Алексей Мокроусов 18 сентября 2015
Поделиться

[parts style=”clear:both;text-align:center” captions=”true”]
[phead]Катя Манн со своими шестью детьми. 1919. Коллекция Цюрихской Высшей технической школы [/phead]
[part]

Томас Манн

Москва, Государственный музей А. С. Пушкина,

до 30.9

Фотовыставка в библиотеке Музея А. С. Пушкина строится на материалах из собрания цюрихской Высшей технической школы. Несмотря на прикладное название, швейцарский вуз обладает многими художественными и архивными ценностями. Здесь, в частности, хранится архив Томаса Манна, лишь фотографическая часть которого насчитывает более 5500 снимков. Помимо хрестоматийных, публикуемых из биографии в биографию, есть и редкие, вроде запечатлевших его пребывание в Пруссии, на нынешней территории России и Литвы — в Кенигсберге (Калининграде), Раушене (Светлогорске) и Ниде, где создавался роман «Иосиф и его братья».

Выставка рассказывает обо всех периодах жизни писателя, его скитаниях по свету — он эмигрировал в США, после войны отказался вернуться в Германию, жил в Швейцарии, — о семье и работе.

На снимках запечатлена и жена Томаса Манна Катя Принсгейм (1883–1980). Дочь профессора математики, она росла в либеральной семье, где все дети, несмотря на еврейские корни родителей, были крещены в лютеранство. Это не уберегло их от преследования, согласно нацистским законам они считались евреями. Тем не менее в семье самого Томаса Манна об этом предпочитали не говорить, его сын Голо вспоминал, что в его детстве еврейство матери замалчивалось.

Одновременно в московском Гете‑институте проходит фотовыставка, посвященная Любеку эпохи «Будденброков» — знаменитого романа Манна, написанного во многом на материале его собственной семьи.

 

[/part]
[phead] Вадим Сидур. Пулеметчик. 1946[/phead]
[part]

«И все‑таки…»

Москва, Музей Вадима Сидура,

до 27.9

Скульптурам Вадима Сидура 1950–1980‑х годов посвящена новая экспозиция в музее его имени. Всего сохранилось более 500 скульптур и более 1000 графических листов Сидура (см.: Ирина Мак. Формула Сидура // Лехаим. 2014. № 7). Из них отобрали работы, точнее всего отражающие эволюцию художника с точки зрения куратора экспозиции Карла Аймермахера — известного слависта, создателя и первого директора Института русской и советской культуры им. Лотмана Рурского университета в Бохуме. Выбор Аймермахера как куратора неслучаен: он долгие годы дружил с художником, издал каталог‑резоне его скульптур. При участии Аймермахера в Германии, как и в Америке, было установлено немало выполненных по моделям Сидура памятников.

В особый раздел выделены произведения на военную тему. Помимо выдержек из интервью самого Сидура, в музее на Новогиреевской можно увидеть и документальный фильм о нем.

Есть работы Сидура и на выставке «Скульптуры, которых мы не видим» в московском Манеже (открыта до 6 сентября). Здесь представлено творчество и двух других участников легендарной группы «ЛеСС», с которыми Сидур в течение многих лет еще и занимал одну мастерскую, — Николая Силиса и Владимира Лемпорта, — а также наших современников, позволяющее понять развитие постсоветского искусства, в том числе Анатолия Осмоловского, Хаима Сокола, Дмитрия Гутова, Александра Повзнера.

 

[/part]
[phead]Герман Ландшоф. Фотопортрет Ванды Ландовской. 1957[/phead]
[part]

«Война. Травма. Искусство»

Зальцбург, Городской музей,

до 27.9

Первая мировая война коснулась и Зальцбурга, хотя боевых действий в городе и его окрестностях не велось. Но многие зальцбуржцы ушли на фронт, да и в тылу быт не был простым.

Выставка напоминает о самых разных аспектах войны, в том числе о религиозной жизни — показывают, в частности, портрет полевого раввина Адольфа Альт­мана (1879–1944). Есть и снимки из лагеря беженцев в Грёдинге, где оказалось много выходцев из Галиции; на одной из фотографий запечатлен спектакль еврейской общины. Рассказывается о жизни в самом Зальцбурге, в частности о росте антисемитизма в конце войны и антиеврейских выступлениях.

В разделе, посвященном искусству, выделяется радиозапись пьесы Карла Крауса «Последние дни человечества» — из‑за гигантского объема пьесу почти не ставят на сцене.

Если успеете, посмотрите здесь же выставку «Пьесы для фортепиано». Она посвящена образу пианиста и его инструмента в искусстве. Здесь и репортажная съемка, например заснятый Эрихом Саломоном концерт Джильи в Амстердаме, и фотопортреты Ванды Ландовской и Маргариты Аргерих, а также выдающейся немецкой пианистки Элли Ней, чья карьера была разрушена собственными руками – после того, как она стала фанаткой Гитлера. Есть партитуры Шенберга, Равеля и Филиппа Гласса, а также видеофильм Летиции Бадо‑Османн «No One Returns». Он запечатлел перформанс 24 апреля 2010 года, прошедший в парижском Дворце Токио, в чьи подвалы в годы войны нацисты свозили принадлежавшие евреям фортепиано и рояли. В фильме звучит музыка Дьердя Лигети, родственники которого погибли в Маутхаузене и Берген‑Бельзене.

