Материал любезно предоставлен Tablet

Впервые рассекреченные документы свидетельствуют: взятие Иерусалима было почти случайностью, Национально‑религиозная партия Израиля, предшественница поселенческого движения, всеми средствами лоббировала разрядку напряженности и, наконец, ни один участник комиссии по безопасности Израиля не предвидел самой судьбоносной войны в истории страны.

Шестидневную войну вела сверхсекретная комиссия, стенограммы которой в течение 50 лет оставались секретными и сейчас впервые опубликованы, вот здесь.

В Израиле нет главнокомандующего. Армия подчиняется кабинету министров, где каждый министр, включая премьера, имеет один голос. Зачастую кабинет министров формирует небольшую комиссию по вопросам безопасности, которой и делегирует контроль и управление вооруженными силами. В исключительных случаях премьер‑министр может объявить, что в комиссию безопасности войдет кабинет министров в полном составе. Это обеспечивает секретность — утечка информации из комиссии влечет суровое наказание. Премьер‑министр Леви Эшколь часто напоминал коллегам, что сам факт их встреч является государственной тайной.

Судя по впервые опубликованным стенограммам, комиссия по вопросам безопасности 1967 года представляла собой группу серьезных, ответственных профессионалов. Министры открыто излагали свои взгляды, прислушиваясь друг к другу, голосовали, не всегда придерживаясь партийной линии; идя на компромиссы и затрачивая много времени, им все же удавалось решать вопросы. Такой подход оказался неконструктивным при стремительном развитии событий Шестидневной войны, и комиссия отступила перед натиском двух самых загадочных участников: Леви Эшколя, который был то ли слабым звеном, то ли мастером манипуляции, и Моше Даяна, выступающего в роли самонадеянной, но талантливой примадонны.

С января по июль 1967 года комиссия провела 36 нерегулярных совещаний. Три из них были проведены в течение последних суток войны, а затем еще три совещания в течение двух дней были посвящены обсуждению вновь приобретенных территорий. В январе комиссия провела пять заседаний, а в марте собиралась только один раз. Министры, будучи политиками, изъяснялись многословно: содержание приблизительно 100 часов переговоров занимает 935 страниц стенограмм.

Основная задача комиссии состояла в обеспечении военной безопасности страны. И при этом ни один из министров не смог предвидеть угрозы войны до самого последнего момента, и ни один не мог представить, каков будет ее исход. С января до середины мая 1967 года внимание комиссии было сосредоточено на Сирии. С 15 мая по 4 июня министры пытались осмыслить события, разворачивавшиеся в Египте. В течение шести дней, с 5 по 10 июня, они пытались сохранить контроль над ситуацией, но без особого успеха. 11 июня 1967 года, совершенно не имея времени на подготовку, они должны были решить, что делать с новыми территориями, полученными вследствие поразительного военного успеха. После войны границы стали предметом жарких дебатов; этому посвящена вторая часть эссе. Несмотря на принципиальные различия во взглядах, идеологиях и характерах, министры прислушивались друг к другу и в дискуссиях сохраняли непредубежденность и объективность, так что результаты их обсуждений оказались неожиданными для всех.

Исраэль Галили и Игаль Алон были самыми ярыми сторонниками войны. Галили, вероятно, самый влиятельный израильский политик, о котором читатель никогда не слышал; действительно, немногие израильтяне сейчас помнят о нем. У бывшего лидера «Хаганы» едва хватало терпения и сдержанности, когда Сирия обстреливала приграничные израильские фермы:

«Я думаю, мы не можем не отвечать на танковый обстрел, тем более что мы уже пробовали эту тактику. Однажды мы не ответили, и, возможно, они решили попробовать еще раз. Если бы, не реагируя, мы достигали спокойствия и мира на границе, мы бы сэкономили массу усилий. К сожалению, за прошедшие годы данная логика не принесла плодов. <…> Я не хочу никаких вспышек агрессии на северной границе. Но после того как годами допускалось бездействие, мы расплачивались кровью. Мы держали эти зоны под контролем в тех случаях, когда отвечали огнем на огонь, а не когда удерживались от решительных действий» (3 января).

«Это элементарно. Нельзя не отстреливаться. <…> Если они намереваются вести огонь вдоль всей линии фронта, каким образом наше бездействие их остановит? Если они не собираются расширять фронт, мы, несомненно, должны дать ответный огонь в случае обстрела» (7 января).

