Раввин Гедалья‑Аарон Рабинович — глава небольшой иерусалимской ешивы, потомок старинного рода хасидских наставников, носящий титул ребе из [footnote text=’Монастырище — местечко в Подолии, ныне город районного значения в Черкасской области Украины.’]Монастырища[/footnote]. Его глубочайшие познания в Торе сочетаются с европейской образованностью и удивительной широтой взглядов. В 1989–1990 годах р. Рабинович возглавлял первую в послевоенном СССР официально признанную независимую ешиву, о создании которой не где‑нибудь, а в самой Москве р. Адин Штейнзальц еще на заре перестройки смог договориться с советскими властями. Все, кому посчастливилось учиться у адмора из Монастырища в те годы, до сих пор несут на себе отпечаток этой удивительной личности, многие и сегодня поддерживают с ним постоянную связь. Несмотря на занятость и слабое здоровье, адмор согласился побеседовать о прошлом и настоящем хасидского движения, и его объяснения проливают свет на многое из того, о чем рассказывали ранее жители иерусалимского района [footnote text=’См. публикации в рубрике «Меа Шеарим»‘]Меа Шеарим[/footnote].

 

Менахем Яглом Вы продолжаете династию хасидских ребе, адморов. Кто был родоначальником вашей семьи?

Гедалья‑Аарон Рабинович Р. Гедалья из [footnote text=’Р. Гедалья из Линца (ум. 1803) — хасидский наставник второго поколения.’]Линца[/footnote]. Он занимал раввинские должности сначала в Острополе, затем в Мариуполе, позже стал главой раввинского суда и одновременно адмором в местечке Линец. Ребе Гедалья из Линца прожил довольно долгую жизнь. Его отец был даяном в Полонном. Бешт, когда приезжал туда, останавливался в их семье. Сам р. Гедалья трижды посещал Бааль‑Шем‑Това, но учился не у него, а у р. Яакова‑Йосефа из Полонного, одного из первых учеников основателя хасидизма. Мой предок считал, что не поднялся на должную ступень, чтобы быть учеником Бешта. «Разве может мальчик, которого только что привели в хедер, сразу идти на урок Талмуда?» — так он говорил.

Р. Гедалья написал книгу «Тсуот хен» («Провозглашение приятного») — не самую известную, но все же классическую книгу раннего хасидизма. Там приводится немало поучений Бешта, не вошедших в другие хасидские труды, поэтому «Тсуот хен» многие изучают и [footnote text=’Выдержки из этой книги приводятся в издании: Ранний хасидизм. Учение Бааль‑Шем‑Това согласно трудам его учеников. М., Книжники. 2014.’]сегодня[/footnote].

Если говорить о позднейших временах, то первым получил имя «ребе из Монастырища» мой прадед, правнук первого адмора из [footnote text=’Р. Йеошуа‑Гешель Рабинович (1860–1938).’]Линца[/footnote]. Но он со всей семьей переехал оттуда в Умань. Моему [footnote text=’Р. Ицхак‑Йоэль Рабинович (1909–1987).’]отцу[/footnote] было тогда два года. Они прибыли в Умань в 1911 или 1912 году. В 1917 году случилась революция, в 1918‑м закончилась война, а в 1919‑м были погромы. Говорят, что белые преследовали евреев, потому что подозревали их в пособничестве красным. Я думаю, евреи натерпелись от всех. В те годы на Украине погибло порядка 100 тыс. евреев. Это не так много по сравнению с Холокостом, но цифры того же порядка, что и в эпоху преследований Хмельницкого. Мой дед по отцу погиб во время погрома в Умани, бабушка была ранена, но выжила. Это случилось 3 ава. А примерно год спустя, в Йом Кипур, она умерла от эпидемии тифа. Так мой отец остался без родителей, рос с бабкой и дедом. В 1923 году они покинули Украину, а в 1924 году прибыли в Америку. Там мой прадед стал важным адмором.

Анна Соловей И продолжал называться «ребе из Монастырища»?

Г‑А Р Ну да, все ребе зовутся по местечку, откуда происходит династия. Когда мой прадед покидал Монастырище, местные евреи очень этого не хотели. Но он должен был уехать: там построили завод, и у него начались проблемы с легкими. В Умани все эти хвори прошли. В Монастырище плакали, не хотели его отпускать. И прадед пообещал им, что всегда будет именоваться «ребе из Монастырища».

