Радоваться гибели человека неприлично — это противоречит гуманистическим принципам. Но бывают обстоятельства, а особенно люди, жизнь которых является настолько очевидным попранием справедливости и гуманизма, что насильственное ее прекращение вызывает чувство глубокого удовлетворения даже у отъявленных пацифистов. Только эмоциональная черствость и крайняя идеологическая зашоренность или отождествление себя с убиенным и ответная ненависть могут вызвать противоположную реакцию.

Праведник джихада

В ночь на 20 декабря два самолета, как предполагается израильских, выпустили две ракеты по одному из домов в пригороде Дамаска, в результате чего погибло девять боевиков и командиров «Хизбаллы», в числе которых оказался координатор «движения сопротивления» на Голанских высотах Самир Кунтар. Сообщение об этом, переданное в утренних новостях, сделало большинству израильтян день. Никого не оставило равнодушным. И не только в Израиле.

В самое сердце поразило это известие видного российского исламофила и борца с сионизмом Максима Шевченко. «Убийство израильскими нацистами Самира Кунтара в христианском районе Дамаска — ливанского друза, коммуниста, благородного человека — гнусность, уже пережеванная российскими верноподданническими и оппозиционными СМИ как убийство террориста…» — возмущался он на своей странице в Фейсбуке. И присовокупил столь же страстную статью своей жены Надежды Кеворковой — еще более ревностной защитницы угнетенных палестинцев от израильского геноцида, — в которой она сообщала подробности о «легендарном герое палестинского сопротивления». Факты, приведенные этой обозревательницей RT, так же выверены и точны, как написанное ею слово «Израиль» — исключительно с маленькой буквы.

Ее изложение ключевого события в биографии Кунтара — акт профессионального самопожертвования и яркий пример того, как ради противоречащей правде версии можно пренебречь всем, включая нормы стилистики, поступок для журналиста немыслимый: «Ему было 17 лет, когда он вместе с тремя палестинцами из НФОП совершил нападение на израильских оккупационных чинов,  ​они убили 4», — пишет она, и в том, что цифра стоит вместо слова, тоже есть умысел. На самом же деле — без стилистических ухищрений — все было так. 22 апреля 1979 года Самир Кунтар с тремя другими террористами пробрался на резиновой лодке в приморский израильский город Нагарию.

Живописуемое Кеворковой «нападение на израильских оккупационных чинов» заключалось в том, что боевики пробрались к многоквартирному жилому дому в 150 метрах от берега, чтобы взять здесь заложников. Кто‑то из жильцов заметил их, принял за грабителей и вызвал полицию. Явился наряд из двух безоружных полицейских. Один из них сразу был убит автоматной очередью. Террористы ворвались в дом, разделились и стали пытаться проникнуть в какую‑нибудь из квартир.

Первому не повезло. Он позвонил и на вопрос: «Кто там?» — ответил по‑английски: «Friend». Лучше бы он вы­учил это слово на иврите. Хозяин, новый репатриант из США, распознал акцент, и террорист тут же получил пулю через дверной глазок. А везунчик Кунтар наткнулся в коридоре на Дани Харана с четырехлетней дочерью Эйнат. Их он и захватил в заложники.

Жена Дани Смадар с двухлетней Яэль спряталась на антресолях. Она зажала малышке рот, чтобы та не выдала их убежища плачем, и девочка задохнулась. А Кунтар под прикрытием товарищей погнал заложников к морю. Террористов уже преследовали. Они отстреливались. Убили еще одного полицейского. Было уже не до заложников. Кунтар пристрелил Дани Харана на глазах у четырехлетней дочери. А затем размозжил голову прикладом и ей самой. Несколькими ударами, как молотом. Наковальней служил торчащий из воды валун.

Вот такой невинно убиенный. «Благородный человек», как его характеризует гневно скорбящий Шевченко. «Легендарный герой», как убеждена его жена — журналистка с собственными представлениями о стилистике. «Пример для подражания всей арабской молодежи», как сказал о нем тогда лидер «Хизбаллы» шейх Хасан Насралла и: «Шахид, за смерть которого сионисты заплатят большую цену», — уже сейчас.

За ценой не постоим…

Действительно став примером для подражания арабской молодежи, Самир Кунтар отнюдь не стремился стать шахидом. Когда группе захвата удалось настичь террористов и один из них был убит, Кунтар и оставшийся в живых его товарищ благополучно сдались.

Было следствие и суд, длившийся три месяца. На нем бесстрашный герой выгораживал себя, как только мог, говорил, что вообще не знает, как погибла девочка: был ранен, без сознания, амнезия. Но на фото задержания видно, что был он вполне в себе — стоял на ногах и сам передвигался. Кунтара приговорили к четырем пожизненным — по числу жертв — плюс 47 годам.