Командир «Пальмаха» генерал Алон, как и Галили, был членом партии «Ахдут а‑Авода», правого крыла правящей Партии труда:

«Пора прекратить считать, что сирийцы мыслят так же, как мы. Они интерпретируют наши действия не так, как нам хотелось бы, и мы, таким образом, подвергаем наш народ опасности. <…>

На границе с Сирией наши поселения особенно уязвимы, и навязанные нам условия перемирия невыгодны для нас. Демилитаризованные сектора остаются нашей суверенной территорией, даже если наше право размещать там оружие ограничено. Мы не можем позволить сирийцам проникать на наши территории, неважно, демилитаризованы они или нет. Мы не можем отказаться от использования нашей собственной территории. На пару месяцев и даже дольше мы приостановили пахотные работы на полях, потому что начальник штаба ООН по наблюдению за выполнением условий перемирия Булл попросил отсрочки для достижения соглашения с Сирией. Мы согласились; никто не может сказать, что мы этого не сделали. Он потерпел неудачу. Сегодня мы позволяем сирийским пастухам проникать в демилитаризованную зону, завтра они проникнут в зону, где размещены наши войска, и скоро мы не сможем вести строительство на нашей собственной земле. Чем дольше мы бездействуем, тем больше они наглеют. Так они воспринимают отсутствие реакции с нашей стороны. Сегодня на важной магистрали, далекой от какой бы то ни было демилитаризованной зоны, обстреляли один из наших тракторов. Люди живут там с детьми, а сирийцы не дают им жить спокойно. Чем больше бессмысленной сдержанности мы демонстрируем сейчас, тем более жестко нам придется действовать в будущем» (9 января 1967 года).

Алон жаловался, что комиссия чрезмерно контролирует военных: ведь не каждый день мы берем Старый город Иерусалима или Западный берег реки Иордан — эти решения действительно должны принимать не генералы. Но Моше‑Хаим Шапира резко парировал:

«Нашей задачей как раз является контролировать военных. Здесь надо сохранять хладнокровие, здесь не место воинствующим любителям пострелять. Мы обязаны именно что сдерживать военных».

Позиция Шапиры — один из сюрпризов протоколов. Будучи министром внутренних дел, он был лидером Национально‑религиозной партии, которая через несколько лет (после его смерти) даст начало поселенческому движению. А в 1967 году в комиссии по вопросам безопасности он был одним из двух главных миротворцев.

Возьмем, к примеру, заседание 12 января, в ходе которого военные, раздраженные непрекращающимися нападениями сирийцев, требовали разрешить более агрессивные ответные действия. Шапира категорически возражал:

«Я вижу, поступил призыв к более агрессивным военным действиям. Присутствующие здесь эксперты, возможно, более сведущи, чем я, но до сих пор мы отвечали огнем на огонь. На их танки мы двигали наши танки. Мы говорили, если они бомбят наши деревни, мы ответим танками, но так как наши танки неэффективны против их орудий, придется использовать авиацию, чтобы защитить мирное население. Начальник штаба заявляет, что они, вероятно, сведут нас с ума. Я думаю, что наши соседи сводят нас с ума и без стрельбы. Такова судьба нашей страны, окруженной врагами. До сих пор мы всегда говорили, что использование военной авиации для защиты мирного населения оправдано. Изменить этой позиции и использовать самолеты [против сирийских военных объектов, которые не обстреливают наши деревни] значит спровоцировать войну. Я не могу это принять. Я понимаю начальника штаба, когда он говорит о том, как тяжело находиться в состоянии постоянной бдительности и полной боевой готовности. Я же, в свою очередь, считаю, что лучше находиться в состоянии полной боевой готовности, чем в состоянии войны».

Шапира также заявил, что комиссия не имеет полномочий, чтобы переходить к более решительным действиям. Он говорил, что такое решение может быть принято только кабинетом в полном составе и он должен вынести этот вопрос на обсуждение своей партии, а затем резолюцию следует представить кнессету. Второй миротворец, министр здравоохранения Исраэль Барзилай, депутат от партии МАПАМ, поддержал это предложение: заявив, что и ему необходимо обсудить этот вопрос с руководством партии, он фактически заблокировал инициативу эскалации военных действий.

