нужно плакать». У них было сердце, горящее служением Всевышнему. Был реб Нохум Шустер, из учеников р. Аврума Нахманеса. Он был сапожником, учиться не умел. Так он еще в молодости приблизил к учению Ребе величайших гаонов Польши: р. Фроймла, р. Мордхе Соколова — все они пришли за чистотой и простотой реб Нохума Шустера.

ЦВИ МАРК Сегодняшний расцвет брацлавского хасидизма прежде всего обу­словлен величием самого р. Нахмана. Сейчас эпоха нью‑эйджа, духовность и мистика стали частью повседневного дискурса, журналистики, шоу‑бизнеса. Поэтому именно сегодня легче разглядеть мистическую сторону учения р. Нахмана. Кстати сказать, теперь мы привычны к тому, что книги, восхваляющие р. Нахмана, «Хайей Моаран» и другие, можно купить в любом магазине. Но они вышли относительно недавно — через 30–40 лет после смерти р. Натана. То есть до конца XIX века не публиковалась основная книга, повествующая о величии Брацлавского Ребе. Брацлавские тексты, некогда считавшиеся тайными, продолжают выходить и по сей день.

АС Получается, р. Нахмана давно нет, а его новые книги выходят?

ЦМ Да. В последнее время вышло несколько академических изданий его трудов, никогда ранее не публиковавшихся, «нанахники» и р. Шик тоже выпустили несколько таких книг. Когда‑то любой еврей, полагавший, что в р. Нахмане что‑то есть, считался сумасшедшим. Сегодня р. Нахман — это классика. Когда спектакли по его сказкам показывают на Фестивале Израиля религиозные и светские труппы, для Брацлава это просто переворот. Один такой спектакль, под названием «Бетховен — рабби Нах­ман», поставил Йоси Изреэли, лауреат Премии Израиля в области театра, долгое время возглавлявший театр «Габима». Он считает, что р. Нахман не только величайший еврейский писатель, но один из самых значительных писателей в мире.

Из отвергнутой, маргинальной группы Брацлав превратился в сообщество, лидер которого считается важнейшей культурной фигурой, пусть безумным, но великим творцом. И новая уверенность в себе позволяет им сказать: мы скрывали какие‑то вещи, потому что опасались, что, если мы расскажем их, это лишь усилит насмешки и неприятие. Но теперь нам нечего скрывать. Хотя «старые» хасиды все равно говорят: у нас есть традиция не публиковать какие‑то вещи, мы их и не публикуем.

АС Но все же: чем можно объяснить, что к Брацлаву приходят такие разные люди — интеллектуалы, богема, простые люди и даже выходцы из криминальных кругов, с самого дна?

ЦМ Как мне кажется, обаянием личности р. Нахмана и невероятной многосторонностью его учения. Интеллектуалам он предлагает изощренные парадоксы и глубочайшее погружение в тайны каббалы. Людей творческих он учит развивать воображение и иногда отодвигать в сторону разум, обращаясь к иным сторонам человеческой личности. Сказки, мелодии, уединенные медитации он считает не менее действенным видом служения, чем изучение Торы и исполнение заповедей. А простецам р. Нахман рассказывает, что интеллектуальный путь зачастую ведет в никуда. К Б‑гу можно приблизиться и без особых премудростей. Кроме того, он объясняет, что на каждом человеке, простом и высокоученом, хорошем и не очень, лежит отблеск цадика. Каждый еврей — в какой‑то степени цадик, поэтому у него нет и не может быть причин для отчаяния. Многие чувствуют, что учение Брацлава дает им силы в тяжелый час. В Умани многие люди мне говорили: я не знаю, что там р. Нахман обещает в Грядущем мире, но в этом мире он уже вытащил меня из ада.

Перевод с иврита [author]Ариэля Когана[/author]