АС Сколько тогда у него было хасидов?

Г‑А Р Возможно, несколько тысяч. Надо понимать, как это было устроено на Украине: хасиды были разбросаны по разным местечкам. Ребе сами посещали евреев чаще, чем те приезжали к ним. Эта традиция идет еще от Бааль‑Шем‑Това…

АС Сохранилась ли она сейчас?

Г‑А Р Не осталось не только этой традиции, но и самого украинского хасидизма. Есть потомки чернобыльских и других дворов, считающие, что они наследники давней традиции, но украинского хасидизма больше нет. Он кончился вскоре после революции, тогда почти все надломилось. Я не вижу этого в наши дни, притом что считаю себя наследником украинских цадиков. Что‑то осталось тут, что‑то там… Хасиды переселились в другие места, с другой культурой — а хасидизм всегда взаимодействовал с окружающей культурой. Кроме того, украинские дворы подверглись влиянию галицийского, венгерского, да и других течений. Может быть, сохранились какие‑то обычаи. Но многое из того, что было принято у моего деда, я делаю иначе; и он отличался от своего деда. Мы же не слепые подражатели.

АС Если ваш отец был хасидским ребе, вы ведь тоже должны им быть?

Г‑А Р Есть у меня этот титул, ну и ладно. Кто‑то так меня и называет. Я лично не занимаю много места, сижу в своем уголке, у меня нет двора, нет хасидов, которые следовали бы моей традиции. Сейчас у меня есть синагога, ешива, есть ученики, и все.

МЯ А ваш сын?

Г‑А Р Он считает себя, скорее, раввином общины, хотя, может, и есть люди, относящиеся к нему как к ребе.

Мой прадед не хотел уезжать в Америку, но коммунисты, захватив власть, стали преследовать раввинов, запретили обучать Торе. Отец рассказывал, что меламед мог приходить к детям лишь тайком… Вам‑то я не должен рассказывать об этом, вы и так знаете. В Гайсине прадеда, дядю и моего двоюродного брата арестовали, и тогда прадед понял, что выхода нет, надо бежать. Он был бы рад поселиться в Земле Израиля, но тогда это было практически невозможно. С переселением в Америку тоже все получилось не так просто. Но его хасиды оттуда помогли с деньгами и бумагами. Прадед и в Америке ездил по своим хасидам — в Чикаго, Буффало, Торонто, Монреаль… Он умер в 1937 году, и мой отец, бывший тогда еще молодым человеком, занял его место, стал ребе. Он жил в Нью‑Йорке, в Бруклине.

АС Почему вы не остались в Америке? Я так понимаю, там ваша семья, сыновья…

Г‑А Р Потому что хотел жить здесь. Это Земля Израиля. Разве нужно объяснять? Какой еврей не желает этого? Было непросто, но это была моя мечта, и жена моя очень стремилась сюда, не говоря уж о том, что она из иерусалимской семьи, хотя родилась в Америке — ее семья покинула Палестину в 1930‑х годах. Но они всегда мечтали вернуться сюда, как и я. Да и моя дочь приехала в Израиль за год до меня. Один из моих сыновей, раввин, не может оставить свою общину, другому, адвокату, здесь тяжело с работой, если бы мог, он бы тоже приехал; приедет когда‑нибудь… Я думаю, все евреи постепенно переберутся сюда. Дай Б‑г, чтобы Машиах пришел до того…

МЯ Что такое хасидизм? И можем ли мы говорить про один общий хасидский путь или их множество?

Г‑А Р Это длинный разговор. Я постараюсь остановиться на нескольких моментах, в том виде, как я их воспринял и как сам их понимаю. Ясно, что хасидизм начинается с Бааль‑Шем‑Това. В последнее время появляется немало новых исследований о нем. Похоже, что это была совершенно необычайная личность. У него появилось множество учеников, и они тоже были выдающимися личностями. Каждый пошел по своему пути, развивая то, что получил от учителя; потом так поступали и их ученики. Пути ветвятся, множатся. Вот очень подходящая история. Я прочел ее в одной нашей газете, вырезал и сохранил.

