Евгений Асс — архитектор, художник, первый вице‑президент Союза московских архитекторов, основатель и ректор архитектурной школы МАРШ, член Европейского культурного парламента, гражданский активист и участник проекта «Последний адрес». «Лехаим» поговорил с Евгением Ассом об этической экономике, о семейных устоях и о том, что такое ощущать себя европейцем.

Ирина Головинская → Все твои архитектурные объекты отличает элегантность и прекрасная вписанность в окружающую среду. Элегантность также и отличительная черта твоего внешнего облика. Архитекторам, видимо, вообще это свойственно?

Евгений Асс ← Не стоит обобщать. Архитекторы — это сообщество, отвечающее за стилистические особенности времени. Элегантность в каком‑то смысле продолжение профессии.

ИГ → Судя по семейным фотографиям, элегантность впитана с молоком матери.

ЕА ← Мои родители были самыми элегантными людьми из всех, кого я знал, я им в подметки не гожусь. И это в условиях, когда вообще ничего не было — что‑то достать можно было только в комиссионках, ну или же портные перелицовывали старую одежду.

ИГ → История твоей семьи совершенно фантастическая, сколько всего должно было произойти, чтобы два таких разных рода породнились!

ЕА ← Да, можно ненавидеть со всех сторон советскую власть, но именно она предоставила такую возможность соединиться несоединимому. Со стороны мамы — представители аристократии, близкие ко двору, со стороны отца — еврейская родня со своей интересной историей. И, надо сказать, мой еврейский папа совершенно не отсекал меня от еврейской жизни! Так, например, я прекрасно знал, когда у меня должна была быть бар мицва. Я ее не проходил, но знал.

ИГ → Откуда?

ЕА ← От папы. Он был из вполне традиционной семьи. Семейство Асс из Ковно, дед отца Рахмиель Асс был там знаменитым портным. Мой дед, Зейлиг Рахмиельевич Асс, он же Евгений Львович, был сыном этого знаменитого портного. Папина мама, моя бабушка Раиса Давыдовна Плинер, тоже из ковенских. Ассы переехали в Петербург, получив разрешение селиться в столицах в качестве купцов первой гильдии. Семья Рахмиеля Асса была зажиточной, мой дед Зейлиг Асс окончил петербургский политехнический институт.

ИГ → И дед, и отец были петербуржцами, представителями современных профессий, что не предполагает соблюдения еврейских традиций?

ЕА ← Дед был, видимо, соблюдающий, отец уже нет. У меня есть справка, выданная петроградским раввином, о том, что в семье Зейлига Асса родился сын, названный Виктором. Значит, кроме гражданской регистрации была и регистрация в синагоге. Выходит, дед был не чужд синагогальной жизни. Плинеры — те точно были правоверные евреи.

ИГ → Отец что‑то рассказывал о своей семье?

ЕА ← Он вспоминал обряды, праздники, помнил рецепты блюд, готовившихся на Песах, например. Притом что мамина вся родня была православная, и в доме были иконы.

ИГ → Все предки были связаны с архитектурой, строительством?

ЕА ← Скорее, со строительством. С папиной стороны это в основном гражданские инженеры. Дед мой Евгений Львович Асс (Зейлиг Рахмиельевич) был инженером и одним из первых специалистов по железобетону в Петербурге, он занимался строительством укрепсооружений во время Первой мировой, был знаменитым инженером‑строителем. А со стороны матери — морские инженеры. Прапрадед был специалистом по паровым машинам, учился в Англии, был членом многочисленных комиссий по приемке этих двигателей, был важным морским чином, по заслугам произведенным в камергеры. И потом вся материнская родня жила при Зимнем дворце. Матушка даже вспоминала совместные с императором воскресные службы в дворцовой церкви. Ей было лет шесть, но она это помнила.

ИГ → Как же пересеклись пути отца и матери?

ЕА ← Они и впрямь из разных миров. Такой мезальянс для дворянской дочери! Но отец с мамой встретились в 1930‑х годах, у них была общая литературно‑богемная компания. Мама была дружна и с кругом Кузмина, и с кругом Хармса. Когда они с папой поженились, она преподавала английский в институте киноинженеров, самый был тогда известный вуз в этой области. Отсюда было много всяких знакомств, связанных с кино. А папа окончил Академию художеств в 1936 году, есть фотографии их сборищ — художники, писатели, архитекторы, большая разветвленная компания, остатки которой до сих пор обнаруживаются среди моих сверстников и даже среди детей моих сверстников.

