В мире необычного

Помощь Вольфа Мессинга

Арон Бернштейн 15 сентября 2019
Поделиться

В сентябре исполнилось 120 лет со дня рождения Вольфа Мессинга

 

В один из мартовских дней 1941 года драматургу Иосифу Пруту позвонил конферансье Александр Менделевич:

— Слушай, завтра в ВТО будет выступать наш советский Калиостро — Вольф Мессинг. Там будут наши друзья, мхатовские актеры, режиссеры с «Мосфильма». Вечер будет вести Алексей Алексеевич Игнатьев. Ты придешь?

— Возможно, — неопределенно ответил Прут.

Привлекало то, что он увидит там бывшего военного атташе во Франции графа Игнатьева, с которым познакомился еще летом 1918 года в Париже. Тогда граф помог ему, восемнадцатилетнему, поступить в русский экспедиционный корпус.

Раздался второй телефонный звонок, в трубке звучал хорошо знакомый голос Н. Смирнова‑Сокольского:

— Ты видел афишу в ВТО? Завтра там выступает Вольф Мессинг. Это уникальный, а кое для кого и опасный человек. Известно, что мальчиком он был живым экспонатом в Берлинском паноптикуме, а в оккупированной нацистами Польше не только вырвался из рук своих тюремщиков, но и запер их в своей камере. За его голову немецкие власти назначили награду в 200000 марок. Об этом он вряд ли будет рассказывать, но точно определит, что находится в твоих карманах.

— Хорошо, приду, — согласился Прут. — Хочу повидать Игнатьева.

О Вольфе Мессинге он знал лишь то, что ему сорок два года, что это кудесник‑психолог родом из небольшого еврейского местечка близ Варшавы, а гражданином СССР стал недавно, года полтора назад.

Прут относился к Мессингу с некоторым недоверием, но все же хотел понять, в чем сила и уникальность его психологических опытов, которые он демонстрировал уже во многих странах, получив в прессе, по крайней мере польской, неофициальный титул «профессор Владислав Мессинг».

В 1937 году Мессинг публично предсказал гибель Адольфа Гитлера, если фашистский диктатор отправится устанавливать «новый порядок» на восток. Преследуемый фашистскими властями, он бежал из тюрьмы и добрался до Бреста. Через несколько месяцев его прямо с концерта в Гомеле доставили в кабинет Сталина, который долго с ним беседовал о положении в Польше, о его встречах с Пилсудским и т.д. В конце беседы вождь всех народов заключил:

— Ох, и хитрец вы, Мессинг…

Вскоре по заданию вождя была устроена своеобразная проверка уникальных возможностей Мессинга: под контролем НКВД он получил в Госбанке сто тысяч рублей по чистому листу бумаги. Были и другие поручения…

Прут явился в ВТО за полчаса до начала представления. У входа в зрительный зал состоялась его встреча с А. А. Игнатьевым. Они сердечно поздоровались, и Прут сказал бывшему дипломату:

— Алексей Алексеевич! Когда придет наш «ясновидящий», скажите ему, что я не верю в его способности читать чужие мысли. Может быть, это его подзадорит и он захочет поэкспериментировать на мне. Уверен, у него ничего не выйдет.

Игнатьев улыбнулся:

— Ваши слова непременно передам, но думаю, вы не правы: Мессинг не бродячий факир, а серьезный психолог‑исследователь.

Вечер начался, как было назначено, в шесть часов. После небольшого вступительного слова одного из членов правления ВТО на сцену вышел невысокий, худощавый человек с характерной еврейской внешностью, бледным лицом и высоким лбом. Он провел рукой по густым черным, слегка вьющимся волосам и заговорил по‑русски с очень сильным польско‑немецким акцентом:

— Надеюсь, что многие из вас не откажутся поработать со мной на этой сцене, хотя в зале есть люди, которые не верят в способность мозга передавать и принимать мысли, отвергают телепатию как науку. Так, кажется, думает драматург Иосиф Леонидович Прут… Если он поднимется ко мне на сцену, я попытаюсь его переубедить.

Прут без колебаний принял вызов на «поединок». Сидевший рядом с ним актер шепотом посоветовал: «Смотрите, не слишком откровенничайте, время сейчас неподходящее, а у вас такой острый язык!»

На сцене Мессинг окинул Прута острым изучающим взглядом своих серых глаз, затем тихо потребовал:

— Напишите то, что задумаете, и передайте текст председательствующему, а я постараюсь узнать ваши мысли или желания, изложенные в записке. После этого он демонстративно повернулся в сторону, сохраняя строгий, несколько суровый вид.