 

Рассказывают, что эту историю ребе из Слонима слышал от одного известного иерусалимского цадика, р. Мотеле из Слонима. А р. Мотеле слыхал ее в молодости, когда жил в Цфате, от тех стариков, которые застали в живых ружинского ребе. Так вот: однажды хасиды цадика из Ружина устроили в бейт мидраше трапезу проводов субботы. Пришел туда и ребе. Встал в дверях и говорит им: «Помните: Бааль‑Шем‑Тов не был Б‑гом, а мой дед, [footnote text=’Р. Дов‑Бер, Великий Магид («проповедник») из Межерича (1704–1773) — приближенный ученик и наследник Бешта.’]Магид[/footnote], не был извозчиком». Удивились хасиды: разве кто‑то не знает об этом, чтобы стоило напоминать? Но продолжал ребе: «Тем не менее однажды талес Бааль‑Шем‑Това выпал у него из‑за пояса, и Магид, увидев это, подошел и подоткнул талес обратно ему за пояс, но от этого на него напал такой ужас, что он пребывал на грани жизни и смерти. Пришлось даже вывести Бааль‑Шем‑Това из состояния единения со Всевышним, чтобы Магид мог успокоиться!» И повторил тут ружинский цадик: «Бааль‑Шем‑Тов не был Б‑гом, а Магид, мой дед, не был извозчиком. И все‑таки от прикосновения к облачению Бешта его охватил страх и трепет! Весь наш мир — Б‑жественное облачение. Всевышний повсюду. А раз так, представляете, какой трепет должен охватывать человека, находящегося в этом мире?!»

 

Какая история! Конечно, не каждый хасид достигает такого уровня. Но это то, к чему мы стремимся: с одной стороны, нужно ощущать близость ко Всевышнему, с другой — трепет перед Ним. Но главное — не просто признавать, что Всевышний повсюду, но постоянно переживать это.

МЯ А до Бааль‑Шем‑Това об этом не знали?

Г‑А Р Как можно сказать, что не знали? Так написано в «Шульхан арух». Но кто это помнит? Прочли однажды и забыли. Бааль‑Шем‑Тов учил, что так следует жить! Я думаю, что в этой истории основа, на которой стоит все хасидское учение. Если изучать «[footnote text=’«Танья» — важнейший труд р. Шнеура‑Залмана из Ляд (1747–1812), основателя хасидизма Хабад.’]Танью[/footnote]» и вместе с ней «Нефеш [footnote text=’«Нефеш а‑хаим» («Душа живая») — фундаментальный труд р. Хаима из Воложина (1749–1821), ученика Виленского гаона и одного из основоположников т. н. литовского направления в иудаизме. ‘]а‑хаим[/footnote]», открывается интересная вещь: между ними нет принципиальных разногласий. Автор «Таньи» пишет, что Всевышний всюду, «вся земля полна славой Его», и нет места, где Его бы не было. «Нефеш а‑хаим» говорит то же самое. В чем же разница? В моем понимании, она такова: «Нефеш а‑хаим» говорит: изучая Тору и исполняя заповеди, можно достичь единения со Всевышним. Но в повседневной жизни ты не можешь и не обязан ощущать Его присутствие постоянно. Автор «Таньи» считает, что этого недостаточно: Б‑жественное присутствие следует переживать постоянно, в каждое мгновение бытия. Можно сказать, что спор не столько теологический, сколько экзистенциальный.

Конечно, в результате между хасидами и не хасидами появились различия, и значительные. Скажем, в еврейском мире всегда существовала иерархия. На верху пирамиды располагались мудрецы Торы и влиятельные хозяева, другие ниже; были и совсем простые люди, не обладающие никаким весом. Бааль‑Шем‑Тов изменил социальную иерархию. По моему мнению, и причины раздоров между хасидами и их противниками были не религиозными, а социальными. Бешт изменил общество в двух аспектах: во‑первых, в хасидизме на вершине социальной лестницы находится цадик, а не мудрец, как обычно. Не то чтобы хасиды не стремились к учености. Ведь сказано: «Невежда не может остерегаться греха, неуч не может быть благочестивым (хасид)». Обязательно нужно быть знатоком Торы. А в остальном еврейском обществе считали, что знаток Торы обязательно должен быть праведным. Так в чем же разница? В том, кто во главе. Еврейский мир всегда возглавляли мудрецы, а у хасидов выше всех находится праведник. Если мы посмотрим на то, как жили еврейские общины до хасидизма, то поймем, что это настоящий переворот. Это первое.