ИГ → В твоем роду в каждом поколении есть значительные, выдающиеся люди. Генетика?

ЕА ← Гениев я среди своих предков не наблюдаю, но люди все симпатичные. Я очень рад, что у меня нет ни одного предка, за которого мне было бы неловко.

ИГ → Больше всего времени в детстве ты проводил с бабушкой, почему так получилось?

ЕА ← В те годы всех московских детей было принято отправлять летом за город: на дачу, в деревню. А бабушка со стороны матери Александра Николаевна Высокосова как раз жила в деревне. Дело в том, что мамин отец, морской офицер, был арестован в 1937 году и очень быстро расстрелян. Бабушку как члена семьи врага народа отправили на 10 лет в лагерь, а после лагеря она жила в ссылке в деревне Клекотки Рязанской области. Ну я в детстве и не удивлялся : бабушки часто живут в деревне, так им, бабушкам, положено. А она была настолько необыкновенная, уникальная личность, что, конечно, ее влияние было очень сильным. В тех краях, где она отбывала срок, до сих пор о ней рассказывают легенды, и не только те, кто у нее лечился.

ИГ → Она в лагере была медсестрой?

ЕА ← Врачом. Во время Первой мировой — сестрой милосердия, потом поступила в Военно‑медицинскую академию, была студенткой знаменитого профессора Вовси, была специалистом по полевой хирургии — редкая для женщин специальность. И о многом говорящая. Бабушка была человеком исключительного мужества, выдающегося, героического характера. И вот меня на все лето отправляли в деревню Клекотки, где она работала главным хирургом областной костно‑туберкулезной больницы. Я, можно сказать, провел там детство.

ИГ → В туберкулезной больнице?!

ЕА ← Да. Бабушка помимо медицинского образования еще успела позаниматься в литературном кружке Гумилева, писала стихи. Среди ее друзей было много писателей, она дружила с Паустовским. У бабушки и была моя главная школа жизни. Я все время говорю — с сожалением и восхищением, — что я, видимо, принадлежу к последнему поколению, знакомому с людьми из XIX века. Бабушка как раз была человеком XIX века — не в смысле старомодности бытовых привычек, она была старомодна в части становления понятий чести и достоинства, которые совершенно исчезли с приходом большевиков. А бабушка была носителем высших смыслов.

ИГ → Это ты потом уже осознал?

ЕА ← Это было понятно сразу. Я ведь был пионером, видел ложь и лицемерие, понимал, каковы распространенные представления о чести и достоинстве, — и сравнивал с бабушкой, с ее жизненными принципами. Она была носителем истинных ценностей. Почему нельзя врать. Как правильно себя вести. И это ведь не только об этике вообще, но распространялось и на простые обыденные вещи. Когда мы сидели за косолапым столом, на разваливающейся терраске ее деревенского дома, она могла сказать: «Как ты сидишь! Ведь когда‑нибудь тебе придется сидеть за столом с британской королевой!» Я смеялся, а для нее‑то она была рядом, в одном рукопожатии. Она всегда ощущала себя равной королеве, она была из этого круга. Но при этом за этим столом сиживали и странные неграмотные люди, которых она лечила в лагере. Они привозили кусочек сала или мешочек муки, они с трудом изъяснялись — для меня это был вообще непонятный язык, — а бабушка всегда их привечала, принимала как дорогих гостей. Она ведь вылечила за свою лагерную карьеру огромное количество народу. О ней до сих пор легенды ходят. Кирилл, мой сын, нашел рассказ какого‑то вологодского писателя, тот слышал в деревнях фантастические рассказы про какую‑то докторшу, и даже фамилия была похожа на Высокосову. Эта докторша лечила переливанием лошадиной крови ослабленным погибающим зэкам. Но ее навещали и старые петербургские друзья по гумилевскому кружку. Помню, сидят на деревенском крылечке бабушка и тетушка Марго, ближайшая сотрудница академика Тарле, беседуют по‑французски. Неблагополучная деревня, эти франкоговорящие изысканные дамы — в кинематографической перспективе оценить это я могу только сегодня, тогда я смотрел на это выпучив глаза. Бабушка разговаривала со мной по‑английски и по‑французски, читала мне Киплинга, и я таким образом выучился не только языкам, но и еще очень важным вещам. Стихотворение Киплинга «If» было у нее самым любимым. Британское мужество, стойкость, представления о чести — это были ее родовые черты. Не знаю, многому ли я научился, но благодарен ей за науку и по сей день.