В тюрьме он времени даром не терял. Женился на израильской арабке с воли. Получил первую академическую степень в израильском заочном университете. Дипломную работу писал о противоречиях между нормами демократии и вопросами безопасности в Израиле (ему ли их было не знать). Продолжил учебу на степень магистра, но тут как‑то не заладилось, усидчивости, что ли, не хватило? Кунтар не отсидел и 30 лет.

Во всех переговорах по обмену пленными, живыми и мертвыми, что с палестинцами, что с ливанцами, его имя стояло одним из первых, однако израильтяне и слышать не хотели об освобождении этого упыря. Насралла клялся, что вызволит героя любой ценой. И в конце концов сдержал слово.

За ценой и впрямь не постоял, она оказалась небывало щедрой — 2‑я Ливанская война. «Хизбалла» потеряла в ней 20% личного состава только убитыми, погибло более тысячи граждан Ливана, в руины был превращен Западный Бейрут, разрушены несколько десятков деревень в Южном Ливане, все мосты на важнейших дорогах и на крупнейших реках, туристический бизнес, приносивший до 15% ВВП страны, прекратил существование.

Но если считать цену обменной сделки нетто, без войны, то Насралла получил Кунтара, можно сказать, даром: за него и еще четырех безвестных головорезов отдал лишь тела израильских резервистов, сержантов Эхуда Гольдвассера и Эльдада Регева, из‑за захвата которых и началась эта война.

Насралла и раньше кричал о своей победе над Израилем, однако нечего было предъявить, кроме того, что сам уцелел, прячась с начала войны в иранском посольстве, а затем в собственном секретном бункере, откуда носа не кажет до сих пор. Кунтар же стал серьезной предъявой — «пацан сказал, пацан сделал».

Освобожденного узника принимали на родине, как Гагарина после полета. В бейрутском аэропорту, некогда перепаханном израильскими ракетами, но уже восстановленном за два послевоенных года, перед ним расстелили красную ковровую дорожку. Он сошел на нее, раздобревший за время отсидки, в новенькой форме офицера «Хизбаллы» с золотым аксельбантом во все плечо. Встречали его президент и премьер‑министр Ливана, высшее командование «Хизбаллы». На митинг в честь долгожданного возвращения героя собрался миллион ливанцев — четверть населения страны. Даже сам шейх Хасан Насралла впервые появился живьем на публике — на несколько минут, чтобы не успели долететь самолеты разгромленного на голову врага, — и тут же юркнул обратно в бункер, его постоянное пристанище вот уже десятый год по праву победителя. В родной деревне Кунтара прославленному земляку соорудили триумфальную арку. Она, правда, вскоре после церемонии рухнула — гулять не строить, но каков размах!

Весь Ливан ликовал несколько дней. Это праздновали люди, которые пожертвовали своими домами, жизнями своих родных и близких, мирным будущим страны за счастье видеть в своих рядах жестокого детоубийцу.

Это не все, что надо о них знать, но то, что о них знать надо.

Детоубийцы как бренд

В случае с Кунтаром еще можно найти сомнительные основания для лукавого неведения и поверить, допустим, байкам на экспорт, которые и повторяют Шевченко с Кеворковой (они всегда, как ретрансляторы, повторяют постулаты палестинской пропаганды), — о том, что не он убивал безоружного заложника, его дочку и был причиной гибели другой малышки (ага, израильтянам надо было именно на 17‑летнего друза навесить напраслину про арабских террористов — ничего более подходящего у них не нашлось за 30 лет).

Но другие детоубийцы, ставшие героями арабского общества, не оставляют и таких сомнений по поводу совершенного ими. Вот лишь несколько примеров из относительно недавнего времени.

В апреле 2011 года ракетой российского ПТРК «Корнет», пущенной с территории сектора Газа, был подорван школьный автобус, двигавшийся по израильскому шоссе в двух километрах от границы. Школьный автобус не спутаешь ни с чем: ​он выкрашен в яркий желтый цвет, и прекрасная оптика «Корнета» позволяет это разглядеть. Время было выбрано определенное: после окончания уроков. Лишь по чистой случайности автобус оказался не полон: водитель высадил детей за 15 минут до взрыва, в салоне оставался только 16‑летний школьник Даниэль Вифлих, приехавший навестить бабушку в кибуце. Он и погиб.

Чуть раньше, в марте 2011 года, два двоюродных брата из арабской деревни Аварта в Самарии, 17‑летний Хаким и 18‑летний Амджад Ауады, проникли ночью в дом семьи Фогель в еврейском поселении Итамар. Зарезали спящих детей — 11‑летнего Йоава и четырехлетнюю Эльад. Убили родителей. Вышли. Подумали. Вернулись и зарезали еще трехмесячную Адас в колыбели.