Второе: в любом организованном обществе есть истеблишмент. В любом истеблишменте есть порча. Кто принадлежал к элите? Уважаемые раввины и богатеи. Невежды и неимущие находились в самом низу, их принято было презирать. Бааль‑Шем‑Тов учил, что простой человек может оказаться величайшим праведником. Он не считал, что тот должен стать ребе, что к нему должны приходить хасиды; он говорил: мы должны признать — иногда простолюдин важнее мудреца.

Про Бааль‑Шем‑Това, Магида из Межерича и других наставников рассказывают, что рядом с ними люди чувствовали себя как в присутствии Б‑жьего ангела. Это оказывало влияние на общество. Они учили, что и простой человек может достичь такого уровня. Это ли не переворот?

АС Итак, одно из важнейших нововведений хасидизма — это фигура цадика?

Г‑А Р Да, конечно. Появился цадик, который может излучать, влиять, приближать евреев и поднимать их на новый уровень. Но его свет проявляется не только в том, что он сидит и поучает; такие были и в предыдущих поколениях. Если мы делаем упор не только на изучении Торы, но и на чувстве единения со Всевышним, то и тот, кто не способен к учению, а только читает Теилим или молится на родном языке, может приблизиться ко Всевышнему — и даже ближе, чем мудрец.

Расскажу историю, которую слышал от отца. Не знаю, приводится ли она в какой‑либо книге.

 

Среди учеников Магида из Межерича были два брата из Галиции, которые стали потом раввинами больших городов: р. Шмельке в Никольсбурге, а р. Пинхас во Франкфурте. Как они попали в ученики к Магиду из Межерича? Просто из любопытства приехали к нему на шабат. Большого впечатления Магид на них не произвел, и в воскресенье братья зашли к нему попрощаться. Тот все понял. «Нет так нет, — говорит им, — счастливого вам пути. Одна только просьба: прежде чем уезжать, зайдите в бейт мидраш, разыщите еврея по имени Зуся, поучитесь с ним немного, а потом езжайте с Б‑гом». В бейт мидраше указали им на оборванного бедняка, который читал псалмы у печки и время от времени подбрасывал в нее дрова. Это и был р. Зуся. Он долго отнекивался: чему, мол, я могу научить таких ученых людей, я едва и псалмы‑то умею читать. Но р. Шмельке и р. Пинхас никак не отставали от него, и р. Зуся сказал: «Однажды я учил что‑то из трактата “Брахот”, давайте попробуем». Открыли Талмуд, он стал читать, как читают простецы: «Гемара говорит; девять и [footnote text=’Ковчег завета, в котором хранятся свитки Торы.’]ковчег[/footnote] засчитываются вместе. Это значит, что если не хватает одного человека для [footnote text=’Миньян — кворум из десяти взрослых мужчин, необходимый для проведения общественной молитвы.’]миньяна[/footnote], можно сосчитать с ними и ковчег со свитками Торы. Задается вопрос: ковчег — человек?!» Запнулся р. Зуся, а потом воскликнул: «Ясно, что ковчег не человек, о чем тут вообще речь?! Я вот думаю так: есть алаха — если не хватает одного мужчины для миньяна, то берут мальчика моложе 13 лет, дают ему в руки свиток Торы и включают его в миньян. А Гемара спрашивает: раз можно взять в миньян мальчика со свитком Торы, то, может, и ковчег, в котором множество свитков Торы, и подавно? Но Гемара же и отвечает: разве ковчег — человек?! Ты можешь знать всю Тору наизусть, но где в тебе человек? Нужен человек!» Поняли тогда р. Шмелке и р. Пинхас, что хотел сказать им Магид, и стали его учениками.

 

Когда отец рассказал мне эту историю, я почувствовал, что теперь понимаю, что же такое хасидизм.

МЯ Времена изменились. Какова же теперь роль хасидского цадика?