Барзилай бывал настроен еще более миролюбиво, чем Шапира, временами он даже сомневался в искренности сторонников войны. 7 апреля сирийские орудия обстреляли израильских фермеров, и в результате ответного израильского авианалета было уничтожено шесть сирийских самолетов. Барзилай был в ярости:

«На прошлой неделе я возражал против проведения пахотных работ на тех полях, которые ООН считает спорными, особенно в тех случаях, когда есть вероятность, что Сирия откроет огонь и конфликт будет неизбежен. У меня складывается впечатление, что Израиль спровоцировал этот инцидент. Вопрос стоял на обсуждении комиссии, но мне кажется, кто‑то упредил наше решение. Возможно, я не прав, докажите, если это так. Но если я прав, это серьезный дефект нашего алгоритма принятия решений» (9 апреля).

Разногласия между членами комиссии в отношении Сирии проявились предельно ясно 11 апреля 1967 года, спустя четыре дня после уничтожения шести вражеских самолетов. Генерал‑лейтенант Ицхак Рабин, начальник штаба и регулярный участник заседаний, увидел возможность поставить под израильский контроль 60 гектаров земли возле кибуца Альмагор, где сельскохозяйственные работы не проводились со времен Войны за независимость. Вскоре стало ясно, что осмотрительность была характерна не только для миротворцев, но и для центристов — министра образования Залмана Арана, министра туризма Моше Коля и министра по делам религий Зарака Варгафтига.

Возможно, премьер‑министр и министр обороны Леви Эшколь был удивлен тем, что убедить комиссию перейти к более решительным действиям оказалось не так легко, как он предполагал, и он занял нетипичную для него решительную позицию. Опровергая аргумент, что раз Израиль до сих пор добровольно отказывался от проведения сельскохозяйственных работ в этой зоне, то может отказываться и в будущем, он вскипел:

«Две тысячи лет мы находились в изгнании, а затем начались кровопролитие и война. Мне никак не забыть бурные протесты, когда мы вынуждены были отказаться от 2,5 дунама (25 соток) под Иерусалимом. Чем мы сможем оправдать отказ от 600 дунамов (60 гектаров) здесь? И почему бы не отказаться от возделывания любых других областей, которые находятся под обстрелом Сирии? Что бы вы ответили, если бы мы здесь подняли такой вопрос? Вы ответили бы, что мы должны ждать, что сирийцы были унижены, что мы должны дать им время? Если не сейчас, то когда? Если мы не будем действовать сейчас, мы будем сожалеть об этом долгие годы».

Эшколю не удалось заразить министров своим пылом. Опасаясь принимать такое важное решение, некоторые потребовали, чтобы вопрос был рассмотрен кабинетом министров в полном составе. На вечерней сессии кабинет был настроен не менее скептически. Залман Аран из партии МАПАЙ выразил свои колебания так:

«Боюсь, мы находимся на распутье, и это переломный момент. Сегодня утром стало ясно, что сирийцы не до такой степени шокированы, чтобы перестать обстреливать наших фермеров. Возможно, они планируют что‑то совместно с Египтом; мы должны это учитывать. Если мы решим применить военно‑воздушные силы для защиты этих 600 дунамов, мы должны быть готовы к более масштабной военной кампании. Возможно, это будет обсуждаться в Совете безопасности ООН. Мы готовы к такой кампании? Я всей душой против. Но в то же время вопрос о возможности возделывания полей на нашей собственной земле остается открытым. Мы готовы сохранять статус‑кво? Мне требуется время, чтобы все обдумать, и я прошу отложить принятие решения до завтра».

*  *  *

Вскоре более важные события затмили собой два десятилетия конфликтов на сирийской границе. 14 мая, накануне празднования Дня независимости Израиля, египетские войска открыто прошли через Каир по направлению к Синаю и Египет постарался придать этому событию как можно большую огласку. 16 мая полный кабинет собрался на еженедельное заседание, и Эшколь доложил о развитии событий. На вопрос, принимает ли армия Израиля предупредительные меры, он лаконично ответил, что это так, и перешел к следующим пунктам на повестке дня: отчету об официальном визите в Польшу и предложениям о том, как оптимизировать государственную службу. Ситуация на границе обсуждалась комиссией по вопросам безопасности на следующий день, и, хотя отчеты о военных приготовлениях были подробнее, чем на заседании кабинета министров, в тот третий день кризиса никто, по‑видимому, не верил, что война вот‑вот начнется. Все считали, что действия Египта — пустая бравада, что он просто привлекает к себе внимание.

