68‑й Каннский кинофестиваль дал много поводов вспоминать о нем, в том числе на страницах нашего журнала. Жюри впервые возглавили двое — братья Коэн, Джоэл и Итан. Гран‑при основного конкурса взял венгерский фильм про концлагерь. В «Двухнедельнике кинорежиссеров» была показана французская картина про отношения с арабским миром. А специальным событием фестиваля стала премьера фильма Натали Портман, которая решила неожиданно серьезным тоном поговорить про сионизм.

Кадр из фильма «Повесть о любви и тьме». Режиссер Натали Портман

Каждый год в Канне имеет место режиссерский дебют какого‑нибудь знаменитого артиста, который заранее становится светским событием. То Райан Гослинг порадует притчей про американский карнавал «Как поймать монстра», то Джеймс Франко экранизирует Фолкнера. Предубеждение в отношении фильма Натали Портман усугублялось шутками израильских кинокритиков о том, что на ее фильм был потрачен годовой бюджет страны и больше в Израиле в этом году кино снимать не планируется.

Голливудская звезда и супруга художественного руководителя балета Парижской оперы выбрала для режиссерского дебюта «Повесть о любви и тьме» Амоса Оза. Мемуары о детстве в послевоенном Иерусалиме прорастают в этой книге размышлениями о становлении израильской государственности и взаимоотношениях с соседями — арабами. В предполагаемой мелодраме оказалось неожиданно много политики и личной позиции Портман по отношению к ключевому конфликту современности. Она сама работала над сценарием и сама сыграла роль матери писателя Фани Оз. 

Вспомним, что до трех лет Натали Портман жила в Иерусалиме. Впоследствии в Гарварде и Голливуде она всегда сохраняла связи с еврейской культурой. В семье Портман есть легенда про румынскую прабабушку Маню, которая была секретным агентом британской разведки во время Второй мировой. Для сценического псевдонима Натали выбрала ее девичью фамилию, а не фамилии родителей — Стивенс и Хершлаг. В последнее время актриса все чаще говорит в интервью о том, как хотела бы, чтобы ее дети не забывали корней. Французский муж Натали Бенжамен Мильпье недавно заявил, что обратился в иудаизм. Ему, кстати, пришлось сочинить для церемонии открытия фестиваля коротенький одноактный балет по мотивам «Головокружения» Хичкока.

Теперь вспомним, кто такой Амос Оз. Один из крупнейших израильских писателей был активным деятелем сионистского крыла левого движения, одним из создателей организации «Шалом ахшав» («Мир сейчас»), сторонником создания Палестинской автономии и соглашений в Осло. Однако с середины 2000‑х Оз поддерживает вооруженные действия израильской армии в Ливане и секторе Газа и размышляет о печальной судьбе израильского пацифизма на страницах либеральных газет, обвиняя в его крахе «Хамас» и «Хизбаллу».

Семейные воспоминания Оза 1945–1950 годов вращаются вокруг фигуры его матери, покончившей с собой, когда ему было 12 лет. Фаня Оз была дочерью состоятельного землевладельца из Ровно. От погромов она убежала в Пражский университет, а потом в находившуюся под британским мандатом Палестину. Там ее мужем стал правый интеллектуал, последовательный сторонник ревизионистского сионизма и посредственный писатель Ари Оз. Нельзя сказать, что она была счастлива в браке. Мистический, чувственный мир матери, рассказывавшей Амосу на ночь волшебные сказки‑притчи, скорее повлиял на его склонность к литературе, чем въедливые замечания отца о грамматике иврита. В самом начале фильма маленький Амос идет в гости к соседям‑арабам и рассказывает их маленькой дочери, в которую явно влюблен, что на Земле обетованной есть место двум народам. Чтобы впечатлить ее, он залезает на дерево и случайно роняет кирпич прямо на голову ее младшему брату.