Прут быстро написал несколько фраз на листке из блокнота, передал бумажку Игнатьеву, тот показал ее членам жюри и спрятал в ящик стола. Затем Мессинг неторопливо подошел к драматургу, взял его за руку и, глядя прямо в глаза своего «объекта», несколько раз повторил:

Думайте, думайте о том, что написали… не отводите взгляда.

Зал притих в напряженном ожидании. На лице же Мессинга появилось удивленное выражение, и он громко одновременно обратился к Пруту и публике:

— Да… да… я уже все знаю. Только стараюсь понять, почему вам это нужно.

Он взял Прута под руку и прошел с ним в третий ряд партера, к месту, где сидел Борис Ливанов. Телепат попросил слегка взволнованного известного артиста достать бумажник и дать ему тридцать рублей. Получив три червонца, он вернулся со своим спутником на сцену и там вручил ему деньги.

— А теперь, — обратился он к Игнатьеву, — огласите, пожалуйста, содержание записки.

Председательствующий на глазах у жюри и публики извлек из стола записку и прочел: «Я прошу вас спуститься в партер и взять у сидящего в третьем ряду Бориса Ливанова тридцать рублей».

Зал восторженно аплодировал, с мест кричали: «Браво, Мессинг!» Когда аплодисменты утихли, Мессинг обратился к Пруту:

— Думаю, я хоть немного убедил вас в больших возможностях экстрасенсорной психологии. А теперь отдайте мне деньги, я хочу вернуть их товарищу Ливанову.

— Нет, — ответил драматург, — деньги не отдам, только благодаря вашей помощи мне удалось получить свой долг.

В зале раздался смех. Смеялся и Ливанов. Потом на сцене появились новые объекты телепатии, представление продолжалось.

На этом вечере царило безмятежное настроение, и 22 июня 1941 года, наступившее через три месяца, было для многих полной неожиданностью. Но только не для Вольфа Мессинга, уже давно вступившего в борьбу с нацизмом.

На своих многочисленных выступлениях в годы Великой Отечественной войны он не раз повторял то, что говорил еще публике в Варшаве и сказал самому Сталину: фашизм будет разгромлен в 1945 году, а Гитлер кончит самоубийством. Позже, отвечая на вопрос вождя, сомневавшегося в гибели фюрера, он уверенно сказал:

— Гитлер мертв!

Мессинг предсказал нашу победу в Сталинградской битве и других операциях. Его помощь фронту была и практической, конкретной. На свои сбережения он приобрел два боевых самолета и передал их советским летчикам. Все родные и близкие великого прорицателя погибли в Майданеке и под развалинами варшавского гетто. Сам Вольф Григорьевич умер в 1974 году.

(Опубликовано в № 37, май 1995)

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Театр ужасов: Арест. Тюрьма. Лагерь

У молодого эстонца из нашего барака оказалась логарифмическая линейка, он мне ее подарил. Я до сих пор ее храню. Можно было подсчитывать масштабы с чертежей инструкций. Работал каждый день, как бешеный. Мне казалось, и я был прав, что это единственный способ сохранить свой интеллект, а может быть, и заинтересовать Москву своим существованием. За два года мне удалось разработать два полноценных эскизно‑технических проекта автомобильного и тракторного поездов с активными прицепами, составить объяснительные записки к ним, с расчетами и графиками.

Человек блестящего таланта и трагической судьбы

Уже в конце 20‑х годов, увлекшись джазом, он вынашивает мысль о постановке музыкальной кинокомедии, в которой можно было бы использовать и трюки любимых им американских комических лент, и транспарантную съемку, позволяющую создать интересные комбинированные совмещения, эффекты. В снятых им с Г. Александровым «Веселых ребятах», «Цирке», «Волге‑Волге» своеобразно сочетаются музыкальное ревю с музыкальной эксцентрикой и сатирической комедией.

Загубленные таланты

Рассматривая кино как «средство массовой агитации и пропаганды», Сталин стремился избавить кинематограф от непокорных, слишком самостоятельных художников. На киностудиях страны царили атмосфера страха перед репрессиями, шпиономания, а доносы, чаще всего лживые, считались проявлением «пролетарской бдительности». Репрессиям подвергались, как правило, кинематографисты, учившиеся или работавшие за границей, эмигранты, носители «сомнительных» фамилий, талантливые художники, которые не вписывались в идеологические рамки, установленные партией для творческой деятельности в кино. Среди них было большое число евреев.