Утром Хаким пошел в школу, а Амджад — в университет (кстати, израильский). Когда стало известно о резне в Итамаре, в секторе Газа начались народные гуляния с танцами на улицах, «ХАМАС» (тамошняя власть) организовал раздачу сладостей. Через несколько дней братьев взяли. Они во всем признались. Но не раскаялись. Сказали, что гордятся своим поступком. Пожалели, что в спешке не нашли в доме еще двоих детей семьи Фогель, зарезали бы и их. 

Официальное палестинское телевидение — то есть не хамасовское в Газе, а легитимной власти, которую спонсирует весь мир и которой достанется будущее государство, если оно будет, — посвятило убийцам специальный выпуск программы типа «От всей души», их называли «героями», «легендами», читали посвященные им стихи. Родственники рассказывали, как все любят этих замечательных юношей, как благодаря им прославилась вся деревня, стал уважаемым род.

Похищение и убийство трех израильских подростков в июне 2014 года (что привело к операции в Газе, унесшей две с лишним тысячи жизней) палестинцы праздновали как великую победу, а арабский депутат кнессета Ханин Зоаби заявила, что случившееся нельзя считать терактом — это легитимное сопротивление оккупации.

1 октября 2015 года — убийство супругов Хенкиных. Террористы в упор расстреляли отца и мать на глазах у их четверых детей, старшему девять лет, младшему четыре месяца. Убили бы и их, но в горячке один боевик ранил другого, запаниковали и сбежали. Палестинская улица оценила этот теракт как долгожданный успех, как подвиг. Израильские специалисты по безопасности считают, что именно он вдохновил арабскую молодежь на «интифаду ножей», длящуюся уже четвертый месяц.

Герои формируют народ

Это какое‑то перевернутое зеркало. То, что должно вызывать омерзение, приводит в восхищение и восторг.

Израильское общество было шокировано двумя случаями убийства арабских детей евреями. Раньше такого не было, а в последние два года произошло: зверская расправа великовозрастного психа и малолетнего отморозка над подростком из Восточного Иерусалима Мухамедом Абу‑Хадиром и поджог дома семьи в арабской деревне Кфар‑Дума, который, очевидно, на совести молодых еврейских экстремистов.

Это воспринимается как национальный позор, как зверские преступления. И потому в устроенных евреями терактах погибло за всю историю два арабских ребенка, а еврейских детей, погибших в терактах за последние 15 лет, около двухсот, и их убийцы в ореоле славы.

Отморозки, нелюди, зверье есть в любом обществе, в любом народе, среди приверженцев любой религии, представителей любой культуры. Не их наличие и даже не их количество делают это общество больным, народ презренным, религию вредной, культуру античеловечной. А отношение к ним. Являются ли носители этих качеств, люди, совершающие эти поступки, отщепенцами, стыдятся ли их, чураются ли, оберегают ли от их влияния детей. Или наоборот.

Современная арабская, или — воспользуюсь более политкорректным выражением — исламистская, культура с подачи ее идеологов и вождей делает из них героев, образец. Это не проходит даром.

Экстремистов, приверженцев насилия и апологетов ненависти в любом обществе, надо полагать (по крайней мере, из политкорректности), меньшинство. Идеологам воинствующего ислама удалось превратить это меньшинство в пример для подражания, магнит и ориентир. Это неизбежно сказывается на характере всего общества, определяет его мейнстрим. И в конечном счете — судьбу.

Дело давно уже не в евреях, не в арабо‑еврейском противостоянии, а в самих арабах, мусульманах. Пока у них такие вожди и, главное, такие герои, их «ума», которой они так дорожат и гордятся, обречена на прозябание и само­уничтожение.

Это уже не догадки, не прогнозы, а очевидность текущего момента. Всеобщий раздрай и хаос арабского Востока — прямое следствие перевернутых приоритетов. Невиданная популярность в мусульманском обществе «Исламского государства» (организация, запрещенная на территории РФ. — Ред.) — главного дестабилизирующего фактора современного, прежде всего арабского, мира — вызвана не военной силой ИГ (на самом деле призрачной), не его богатством (не с шейхами им меряться), а роликами с изуверскими казнями пленных. Ничем больше оно не поражает воображение.

В цивилизованном мире издевательство над слабыми, глумление над беззащитными если и распространено, то все равно постыдно. Здесь это доблесть. И в отравленном героизацией нелюдей обществе она становится привлекательной, соблазнительным манком — каждый униженный жизнью лузер хочет стать таким же изувером. Идеологи ИГ знают свою аудиторию, они сами из нее. Потому и попадание такое точное.