Г‑А Р. Однажды мой знакомый, читавший курс по хасидизму для иностранных студентов в Еврейском университете в Иерусалиме, попросил меня выступить перед его студентами. В конце кто‑то спросил меня: в чем теперь состоит отличие хасидов от не хасидов? Хороший вопрос. Я ответил, что отличия минимальны, в основном во внешних проявлениях — в одежде, в обычаях, но существенной разницы уже нет. Многие хасидские цадики напоминают глав ешив, раввинов, а главы ешив ведут себя как ребе. Студент спросил: «Надо полагать, вы расстроены этим»? Я ответил, что нет. «Как же так»? — «Очень просто: это признак того, что хасидизм преуспел, его обычаи и ценности стали неотъемлемой частью иудаизма». Но это, конечно, только часть ответа. И вот в каком плане… Макс Вебер пишет, что всякое религиозное движение начинается с харизмы; спустя одно или два поколения место харизмы занимает жесткая иерархия. Вам знакома эта идея?

МЯ Да, об этом пишет не только Вебер.

Г‑А Р По‑английски это называется institutionalisation of charisma. По‑моему, это случилось и с хасидизмом — как со всяким движением. Вначале были великие харизматические личности; их великие идеи развивались на протяжении нескольких поколений. Но постепенно вместо этого сложился организованный истеблишмент. Проходит время, и мало что остается от идей, от души, — лишь внешняя оболочка. Понимаете, о чем я?

МЯ Как в том анекдоте: почему в наши дни невозможно переодеться в ребе? Если одеться как ребе — ты уже ребе.

Г‑А Р Я не говорю, что в наши дни нет значительных личностей, — есть большие ученые, есть праведники. Но, за исключением одной‑двух фигур, это уже не то. 

В последнее время наблюдается интересное явление. Не скажу, что это бунт, но появляются хасидские общины нового типа, складывающиеся вокруг выдающихся личностей, и в них есть бурление, жизненность. Тот факт, что они возникают, говорит о том, что люди ищут что‑то новое, настоящее. И действительно, у так называемых «новых адморов», которые стали ребе сами по себе, а не благодаря происхождению, изначальный дух хасидизма проявляется ярче, чем в традиционных хасидских дворах.

Это в ультраортодоксальном мире. Но к хасидизму обращаются и в национально‑религиозном лагере, в ешивах религиозных сионистов все больший интерес вызывают хасидские тексты. То есть и там ощущается нехватка чего‑то… Я не люблю выступать с критикой, но и у литваков, и у хасидов есть нынче те же проблемы, что и в старые времена, из‑за которых в большой степени и возник хасидизм. С развитием истеблишмента внутреннее содержание сходит на нет, от него мало что остается. Многим, тем, кто ищет подлинную духовную жизнь, это не по душе.

МЯ Мы довольно много беседовали с людьми из Меа Шеарим. Там большинство хасиды…

Г‑А Р Что касается хасидов Меа Шеарим, нужно понимать, что в основном это потомки выходцев из Венгрии: «Шомрей Эмуним», «Толдот Аарон», «Толдот Авраам‑Ицхак»… В Венгрии хасидский адмор, например ребе из Сатмара, как правило, был раввином общины, иногда и главой ешивы. Так вот, Венгрия — это единственное место, в котором не было разрыва между поколениями, о них действительно можно сказать, что они прямые продолжатели… Почему так получилось? Нацисты вошли в Венгрию только в 1943–1944 годах, и многие ребе остались живы. Выходцы из всех прочих мест — это уже совсем другое дело, разрыв между поколениями был почти всюду. Разве что в Хабаде его не было. В Галиции где‑то было, где‑то нет. Есть, скажем, ребе из Белза. Он, несомненно, великий лидер, у него тысячи хасидов. Можно ли сравнить его с предшественником, его дядей? Думаю, ни он сам, ни кто‑то другой не скажут такого. Его дядя был как ангел Б‑жий, а он… Можно сказать, что нынешние ребе — скорее, общественные лидеры, в этом смысле часть традиционных функций сохранилась. В Галиции, скажем, такие изменения произошли еще лет сто — сто пятьдесят назад. О р. Моше из Чорткова, одном из сыновей ружинского цадика, еще можно было сказать, что он настоящий ребе. Его дети уже были, скорее, общественными лидерами, хотя их хасиды так, может, и не считали. То же с ребе из Цанза и с его детьми. Уже в ту эпоху настоящая харизма была редкостью. В современных больших хасидских дворах есть главы ешив, есть раввины, это истеблишмент, который возглавляет ребе. И в Меа Шеарим все так, но там нет по‑настоящему больших дворов, это не Гур и не Белз. А может, дело еще вот в чем. Первым адмором в Меа Шеарим был р. [footnote text=’Р. Аарон Рота (р. Ареле, Старший ребе; 1894–1947) — основатель первого, собственно иерусалимского хасидского двора, «Шомрей Эмуним», от которого произошли все прочие дворы, базирующиеся в Меа Шеарим: «Толдот Аарон», «Толдот Авраам‑Ицхак» и пр.’]Ареле[/footnote], он происходил не из семьи ребе, его отец был простым человеком. В то время это было настоящей революцией. Он приехал сюда и основал совершенно новый двор, со своими хасидами; нынешние меашеаримские цадики — это всего лишь два поколения после него. Они до сих пор хранят его традиции, изучают его книги. Для них его наследие и есть хасидизм. Но я слышал, что однажды в руки предыдущего ребе из Белза попала его книга «Шомрей Эмуним». Тот прочел ее и говорит: это очень важная книга, только не хасидизм. Белзские цадики были большими консерваторами в том, что касалось хасидизма. Можно сказать, что тот ребе из Белза был адмором старого типа. Ребе из Гусятина, живший в Тель‑Авиве, внук ружинского цадика, тоже был таким. Но это уходит постепенно, даже если еще где‑то осталось.