21 мая тон изменился. Президент Египта Гамаль Насер направил генеральному секретарю ООН У Тану просьбу вывести войска ООН с Синая, и У Тан, как ни странно, вывел их полностью. Таким образом, за одну ночь Израиль лишился самого главного достижения Синайской кампании 1956 года. На заседании Рабин, министр иностранных дел Абба Эбан и Эшколь сообщали о дальнейшем развитии событий. Учитывая серьезность ситуации, было решено обсудить возможные последствия на следующем заседании комиссии при участии полного состава кабинета министров.

Несмотря на то что дальнейшее обсуждение было отложено, ястреб войны Галили и голубь мира Шапира сошлись на том, что война неизбежна. Шапира смиренно утверждал, что агрессию Египта не остановить мирным путем. Галили же выражал более жесткую позицию: война уже началась. Надо было успеть нанести удар первыми. За три недели до исторического удара по египетским базам ВВС этот решающий израильский шаг, определивший исход войны, уже обсуждался комиссией.

21 мая на втором заседании комиссии в полном составе почти все участники произнесли короткие речи. Эшколь с утомленной обреченностью сообщил: идет подготовка. Дополнительное вооружение закупить невозможно, по крайней мере, не сейчас. На границах мы проявляем осторожность. Поддерживаем связь с США. Объявлена частичная мобилизация резервистов. Будем надеяться на лучшее. В итоге было решено, что израильские ВВС направят все свои мощности против любого противника, решившего напасть на их базы. Как будто для принятия такой очевидной резолюции требовалось целых два заседания комиссии!

К третьему заседанию комиссии (23 мая) Египет объявил о закрытии Тиранских проливов, тем самым блокировав израильскую торговлю со странами Азии. Все министры сочли, что этот акт приведет к войне, но большинство из них, включая Рабина, который, будучи генералом, не имел права голоса, в то же время понимали: необходимо убедить США, что Израиль не стремится развязать войну. Несмотря на то что Израиль упустил возможность внезапного нападения, генерал‑майор Эзер Вейцман, начальник оперативного управления Генштаба армии и бывший командующий ВВС, выразил уверенность, что при необходимости израильские ВВС смогут нанести неожиданный удар. Поскольку США потребовали отсрочки в 48 часов для дипломатических переговоров, министры решили воздержаться от военных действий.

Но к 26 мая они почувствовали себя в ловушке. Египет усиленно строил укрепления. Рабин сообщил о готовности противника к нападению. Иордания собиралась оказать Египту поддержку. Было мобилизовано большинство военнослужащих запаса, что не могло продолжаться долго, так как вызвало бы серьезные экономические затруднения. Закупка дополнительного вооружения была невозможна. Тем не менее всем было ясно: не оставалось ничего иного, кроме как дожидаться возвращения Аббы Эбана с переговоров в Европе и США. Обсуждалась возможность расширения правительственной коалиции и создания правительства национального единства. Накануне долгой кровопролитной войны политический консенсус казался необходимым.

В субботу 27 мая комиссия в полном составе заседала до рассвета. Абба Эбан прибыл после 10 вечера, отчитался перед комиссией, затем отправился с отчетом в Комиссию по иностранным делам и безопасности кнессета, а вернувшись, обнаружил министров в мучительной нерешительности. Лидеры мировых держав требовали, чтобы Израиль не переходил в наступление; министры понимали, что война неизбежна, но не могли договориться о плане действий. Если мы нападем первыми, каковы будут международные последствия? Если противник нападет на нас первым, сколько жизней будет потеряно? (Тысячи, думали министры.) Что мы выиграем, если будем выжидать? А если будем действовать? И какой ценой?

1 июня прошло два заседания — комиссии и кабинета министров в полном составе. Менахем Бегин и Моше Даян принимали участие в заседании в качестве депутатов кнессета, потому что они еще не вступили в должность министров. В половине первого ночи 2 июня Эшколь отправил всех спать: «Мы совещались весь день и сильно измотаны. Завтра утром мы отправимся в Генштаб. Вы должны выслушать генералов».