ИГ → Бабушкина наука помогает решать непростую дилемму, которую можно обозначить как «архитектор и власть»?

ЕА ← Это и впрямь болезненный вопрос о взаимодействии архитектора с действующей властью. Ведь любой интеллигент любую власть недолюбливает, просто по факту принадлежности к этой страте. Мы это обсуждали, когда я работал в Моспроекте, куда меня распределили после института. Понятно, что при советской власти можно демонстрировать свою независимость, участвуя, допустим, в «бульдозерной выставке». Демонстрировать независимость, работая в Моспроекте, как‑то глуповато. Да и непонятно как. Но мы много про это спорили с коллегами.

ИГ → А Моспроект разве место для дискуссий, перефразируя известное высказывание?

ЕА ← Ну мы же не в партком шли, мы все обсуждали в своем кругу. Определяли для себя порог компромисса. Архитектура в этом смысле интересная деятельность, потому что она каким‑то образом декларирует идеологическую позицию. А с другой стороны, она стоит в стороне от любой идеологической позиции. Сегодня дома, построенные в 1950‑х годах, считаются самыми удобными и пригодными для жизни. Считать ли, что те архитекторы, что их спроектировали и построили, были продажными шавками сталинизма? — нет, разумеется. Они выполняли свой профессиональный долг и делали это с высшей степенью ответственности. Но есть некий барьер, который нельзя переходить. Ведь газовые камеры тоже были прекрасно спроектированы немецкими архитекторами. Мы это обсуждали — до какой степени можно продаться. И тогда один из очень успешных архитекторов, строивший дома для ЦК, высказал замечательную мысль в ответ на мой упрек (как же ты можешь, с этими негодяями…): «Но ведь когда‑нибудь это все кончится. А дома хорошие останутся». И, надо сказать, эти дома и по сей день вполне хороши.

ИГ → Речь о том, как прекрасному современному архитектору с прекрасными идеями взаимодействовать с косными и неграмотными в большинстве своем троечниками‑начальниками.

ЕА ← Это общемировая проблема. Все большие начальники троечники в основном.

ИГ → В цивилизованном мире есть механизмы на них влиять.

ЕА ← Это немного разные истории. Во времена советской власти практически весь заказ был государственный. Сейчас в основном весь заказ частный. Взаимодействие с государственными чиновниками я для себя свел до абсолютного минимума. Другое дело, что и частный заказчик бывает очень разный. Это невероятно сложная проблема, которая у нас мало обсуждается. Если говорить применительно к Москве, к тому, что мы сейчас имеем, вопрос во многом сводится к вопросам собственности и демократии. К тому, чьей собственностью является город. Москва — она чья? Москвичей? Мэрии принадлежит? Правительству Москвы? Дело в том, что никакой город не принадлежит горожанам вообще. Каждый дом или конструкция имеют владельца, каждый дом — это объект чьей‑либо собственности. И город в целом — это конгломерат собственностей. Ключевой момент — каким образом регулируются взаимодействия собственников с социумом, как эти вопросы решаются — демократическим ли путем или как‑то иначе. Эта проблема тяжело регулируется и в Нью‑Йорке, например. Вообще, всегда и всюду все очень долго и мучительно согласовывается. Даже в странах, где давние и основополагающие традиции собственности.

ИГ → А город как‑то может регулировать стихию застройки?

ЕА ← Когда ты говоришь «город», ты что имеешь в виду? Муниципалитет?

ИГ → Не знаю!

ЕА ← Но это и есть проблема нашей неоформившейся экономической системы и нашей неоформившейся демократии. Такие вещи выстраиваются веками.

ИГ → А у нас выстроятся?

ЕА ← Ну наверное. Хотя все разворачивается непредсказуемо. И совсем не в том направлении, в каком нам хотелось бы. Я большой поклонник Гайдара и его команды, на основании гайдаровских идей и реформ можно было выстроить экономически и политически нормальную страну. И это касалось бы и жизни в городе. Но не получилось. И мы говорим «город» и не понимаем, кого или что имеем в виду. Городские власти? Мы имеем в виду выборные городские власти или назначенные? Мы имеем в виду управление городом через демократические процедуры типа общественных слушаний? Это очень сложно регулируемый вопрос во всем мире, а в России он никак не отрегулирован.

ИГ → Мы все очень болезненно реагируем на снос исторической застройки. И никакой возможности для исторического оптимизма нет. Непохоже, что Москва справится с этим нашествием варваров, но вдруг?..