 

[/part]
[phead]Ковчег для Торы. Подарен синагоге в Леопольдштадте семьей Кенигсвартер, чей дом находился на Кертнерринг[/phead]
[part]

«Рингштрассе. Еврейский бульвар»

Вена, Еврейский музей,

до 18.10

150‑летие открытия Ринга — Ринг­штрассе, венского Кольца, важнейшей и самой знаменитой улицы австрийской столицы, — Вена отмечает множеством проектов, от «Климта и Рингштрассе» в Бельведере и масштабного «Кольца» в городском музее до экспозиции, посвященной нацистским планам переустройства города (см.: Еще посмотрим, Лехаим. 2015. № 6). В Еврейском музее к теме года подошли с понятным акцентом: почти половина частных инвесторов улицы, протянувшейся более чем на пять километров, были евреями. После того как император Франц‑Иосиф решил снести стены ставшей уже ненужной крепости и выстроить на новом бульваре дворцы, встал вопрос об инвестициях. Решение нашли такое: разрешили покупать землю евреям, пообещав им налоговые льготы и дворянские титулы. Расчет оправдался: аристократы не выкупили и десятой части земель, большую часть вложений обеспечила торговая и финансовая буржуазия.

Как только стали появляться дворцы, их разностилье — в новых постройках сочетались элементы античной архитектуры и готики, рококо и барокко — сразу начали высмеивать. Да и сегодня к Рингштрассе принято относиться как к улице (точнее, пяти улицам — ее разбили на несколько отрезков) некрасивой, но все равно любимой. Среди архитекторов тоже было много евреев, строивших еще и синагоги — например, Макс Фляйшер. Один из руководителей строительства Ратуши, ключевого здания Кольца, он был автором трех не сохранившихся до наших дней синагог в Вене, а также молельных домов в Будвайзе, Кремсе и других городах империи. А Отто Вагнер построил синагогу в Будапеште. Напоминает выставка и о проектах Вильгельма Штясны. Так, он построил на Шоттенринге, 35, дом для Давида Шварцмана, а неподалеку — доходный дом, принадлежащий сегодня еврейской общине города.

Здания, как правило, были многофункциональны. Внизу располагались магазины, верхние этажи сдавались, а квартиры владельцев поражали не только убранством, но и размерами, они достигали 700 кв. метров. Не зря их активно экспроприировали после аншлюса и неохотно возвращали после войны, затягивая бюрократические процедуры до бесконечности. Многие сделки были оформлены в рамках ариезации как добровольная передача акций — это произошло, например, с акциями Самуэля Шаллингера в отелях «Бристоль» и «Империал». А вот «Отель де Франс» в 1947 году вернули его хозяину Нухему Вахтелю, в 1970‑х отель стал важнейшим транзитным центром для еврейских эмигрантов из Восточной Европы.

О пышности интерьеров Ринг­штрассе можно судить по кукольному домику в барочном стиле, заказанному Габриэлой Пшибрам в 1893 году — вероятно, на бат мицву племянницы Фредерики. Украшающий «Еврейский бульвар» дом незадолго до аншлюса был подарен Музею прикладного искусства (MAK — Museum für angewandte Kunst).

Еврейские художники и меценаты — особый сюжет выставки. Несмотря на антисемитский дух города, где даже бургомистр Карл Люгер не скрывал расистских взглядов (в витринах много антисемитских открыток и карикатур), евреи поддерживали императорские музеи. Так, банкир Карл Аушпиц подарил отделу этнографии Музея природы коллекцию культовых объектов маори. Он выкупил ее у этнографа Андреаса Райшека, хранителя музея в Линце, совершившего восемь путешествий в Новую Зеландию.

К выставке вышел двуязычный (англо‑немецкий) каталог.

Одновременно венцы показывают фотографии Кристины де Гранси «Транзит. Иранцы в Вене». Они посвящены одному из этапов тайного пути, по которому иранские евреи переправлялись после революции 1979 года в Израиль и США.

[/part][/parts]

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Четверо детей

Возможно, проблема еврейских общинных институтов — не в отсутствии интереса к этим институтам, а в том, что проблемы людей более масштабны, чем рамки, в которые их пытаются втиснуть. Если 63% американских евреев высказывают мнение, что Америка на неверном пути, не означает ли это, что их сложные отношения со своей общественной группой и религией напрямую связаны с нарастающим ощущением нестабильности американской жизни и общества?

Первая Пасхальная агада, ставшая в Америке бестселлером

Издание было легко читать и удобно листать, им пользовались и школьники, и взрослые: клиенты Банка штата Нью‑Йорк получали его в подарок, а во время Первой мировой войны Еврейский комитет по бытовому обеспечению бесплатно наделял американских военнослужащих‑евреев экземпляром «Агады» вместе с «пайковой» мацой.

Дайену? Достаточно

Если бы существовала идеальная еврейская шутка — а кто возьмется утверждать, будто дайену не такова? — она не имела бы конца. Религия наша — религия саспенса. Мы ждем‑пождем Б‑га, который не может явить Себя, и Мессию, которому лучше бы не приходить вовсе. Мы ждем окончания, как ждем заключительную шутку нарратива, не имеющего конца. И едва нам покажется, что все уже кончилось, как оно начинается снова.