МЯ Тогда в чем же сейчас роль хасидского цадика? Ведь она не та же, что сто лет назад, в восточноевропейских местечках?

Г‑А Р Не так‑то просто дать этому определение. Сегодня адмор — это общественный лидер, придерживающийся хасидизма. Сказать, что он подобен тем цадикам, что были сто лет назад в местечках? Возможно, есть хасиды, верящие в это. Я бы так не сказал.

АС Но сохраняются же такие традиционные вещи, как квитл, [footnote text=’Квитл («записка»), пидьон («выкуп») — записки с просьбами и «искупительные» пожертвования, которые у хасидов принято передавать своему ребе. ‘]пидьон[/footnote] и тому подобное?

Г‑А Р Да, все это по‑прежнему существует. Относится ли это к социальной жизни или к духовной? Всяко бывает. Кроме того в наши дни это распространено и в литовском мире. Думаете, литваки не пишут квитл? К р. Хаиму [footnote text=’Р. Шмарьяу‑Йосеф‑Хаим Каневский (р. 1928) — один из лидеров литовского направления в иудаизме.’]Каневскому[/footnote] не стоят в очереди, чтобы он помолился? Не подают ему квитлех? И у сефардов это есть. Семья [footnote text=’Семья Абухацира — здесь: потомки р. Исраэля Абу‑Хацира (Баба Сали; 1889–1984), духовного лидера марокканских евреев. ‘]Абухацира[/footnote] — это совсем как династия хасидских ребе. Но не скажу, что между хасидами и литваками нет различий. В традиционном литовском мире тому, у кого нет способностей или желания учиться, практически невозможно себя найти. Это приводит к множеству проблем. В хасидском же обществе каким‑то образом удалось устроить жизнь так, что есть место даже для простых евреев. Там они могут реализоваться не только в социальном плане, но и в духовном — посредством вдохновенной молитвы, частых окунаний в микву или еще как‑нибудь. У хасидов есть свои проблемы, и немалые, но тем, кто не учит Тору, там жить проще.

АС Но вера в чудеса, вера в цадика у хасидов сохранилась до сих пор?

Г‑А Р Есть среди современных хасидских лидеров большие праведники, в которых общество верит. Есть и такие, в которых кто‑то верит, а большинство только делает вид, потому что так принято. Не столько даже верят в самого ребе, сколько в то, что у него есть заслуги отцов. Если говорить обо мне, я не терплю кумиров. Ничего не поделаешь, таково мое личное восприятие. Я считаю, если Моше, учителю нашему, позволительно было ошибаться, если Рамбам мог критиковать даже праотца Авраама, то и о хасидском ребе можно сказать, что он в чем‑то ошибается, — хотя найдутся хасиды, которые скажут, что так говорить о ребе нельзя.

АС Можно ли сегодня выбрать себе ребе, независимо от того, в каком хасидском дворе ты родился?

Г‑А Р В наши дни уйти из своего двора непросто. Это одна из проблем истеблишмента. У больших хасидских дворов есть учреждения: образовательные, социальные, всякие… Все одинаково одеваются, посылают детей в школы только своего направления, браки тоже стараются заключать внутри общины. Даже если человек хочет вырваться оттуда — это почти невозможно. Ему придется порвать с окружающими, с друзьями, испортить жизнь детям, семье. Он прочно привязан к социальным институтам своей общины…

АС В прошлом это было не так?

