Три года назад, 22 марта 2015 года, ушел из жизни писатель‑сатирик Аркадий Арканов (Штейнбок). О своем друге на страницах «Лехаима» вспоминает режиссер и драматург Марк Розовский.

Аркадий Арканов, по прозвищу Аркан, оставил нам разноцветную россыпь коротких литературных шедевров и свой незабываемый образ всегда одетого с иголочки пижонистого остроумца. Помесь богемы и элиты. Скепсис и загадочность были для него естественны, а благородство и порядочность в крови.

Впервые — году в 1956‑м — я увидел его играющим на трубе в знаменитом капустнике 1‑го Медицинского института. Там же он выходил во фраке и в бабочке и пел в квартете с такими же, как он, оболтусами‑евреями‑студентами забавные куп­леты о вреде курения: «Курят — курят все на свете / И табак, и “Беломор”. / Курят взрослые и дети. / Курит и гроссмейстер Флор!»

Я потом спросил Аркана, при чем тут был гроссмейстер Флор? Он ответил: «Для рифмы, Маричек. В стихах необходима рифма». — «Надо же! И у Пушкина она есть?» Он сказал: «Это надо проверить».

И мы подружились. Алик Аксельрод скрепил наше общение в ранней молодости, найдя на волейбольной площадке другого великого медика‑шутника (будущего Григория Горина), и этот возникший на моих глазах авторский дуэт был тут же привлечен в «Наш дом» — эстрадную Студию МГУ, где все мы когда‑то начинали.

Отсюда все началось, с подмостков любительской интеллектуальной эстрады — и КВН, и «Пылесос» журнала «Юность», и клуб «12 стульев» «Литгазеты», и сотни совместных выступлений и гастролей. В моде были всякие «Огоньки», устные журналы, литературные вечера…

Однажды (где‑то в середине 1960‑х годов) в Советский Союз приехал Стейнбек, великий американский писатель. Его привезли в редакцию журнала «Юность» на встречу с нами. Я сказал Аркану, что хочу, чтобы он лично представился Стейнбеку. «Зачем?» — спросил Аркан. «Для смеха, — сказал я. — Ты подойдешь, он тебе протянет руку, скажет: “Стейнбек”, а ты ему в ответ: “Штейнбок”. И мы посмеемся!»

Действительно, настоящая фамилия Арканова была Штейнбок, но с такой фамилией у советского писателя было бы больше проблем, чем у Стейнбека с Нобелевским комитетом. По той же причине соавтор и ближайший друг Арканова Гриша Горин, как известно, таил свою родительскую фамилию Офштейн, в шутку объясняя аббревиатуру своего псевдонима «Горин» по первым буквам слов: «Григорий Офштейн Решил Изменить Национальность». Конечно, для удобства этот писательский дуэт мог бы звучать и как «ОфШтейнБок», но этот вариант был, конечно, неприемлем, поскольку только усугубил бы проблему.

Сегодня оба весельчака ушли в мир иной, оставив нам свое замечательное творчество в виде множества шуток, пьес, пародий, рассказов, «капустных» изъявлений, песенок, сценок и монологов… Начинали как блестящие соавторы, но, почувствовав свою индивидуальную мощь, не то чтобы разошлись, а пошли каждый своим неимоверно трудным путем, ибо нет жанра более сложного на свете, чем литература, которая смешит, заставляет думать и при этом оказывается Большой литературой. От миниатюры «Желтый песок» к великолепной иронической прозе — «Пельмени на полу», «Кросс», «От Ильича до лампочки», «И снится мне карнавал» (о пьесах я не говорю) — тянется аркановское изящество: чувство формы и стиля.

Аркадий Арканов, которого мы проводили в марте 2015 года, — пример искрометного ума, умевшего импровизировать и фантазировать, создавать ироническую и метафоричную картину жизни, чьи абсурды под пером этого автора делались более правдивыми, чем сама реальность. Язык Арканова полон элегантности, безупречного вкуса, аристократичного артистизма, включающего и соленое словцо, и лирические тонкости, и риски так называемого «черного юмора».

Я горжусь тем, что, будучи в 1960‑х годах редактором отдела сатиры и юмора в журнале «Юность», привлек и Горина, и Арканова, и Славкина, и других авторов из студенческих капустников в мир печатного изъявления. Их первые публикации сделали в те времена любителей профессионалами, открыли имена, впоследствии ставшие классиками жанра.

Аркадий Арканов, несомненно, классик. Его ранг — самого высшего писательского уровня. Его серьезное непроницаемое лицо стало узнаваемым в стране, которая быстро научилась отличать официоз часто несмешного крокодильского юмора от истинно интеллектуального мудрого смеха Аркадия Михайловича и его коллег по литературному и эстрадному цеху.

Впрочем, сам Аркан многократно отрицал свою принадлежность к «сатирикам и юмористам». Ему хотелось вырваться за рамки устойчивых представлений о жанровой замкнутости, при всем внешнем успехе и огромном шквале смеховых реакций, которые могут вызывать не только позитивное ощущение от собственного творчества, но и портить, даже как‑то развращать авторское самосознание. Аркан сознательно пробовал себя как писатель‑фантаст и достиг в этом направлении таких высот, что ему можно позавидовать. И все равно главным в его художественной личности остается неутомимый интерес к гротеску, к смеховому разряду — до предела, до колик в животе. Обаяние, щедрость и разнообразие аркановских изъявлений на широкой публике свидетельствуют о таланте Мастера. Но вот что интересно: Аркан был чрезвычайно сосредоточенным на своих замыслах и воплощениях творцом и человеком. Он был азартен, как игрок на ипподроме, как шахматист, как поздравитель на шутовских юбилеях друзей‑коллег, как харизматичный телеведущий, как джазовый певец, наконец…

Он умел любить своих жен и детей с тихой трогательностью и нежностью. Не знаю, насколько он чувствовал себя одиноким, подавленным, когда как врач знал все о своей неизлечимой болезни. Никто в последнее время не слышал от него ни слова на эту тему. Можно сказать, он умирал молча. Настоящий мужчина. Символично, что «скорая помощь» увезла его с вечера в ЦДЛ, посвященного памяти Гриши Горина, вечера, на котором он, Аркан, успел сказать вступительное слово…

(Оригинал статьи опубликован в №278, май 2015)