Размахивая палочкой

Камила Мамадназарбекова 6 февраля 2015
Поделиться

18 декабря в Еврейском музее и центре толерантности показывали фильм «Деген» — в присутствии самого Иона Дегена, которого накануне награждали в [footnote text=’См.: Евгения Гершкович. Будем радоваться // Лехаим. 2015. № 2.’]Кремле[/footnote].

В некоторых людях энергии больше, чем у других. Они живут до ста лет, оправляются от травм, несовместимых с жизнью, и могут врезать апперкотом за оскорбление вышестоящему лицу, аккуратно прислонив костыль к стене. С первых минут на экране от Иона Дегена не оторвать глаз. Это называется фотогения. Обаяние и дар рассказчика делают его похожим на старых больших актеров, с идеальной дикцией, волнующими интонациями и влажными глазами, когда они говорят о войне («мы из подбитых танков выгребали все, что в могилу можно закопать»). Рассказы Дегена физиологичны, он пересыпает их медицинскими терминами, добавляя: «Тогда я еще не знал, как это называется». А военная лексика и жаргон танкистов были частью поп‑культуры, эти слова Деген роняет без пояснений. Человек литературы, он умеет придать законченную и даже слишком афористичную форму рассказу, выстроить контрапункт: «В ноябре 1951 года я оперировал генерала СС, у него был остеосинтез — перелом плеча. В апреле его повесили, но я ухаживал за ним как за родным братом».

Юлия Меламед и Михаил Дегтярь сняли простой и очень внятный порт­рет. Мемуары в нем не звучат нравоучительно, героизм уравновешен литературным стилем, а нежность соседствует с иронией и здоровым врачебным цинизмом. Обильная мимика и жестикуляция Иона Дегена напоминают немое кино. Фильм разрезают титры и хроника. Кадры с бомбежками и трупами перемежаются котиками и девочками из мирной жизни. В кругу семьи свидетель века становится обаятельным, но вздорным стариком — позволяет супруге ласково себя утихомирить и учит внука подтягиваться на турнике. Члены семьи за столом подтрунивают друг над другом, а режиссер зашивает шутки в монтаж. «Кровь у меня дико воняла водкой, — рассказывает Деген о ранении, — с тех пор я решил, что больше ни грамма». И тут же кадр, как он чокается с сыном.

lech274_Страница_57_Изображение_0001Чувствительность к антисемитизму вспыльчивого травматолога, на­учившегося в 16 лет убивать и с трудом преодолевавшего отвращение при виде крови, становится отдельным сюжетом, петляющим через линию фронта в кабинеты советских начальников и в тель‑авивскую толпу. «“Проклятый жид”, — сказал мне фельд­фебель, и я его застрелил». В юности Деген ненавидел немцев («до сих пор, когда вижу немца моего возраста, думаю: а вот с ним я встречался в бою?»), в зрелом возрасте не мог сдержаться при виде абсурдного бытового невежества. Тещу выгнали с работы, посчитав шпионкой. Ее фамилия была Ротенберг, а в газетах как раз писали про дело Розенбергов, которые, правда, шпионили в пользу СССР, но кто в Киеве будет разбираться.

Еще один сюжет — Деген и советский литературный истеблишмент. Симонов обозвал его творчество «киплинговщиной», а Евтушенко убедил, что за это стоит быть благодарным: «За наш случайный сумасшедший бой признают гениальным полководца» — такие строчки в то время лучше было оставить в тени. Но главная драма — Драгунский. Как он мог обличать сионизм и эмигрантов, после того как посоветовал Дегену идти в медицинский, потому что с его пятой графой в армии не сделаешь карьеру: «Я же его так любил!», «Я с ним в бане купался, видел его ранения».

Таким живым герой выглядит не только благодаря выверенной дистанции и точной интонации, но из‑за соседства смешного и ужасного, лирического и фольклорного, первой любви и первых вывороченных кишок. Секрет обаяния фильма еще в том, что советское в нем становится стилем, а не идеологической программой, танкисты — обыкновенными мужчинами, а ветерану, который показывает ордена, можно сказать: «Дедушка, ты мне уже это рассказывал».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Дегуманизация в кино и на трибуне: «Здесь я стою – я не могу иначе»

Оскаровская трибуна – высокая, далеко видная, хорошо слышная, и прежде чем произносить что-то с такой трибуны, хорошо бы взять да и разобраться всерьез с информацией, а не краем уха черпать из местных СМИ. Но Глейзер родился и вырос в Великобритании... Отрицает он еврейство или «оккупацию», для израильтян нет разницы: это различия между антисемитизмом первого и второго рода.

Пятый пункт: Крокус, без вето, Джо Либерман, евроБонд, закат

Как связан теракт в «Крокус Сити Холле» с действиями ХАМАСа? Почему США не наложили вето на антиизраильскую резолюцию в ООН? И сыграет ли еврейский актер в новом фильме о Джеймсе Бонде? Глава департамента общественных связей ФЕОР и главный редактор журнала «Лехаим» Борух Горин представляет обзор событий недели.

Как используется искусственный интеллект для идентификации лиц на фотографиях времен Холокоста

Авраам Суцкевер, один из величайших идишских поэтов 20 века, был опознан на групповой фотографии вместе с другими виленскими интеллектуалами. Во время войны немцы направили Суцкевера в так называемую «Бумажную бригаду» гетто — группу молодых интеллектуалов, которым поручено было собирать оригинальные сочинения известных евреев. Они должны были быть выставлены в музее, посвященном вымершей еврейской расе… Фотография Суцкевера в окружении молодых интеллектуалов Вильны могла быть предана забвению, если бы не N2N.