Главным сюжетом фильма становится конец идиллии. Мифология еврейской государственности, рассказанная через личную семейную историю, прошита восточноевропейским фольклором и романтическими интонациями «сионистской мечты». Но, как говорит один из персонажей Амоса Оза, исполнившаяся мечта всегда разочарование.

Кадр из фильма «Сын Саула». Режиссер Ласло Немеш

Одним из самых противоречивых фильмов в конкурсе стал венгерский «Сын Саула», полнометражный дебют долго работавшего ассистентом Белы Тарра режиссера Ласло Немеша. Он нарушает сразу несколько французских табу в отношении Холокоста: в стране, где долгие годы ведутся дискуссии об этике документалиста и о том, как показывать невыразимое на экране, где, в конце концов, Клод Ланцман снял «Шоа», нельзя просто так показать костюмную драму про концлагерь — с гримом, декорациями, драматургическими и постановочными приемами. Персонаж с библейским именем Саул работает в зондеркомманде неназываемого концентрационного лагеря (скорее всего, речь идет об Аушвиц‑Биркенау). Каждый день его окружают натуралистично показанные трупы, стоны и крики обреченных, хаос, боль, смерть. В концлагере теряется ощущение реальности, крупным планом выхвачены стеклянные глаза Саула, механистичность его движений. Однажды Саул вытаскивает из газовой камеры еще живого мальчика, и ему кажется, что это его внебрачный сын, — непонятно, правда ли это или видение воспаленного сознания, обостренного чувством отцовской вины. Ребенок гибнет, и, игнорируя готовящееся в лагере восстание, Саул ищет раввина, который прочел бы кадиш и предал тело земле.

Главную роль в фильме сыграл венгерский актер и поэт Гёза Рёриг. Студентом он попал на экскурсию в Освенцим, после чего забросил будущую профессию — венгерскую и польскую литературу, обратился в хасидизм и опубликовал два сборника стихов на тему Шоа. Жюри под руководством братьев Коэн отметило картину Гран‑при.

Неисчерпаемой темой для брюзжания на фестивале стало огромное количество плохих французских фильмов, особенно после того, как некоторым из них раздали призы. Но были и исключения — удивительные картины в параллельных программах. Сегодня в рубрике «Фильмы, которые вы не посмотрите никогда» — известный сценарист Тома Бидеген (автор в том числе победившего «Дипана» и «Пророка» Одиара, но одновременно и «Ива Сен‑Лорана» Бонелло и маленького шедевра про французского Ихтиандра «У Венсана нет чешуи») с режиссерским дебютом «Ковбои», представленным в «Двухнедельнике режиссеров».

Захватывающая история поиска безутешным отцом своей 17‑летней дочери, которая выучила арабский язык и сбежала из дома с радикальным исламистом, петляет между криминальной драмой про панъевропейское подполье и тревожным роуд‑муви в духе Пола Боулза о том, как энигматический Восток засасывает представителей другой культуры и цивилизации. С каждой новой главой, названной именем персонажа, как будто начинается новый фильм. Из комедии про равнинных французов, которые в свободное время переодеваются ковбоями и поют кантри, сюжет выныривает где‑то «под покровом небес» и разворачивается на 90 градусов в раскаленный боевик про торговлю оружием и людьми. Комический актер Франсуа Дамьен постепенно превращается в почти ветхозаветного Авраама, не просто обезумевшего от потери дочери, но пожертвовавшего и ее, и себя чему‑то иррациональному. Сынуля по имени Кид тоже быстро взрослеет и надевает чалму. Джон Си Рейли в роли американского «охотника за головами» напоминает о трансформации классического вестерна по разные стороны океана. Амбиции разыграть «Искателей» Джона Форда на материале отношений Франции (шире — Европы) и арабского мира чреваты тем, что можно не дотянуть до цитируемого режиссерского мастерства. Но простая идея баланса (все, что мы сделали «им», они потом обязательно вернут « нам») отыграна в сценарной конструкции довольно изящно: поиски одной девушки приводят к обретению другой.