Когда в 2021 году умерла суперзвезда ладино Флори Ягода, это стало тревожным звоночком для Владимира Мицковича, пишет журналист Religion News Service Дэвид И. Кляйн.

Боснийский музыкант из Мостара, Мицкович понял, что со смертью Ягоды музыка евреев-сефардов оказалась под угрозой исчезновения. «Сефардская музыка и культура, пословицы, литература являются частью нашей общей культуры в Боснии и Герцеговине», — заявил Мицкович.

В 2022 году он выпустил трибьют-альбом под названием Kantikas de mi Nonna («Песни моей бабушки»), назвав Флори «бабушкой» сефардского музыкального мира. Альбом этот стал попыткой воссоздать еврейскую музыкальную традицию западных Балкан, существовавшую до Холокоста.

На Западе еврейская музыка часто ассоциируется с клезмером — народной музыкой евреев Центральной и Восточной Европы, ашкеназов, говоривших на идише. Но в Испании и в южной Европе когда-то процветала совершенно другая музыка — традиция сефардских евреев.

Хотя в Турции и Греции до Холокоста существовали гораздо более крупные сефардские общины, Ягода, родившаяся в Сараево, стала самым известным музыкантом, поющим на языке и в традиции ладино. Ее ханукальная песня Ochо Kandelikas («Восемь маленьких свечей») стала современной классикой и была перепета Pink Martini и Идиной Мензель.

Когда в 1923 году Ягода родилась, ее звали Флори Папо. Сараево входило в государство сербов, хорватов и словенцев и было известно как «европейский Иерусалим» из-за его силуэта, украшенного башнями мечетей, церквей и синагог.

Почти 20% населения составляли евреи, большинство которых были потомками изгнанников из Испании, которых в конце 15 века приняли на Балканах.

Их язык — ладино, или иудео-испанский, представляет собой смесь средневекового испанского, иврита и арамейского, приправленную, среди прочего, турецким, греческим и сербохорватским влиянием.

Музыка была очень важным инструментом в передаче сефардских традиций, по словам Элиезера Папо — еврея, родившегося в Сараево, который сегодня возглавляет программу изучения ладино в израильском Университете Бен-Гуриона. (Папо говорит, что он и Ягода не родственники, или не более родственники, чем любые два человека, происходящие из небольшой еврейской общины Сараево.)

Музыкальная линия боснийских сефардов берет свое начало в певческих традициях средневековых испанских синагог — «караоке того времени», объясняет Папо. Мужчины-евреи собирались перед утренней молитвой, чтобы вместе пропеть стихи тогдашних еврейских поэтов. И это пение в большей степени соответствовало арабским музыкальным стилям того времени, нежели библейским псалмам, используемым в литургии.

Появившись в Сараево после изгнания 1492 года, музыка продолжила развиваться. Пока мужчины пели на религиозные темы, женщины в своем пении обращались к повседневной жизни. Во время авдалы — ритуала, завершающего шабат — мужчины пели традиционные молитвы на иврите, а женщины пели собственные мелодии ладино.

«В большинстве сефардских домов женщины пели по крайней мере раз в неделю», — говорит Папо.

Для боснийских евреек, у которых до 20 века было мало возможностей получить образование, песни оказались важными просветительскими инструментами, передающими историю, культуру и мировоззрение сефардского еврейства.

«В понимании мужчин музыка придавала жизни красоту, а женщинам она сообщала мудрость», — продолжает Папо.

Эти поучительные песни и стихи на ладино назывались «комплас». «Есть комплас о земле Израиля, есть комплас о шабате, о праздниках, о Моше, о Пуриме», — рассказывает Папо.

Одна из самых известных песен на ладино, «Куандо Эль Рей Нимрод», повествующая об истории библейского патриарха Авраама, также представляет собой комплас.

Сефардские певцы и давали, и брали из местных музыкальных традиций. В Боснии это привело к появлению «севды», или «севдалинки», —эмоционального и меланхоличного типа народной музыки, в которой сочетаются османские и славянские влияния с иберийскими и андалузскими мелодиями, привезенными в регион евреями-сефардами. Некоторые в Боснии считают, что севду следует добавить в список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО.

Большинство боснийских евреев были убиты во время Холокоста, а немногие оставшиеся в живых, такие как Флори, которая провела большую часть своей жизни в Соединенных Штатах, эмигрировали вскоре после войны. Югославские войны 1990-х годов привели к новой волне эмиграции той части еврейской общины, что еще оставалась там.

Сегодня в Боснии и Герцеговине живет менее 1000 евреев, и лишь немногие из них занимаются музыкальной деятельностью.

Но Мицкович, при помощи небольшой группы боснийских музыкантов, соединяет подлинное боснийское звучание сефардской музыки с музыкой других регионов Балкан.

«Мы мысленно вернулись в те дни, в довоенную и послевоенную эпоху, и попытались вспомнить, как на самом деле звучала традиционная боснийско-сефардская музыка, — рассказывает он. — Но записей нет, поэтому я нашел кое-что из Салоник, кое-что из Стамбула и так далее…»

Результатом стал альбом, в котором прослеживается история жизни Флори: бегство от Холокоста, который привел ее из Сараево на территорию нынешней Хорватии, а затем и в Италию. В нем также рассказывается история пути боснийских евреев: из Испании, через Грецию и Турцию, в Боснию, а сегодня и по всему миру.

После выпуска альбома Flory Мицкович выпустил еще несколько и теперь исследует произведения другого еврейского композитора начала 20 века — на этот раз из его родного города Мостар — для очередного  трибьют-альбома.

Зорана Гуджа, музыкант и этномузыковед, также исследует сефардскую традицию и ее влияние на боснийскую музыку в целом. Вместе с группой «Зорана» и этнооркестром она выпустила альбом балканских сефардских песен под названием «Сефардика».

Гуджу вдохновила на этот проект забытая история некогда процветавшей еврейской общины Боснии, которая, по ее словам, перекликается с тем опытом геноцида, с которым столкнулись и сербы во время Второй мировой войны.

«Сефардская музыкальная традиция оказала влияние на широкую боснийскую культуру, поскольку ей удалось объединить музыкальные традиции как христианского, так и мусульманского населения в городских районах», — считает Гуджа.

Если об этом забудут, «Босния и Герцеговина потеряет не только жизненно важную еврейскую культуру, которая на протяжении веков формировала городские районы и различные сферы общественной жизни, но и саму еврейскую музыку — важную часть боснийской музыкальной традиции».

Для боснийских евреев, как внутри страны, так и за ее пределами, всплеск интереса к их наследию стал приятной новостью.

«Интересно, что существует много неевреев, которые работают над сохранением этих сефардских музыкальных традиций, — говорит кантор единственной синагоги в Сараево Игорь Коземякин. — Я горжусь тем, что все, кто работает над этим наследием, считают его своим».

Папо, однако, говорит, что не слишком удивлен и связывает межконфессиональный интерес к сохранению еврейской культуры Боснии с югославской разновидностью социализма, которая доминировала на Балканах в течение полувека.

«Нельзя забывать, что мы выросли в условиях 50-летнего югославского социализма, когда нас учили, что все принадлежит всем, — замечает он. — В результате любой боснийский музыкант, который поет боснийско-сефардские песни, относится к ним как к своим собственным, — и так оно и есть, и я рад этому. Так же, как его прекрасные мечети принадлежат мне, прекрасные сефардские песни принадлежат ему».