*  *  *

Заседание, прошедшее утром 2 июня 1967 года, стало одним из самых необычных за всю истории комиссии: кабинет в полном составе собрался в штабе Армии обороны Израиля, чтобы встретиться с командованием.

Аарон Ярив, начальник службы военной разведки, заявил: мы считаем, что дальнейшее промедление не даст никакого военного преимущества, наоборот, оно грозит опасностью. Арабские армии окапываются, готовятся и закупают оружие и боеприпасы. Мы же не можем перевооружаться. Рабин: координация между арабскими армиями возрастает день ото дня. Они осмелели в результате нашего бездействия. Мордехай Ход, главнокомандующий ВВС: мы справимся с задачей в любых условиях, но с каждым днем промедления цена победы возрастает. Йешаяу Гавиш, командующий Южным фронтом: эта карта показывает расположение египетских войск 22 мая. Сравните, что было на прошлой неделе и что мы имеем сегодня. Новые [египетские] войска движутся из Йемена. Силы противника растут с каждым днем. Командир дивизии запаса Авраам Йоффе: мои бойцы уже 14 дней сидят в пустыне Негев. Мы должны вырвать инициативу из рук египтян! Командир дивизии Ариэль Шарон: мы готовы уничтожить армию Египта. Будут жертвы, но мы должны справиться с этой задачей. Бессмысленно молить союзников о помощи. Нет необходимости дожидаться дополнительного вооружения. Мы справимся. Интендант Матти Пелед: чего мы ждем? Скажите, чего мы ждем?

Несмотря на все это, министры колебались. 4 июня прошло еще одно совещание, не давшее определенных результатов. Вечером 4 июня комиссия полного состава провела судьбоносное заседание. Генерал Ярив доложил о дальнейшем ухудшении ситуации. Египетский Генштаб принял командование над армией Иордании. Иракские войска вошли в Иорданию. Египетские силы стягиваются на Синае, десантные отряды готовятся к нападению и так далее. Абба Эбан рассказал о попытках США добиться открытия проливов, но отметил, что эти усилия в ближайшую неделю плодов не принесут, к тому же они вообще имеют мало смысла в свете масштабных военных приготовлений противника.

Все министры по очереди высказали свое мнение. Все согласились, что война неотвратима. Большинство оправдывали ожидание, утверждая, что благодаря этому возрастает доверие к Израилю мировых держав. Хаим Гвати (партия МАПАЙ) мягко поддразнивал колеблющихся коллег: «Меня удивляет, что кто‑то надеется, будто великие державы когда‑нибудь объявят: час настал и вы наконец можете нанести удар по врагу. Этого не произойдет никогда».

Споры продолжались в течение нескольких часов. В конце концов единый фронт Шапиры и Барзилая был прорван. Барзилай и его товарищ по партии МАПАМ министр Мордехай Бентов все еще были уверены: Израиль должен сообщить мировым державам, что его терпение на исходе; Шапира же присоединился к тем, кто считал, что время истекло.

Кабинет отдал армии приказ разорвать кольцо арабского окружения и уполномочил Эшколя и Даяна разработать план атаки. В течение многих дней война казалась неотвратимой; теперь она действительно началась.

*  *  *

В течение шести дней войны комиссия по вопросам безопасности провела семь заседаний. Тем не менее контроль над ситуацией был упущен. Когда‑то в феврале участники комиссии обсуждали даже калибр орудий; теперь же им была уготована роль второго плана. Они могли продолжать обсуждения, но настоящие решения принимали другие лица.

Первое заседание произошло вечером 6 июня; шел 30‑й час войны. В течение первых 90 минут комиссия слушала доклады о текущем положении. Египетская армия на Синае была разбита, сектор Газа, как и крупные участки Западного берега реки Иордан, был захвачен, а территории к северу и к югу от Старого города находились под контролем Армии обороны Израиля. В руки Израиля перешел Латрун: здесь Израиль потерпел целый ряд унизительных поражений в 1948 году, отчего пришлось изменить направление дороги Тель‑Авив — Иерусалим. Ничто из этого комиссия не успела не то что санкционировать — даже обсудить предварительно, а ведь по закону именно она должна была руководить вооруженными силами.