ЕА ← Я до недавнего времени был членом комиссии по сносу при мэрии. Теперь ее закрыли.

ИГ → Комиссия обладала правом вето?

ЕА ← Конечно. Эта комиссия была составлена специфическим образом, большую часть голосов имели девелоперы, хозяйственники и прочие заинтересованные лица, а архитекторы и градостроители были в заведомом меньшинстве. Однако всегда можно было как‑то реагировать. Сейчас даже этого нет. Моя позиция такова: любое здание, обладающее минимальной степенью капитальности, должно быть сохранено и восстановлено. И это вопрос и этический, и экономический. Такая этическая экономика. Не все то экономично, что дешево. Есть некоторая долгоиграющая экономика, которая относится к высшим ценностям. Наверное, очень дорого содержать какой‑нибудь Palazzo Farnese, но его снос нельзя оценить в деньгах. Эта позиция вписывается в принятую сейчас в мире логику устойчивого развития: ломать не надо, надо использовать ресурс. А ресурс — это то, что сделали наши предки. Они нам это оставили. И тут опять все сводится к экономической этике: если надо экономить, почему именно на этом, на наследии? Почему не на чем‑то другом? Понятно, что в девелоперской логике все наоборот:  сломать старое и построить новое. Но есть другая логика, логика сохранения рукописей, библиотек, реставрация картин и т. п.

ИГ → Разве это не задача государства?

ЕА ← Смотря как государство ориентировано. Все зависит от того, есть ли у этого государства этическая программа. Есть ли культурная экономика в добавление к этической. Это все имеет смысл в качестве свидетельства бесконечности жизни, преемственности… У нас же в некотором смысле генетика разрушителей… Я не в таком восторге от достижений современной цивилизации, чтобы считать, что она вправе отменять достижения предыдущей эпохи.

ИГ → Государство наше не ориентировано на сохранение исторических и культурных ценностей. Понимая это, все же можно чего‑либо добиться или это заранее проигранная битва?

ЕА ← Я вообще так вопрос не ставлю. Делай что можешь. Это единственная логика. Мы должны делать все возможное, чтобы ситуацию улучшать. Воспитывать детей. Строить дома. Защищать памятники. И так далее, и так далее. То, что мы сделали в Нижнем Новгороде, — это очень важная вещь (реконструкция Арсенала в стенах Нижегородского кремля. — Ред.). Там речь шла не только о сохранении чего‑то материального, но и внесении нового смысла.

ИГ → Нижний от нас далеко. А что будет с Москвой?

ЕА ← С Нижним будет еще хуже, чем с Москвой. Ну хотя бы потому, что там меньше денег. Это третий город в России, и если там нехорошо, то что же тогда в пятом, десятом… А что будет с Москвой, я не знаю. Москва больше чем просто город. Москва — это репрезентация всей российской ментальности, всего российского, что только может быть. Здесь сосредоточены все силовые линии. Поэтому о Москве можно говорить только в перспективе развития страны в целом. Москва всегда представляла Россию. Поэтому неслучайна ее планировка, эти щупальца, это расползание вширь и вдаль. Сейчас, например, приращение Новой Москвы говорит о каком‑то тяжелом заболевании. Понятно, что разумная градостроительная политика не может быть такой.

ИГ → Что значит для тебя членство в Европейском культурном парламенте?

ЕА ← Это стало важной частью моей жизни. Я каждый раз сочиняю отдельные инвективы про нарушение прав человека в России, так что во всех резолюциях последних лет звучат резкие заявления в адрес российского правительства в связи с самыми разными событиями, процессами над Самодуровым и Ерофеевым, «Пусси Райот» и т. д. Заступались за всех. Это не играет никакой политической роли, но звучит. Это, скорее, платформа, на которой встречаются очень интересные люди. Блестящие лекции, выдающиеся выступления, гениальные ремарки с места. И ты понимаешь, что ты часть этой европейской комьюнити. И Европа жива и бодра духом.

ИГ → Помогает бороться с отчаянием?

ЕА ← Да, прочищает мозги. Но даже в самые застойные времена я всегда полагал, что принадлежу всему человечеству, а не Стране Советов. В этом смысле мое участие в парламенте совершенно органично. Я себя ощущаю его частью. И я рад, что могу сказать, что многие мои сограждане остаются европейцами, несмотря на то что наше государство отвернулось от Европы.