Израильтяне, столкнувшиеся с этим феноменом раньше всех, первыми выработали противоядие опасной отраве. В соответствии с танахическим постулатом: «Того, кто пришел тебя убить, убей сам». Наученные жизнью во враждебном окружении, они твердо следуют принципу: убийца евреев, детоубийца — в первую очередь — не должен остаться безнаказанным. Иначе у него будет соблазн продолжать убивать, а у других — стимул последовать его примеру. Такую жестокую форму принимает справедливость.

Справедливость жестокости

Израильские спецслужбы зарекомендовали себя мастерами точечных возмездий. Считается, что первая крупномасштабная операция «Гнев Б‑жий» была проведена после убийства израильских спортсменов на Олимпиаде 1972 года в Мюнхене. Только в прошлом году были обнародованы свидетельства того, что до убийства членов израильской сборной жестоко пытали. Просто так, не для добычи сведений, из любви к искусству.

Голда Меир знала это уже тогда. Она отдала приказ уничтожить всех, причастных к теракту, где бы они ни находились и сколько бы времени это ни заняло. Их преследовали по всему миру, уничтожали одного за другим, последнего достали в Париже в 1992 году, через 20 лет.

Но практика неизбежности возмездия началась гораздо раньше, еще до образования государства и создания «Моссада». Только недавно на израильском телевидении поделились своими воспоминаниями бойцы «Хаганы», подпольной еврейской армии, которые участвовали в операции по предотвращению изнасилований арабами еврейских женщин и девочек.

Решено было насильников кастрировать. Приказ отдавал Бен‑Гурион. Крепкие старики, ничуть не смущаясь, рассказывали в камеру, сидя в кибуцной столовой, как привели им врача, он объяснил технологию: оттянуть мошонку, крепко перевязать бечевкой, чик — и готово, никакого кровотечения. Описали, как произвели первую акцию, затащив насильника в тарный сарай в апельсиновой роще в Петах‑Тикве, там, где сейчас центральная автостанция. Все сделали, как доктор прописал, — и оставили. Любитель еврейского сладкого сам дополз до шоссе, его подобрала «скорая помощь» англичан. Не сразу заметили бечевку.

Эти откровения произвели сенсацию, репортаж разошелся по интернету. Но какая это сенсация? Ариэль Шарон во время интервью моему коллеге Марку Зайчику у себя на ферме показал банку, стоящую у него на кухонной полке. Араб изнасиловал сестру одного из бойцов «отряда 101». Через некоторое время его товарищам по банде прислали банку с яйцами насильника. На память — в живых ублюдка не оставили.

Мужикам из Кельна, озабоченным судьбой своих женщин в связи с наплывом арабских иммигрантов, следовало бы съездить на инструктаж в израильский кибуц, деды научат, если не побрезгуют помогать немцам.

Лишние годы

Так что у вынужденно освобожденного из тюрьмы детоубийцы Самира Кунтара было очень мало шансов умереть в своей постели.

Он как‑то об этом не подумал, дезориентированный торжеством по случаю счастливого возвращения. На следующий день после праздника публично пообещал бороться с сионистским врагом до полного освобождения Ближнего Востока от Израиля и поклялся на могиле другого героя «арабского сопротивления», Имада Мугнии, стать таким же шахидом, как и он. 

Имад Мугния был главным оперативником «Хизбаллы», самым способным террористом организации, которую в России не считают террористической. Среди его славных дел — взрывы американского консульства в Бейруте, казармы морской пехоты США, где погиб 241 морпех и 53 французских миротворца, захват четырех российских граждан (одного из них — дипломата Аркадия Каткова — расстрелял собственноручно), самый крупный антиизраильский теракт, проведенный совместно с иранскими спецслужбами, — взрыв еврейского центра в Буэнос‑Айресе в 1992 году, где погибло 86 человек. Среди прочего он спланировал и захват израильских солдат, из‑за чего началась 2‑я Ливанская война.

В феврале 2008 года, после банкета по случаю 29‑летия исламской революции в иранском посольстве, он взорвался в своем джипе в центральном районе Дамаска, нашпигованном агентами безопасности, как арбуз семечками, и стал шахидом.

А Самир Кунтар, знаток Израиля и преданный его враг, был назначен командиром подразделений «Хизбаллы» на его границе — на Голанских высотах. Судя по всему, стратегом он был не очень. Никаких видимых результатов не добился — разве что время от времени при невыясненных обстоятельствах гибли один за другим высокопоставленные иранские военные, приезжающие для рекогносцировки на его участок фронта. Ему в помощь прислали сына прославленного шахида — Джихада Мугнию. И надо же: в январе прошлого года там же погиб и Джихад, накрыла, как говорят, ракета с израильского вертолета.

А в декабре похожая участь постигла и самого Кунтара, но уже под Дамаском. От судьбы не уйдешь, сколько бы ни удавалось блуждать. Он и так прожил лишних 36 лет.