Это заседание стало кульминацией всеобщей эйфории. Не прошло и двух дней с того момента, когда был отдан приказ о начале военных действий, которые должны были повлечь гибель тысяч израильтян: простим же министрам глубокий вздох облегчения. Эшколь, обычно осмотрительный и осторожный, размышлял, нельзя ли будет решить проблемы водоснабжения Израиля, захватив южную часть Ливана вплоть до реки Литани. Даян, пылкий, экстравагантный и неуравновешенный, похвалялся, что Израиль скоро оккупирует Шарм‑эль‑Шейх на ближайшие 300 лет, а было бы желание, мог бы дойти и до Каира. Он также просил министров говорить покороче — у него мало времени. Алон и Бегин настаивали, что Старый город следует захватить немедленно, прежде чем вмешается ООН, но Даян был против такой инициативы.

Самое важное решение за тысячи лет — решение о том, что Иерусалим должен принадлежать евреям, — было принято, скорее всего, ранним утром 7 июня Моше Даяном, а не правительством Израиля. Поскольку армия уже продвигалась в глубь территорий на Западном берегу реки Иордан, правительство постфактум утвердило наступление, которое уже произошло в разгар сражения. Самое знаменательное решение в истории Израиля — контролировать целиком Землю Израиля и ее арабское население — было принято почти что по рассеянности.

*  *  *

В течение трех последних дней войны заседания проводились с еще большей частотой. С Иорданией заключили перемирие, и война на том фронте была окончена. Военные действия против Египта и Сирии продолжались, и армия Израиля сосредоточила все усилия на том, чтобы захватить Синай до самого Шарм‑эль‑Шейха. Решение выйти на побережье Суэцкого канала, возможно, принял Даян: в течение первых дней он говорил о недостатках этого плана, а потом объявил министрам, что это уже выполнено.

Большинство дебатов касались Сирии: всю неделю сирийские бригады стреляли по израильским кибуцам, но начинать наступление на территорию Сирии Израиль не торопился. Сначала у израильской армии не было ресурсов для открытия второго фронта наряду с основным фронтом на Синае и внеплановым на Западном берегу реки Иордан. Бои усиливались, и кабинет опасался конфронтации с Советским Союзом, который, как казалось, поддерживал скорее Сирию, нежели Египет. Тем не менее давление со стороны общественности нарастало.

8 июня три фермера из деревень, находившихся под сирийском обстрелом, встретились с министрами и умоляли их положить конец этому аду: недопустимо, говорили они, чтобы сирийцы, втянувшие нас в этот хаос, остались невредимы.

Министры, по обыкновению осмотрительные, по‑прежнему не были окончательно убеждены. Они хотели видеть планы атаки на Сирию, разработанные армией, но не более того.

На следующее утро (9 июня) Даян сообщил министрам, что он и Эшколь дали добро на нападение. Судя по стенограмме, Эшколь говорил уклончиво. Шапира пришел в ярость: мы не давали своего согласия. Остальным было не по себе, но они не были готовы останавливать войска, перешедшие в наступление. Любопытно, что Барзилай хранил молчание: некоторые из обстреливаемых кибуцев поддерживали его партию.

Под конец заседания стало известно, что отряды не вошли в Сирию — пока еще нет, — но были готовы продолжить наступление. Возражений не последовало. Было утро пятницы.

В тот вечер всего пятеро министров смогли участвовать в заседании в Тель‑Авиве. Сирийские орудия все еще стреляли, и они надеялись, что израильские отряды доберутся до них до заключения перемирия. Они говорили, конечно, что не стоит начинать второе наступление в районе южного участка Голанских высот, но они также понимали, что на достижение всех возможных целей оставались считанные часы.

В субботу ночью (10 июня) состоялось очередное заседание. Армия Израиля все‑таки атаковала с юга. Сирийская армия была разбита, и, по словам Даяна, Израиль должен был воспользоваться этим в своих интересах. Эшколь оправдывался, довольно неубедительно, тем, что «Даян уговорил меня», но на самом деле он не остановил наступление потому, что одобрял его. Во время заседания стало известно, что две израильские колонны встретились на Голанских высотах. Министры встали и почтили память павших минутой молчания, а затем выпили «лехаим». 

Оригинальная публикация: Breaking News: The Secret Transcripts of the Six-Day War, Part I