Г‑А Р Не в такой степени. Хасиды были разбросаны по разным местечкам. У ребе не было учреждений — только сам ребе. Как это происходило в маленьких городках? Была община, был хедер, не связанные ни с каким конкретным хасидизмом. В лучшем случае был [footnote text=’Клойз — синагога и бейт мидраш, где собирались для совместной молитвы и изучения Торы хасиды, принадлежащие к одному двору. ‘]клойз[/footnote] такого двора и клойз другого. Если человек хотел пойти к другому ребе, все, что он покидал — это клойз, но он не должен был при этом разрушать всю свою жизнь. Нынче же люди связаны со всех сторон. И я думаю… Не знаю, может, не стоит писать об этом. По моему ощущению, это взорвется через какое‑то время. Так не может продолжаться.

АС И что будет?

Г‑А Р Они разбредутся. Возможно, вернутся к тому, чем хасидизм был когда‑то, я не знаю. Будет ребе, и будут его хасиды. Есть нынче немало «оторванных» хасидов. Они не желают принадлежать к большому двору, но и не хотят быть литваками. Я знаю много таких семей. Но куда они пошлют учиться своих детей? В какие школы? Это проблема. Принадлежность к определенному течению нынче выражается во внешних приметах, в одежде, в обычаях. Без этого непонятно, как воспитывать детей. В последнее время появились общехасидские ешивы, не относящиеся к тому или иному двору. Все меняется, но это займет какое‑то время. А пока тот, кто не привязан к большой общине, может перейти относительно легко; но, скажем, гурской семье очень трудно уйти куда‑то, даже если они очень хотят.

МЯ В Америке те же проблемы?

Г‑А Р Зависит от общины. В крупных общинах, таких как Сатмар, Бобов, это, в общем, так. Другое дело, что в Америке в целом больше открытости. Я верю, что все это переменится к лучшему. Не только хасидизм. Вообще ортодоксальный еврейский мир. Лет через десять он будет не таким, как сейчас. Люди будут работать, обучаться профессиям, пойдут в колледжи и университеты, станут служить в армии, и это уже начинается. Смотрите, что произошло в последние два года. [footnote text=’Яир Лапид (р. 1963) — министр финансов в 2013–2014 годах. Инициировал ряд законов, направленных против ортодоксального уклада жизни.’]Лапид[/footnote] решил навязать ортодоксам перемены, и они уперлись. Своими законами он притормозил естественный процесс. Но этот процесс продолжится, никуда не деться. Ортодоксальный мир в Израиле насчитывает три четверти миллиона человек, может, больше. Невозможно, чтобы шестая часть населения не участвовала в экономической и прочей жизни общества. Когда мы были лишь маленькой общиной, это было нормально, более того — правильно; теперь же никак. А лидеров, у которых хватило бы смелости повести по нужному пути, нынче нет. Но это произойдет само! Будут проблемы, непременно будут. Переменится и хасидский мир. Уже меняется. Если в хасидском дворе возникают разногласия, он делится на два или на три. И каждому двору нужна своя система учреждений, они требуют бюджета, это все время усложняется. Я никого не обвиняю. После войны, Холокоста, когда нужно было восстанавливать почти уничтоженные еврейские общины, эта система была необходима. Сейчас она слишком разрослась. Но вы не хуже меня знаете, что социальные перемены даются с трудом и требуют времени.

Лидеры, возглавившие религиозное еврейство после Холокоста, были по‑настоящему масштабными личностями. Нынче пришло новое поколение, не творцов, но продолжателей, им не хватает творческих способностей и смелости, которыми обладали их деды и отцы. Это не только к хасидизму относится. И в национально‑религиозном обществе то же самое, да и в светском. Таких лидеров, какие были в предыдущем поколении, нет нигде. Сейчас выросло технологическое поколение. Все творчество нынче в области технологии, а не мысли. В чем заключалось величие Бааль‑Шем‑Това и его учеников? Они видели состояние своего поколения и были готовы на все, чтобы его спасти. Не ждали, когда их позовут, но вели общество за собой. Это были великие люди, но сейчас у нас таких нет.

Перевод с иврита [author]Ариэля Когана[/author]

Продолжение следует