В этом году празднуется 100‑летие со дня рождения Сола Беллоу, нобелевского лауреата, классика американской литературы. К юбилею, а также к 10‑летию со дня смерти Сола Беллоу в издательстве «Knopf» вышел первый том новой биографии «The Life of Saul Bellow: To Fame and Fortune, 1915–1964». Ее автор литературовед Захари Лидер согласился ответить на вопросы «Лехаима».

Лиза Новикова Насколько еврейская тема важна для первой части вашей биографии?

Захари Лидер Он писал, что рос в «абсолютно еврейской семье». Его представления об иудаизме были взяты не столько из посещений синагоги, хотя он ходил туда, — сколько из опыта жизни в еврейском окружении, в Монреале, а затем в Чикаго. Это было важно для него, и он постоянно обращался к этой теме в своих книгах, обращался к описаниям детства в Монреале и Чикаго. Для него было значимо, что он принес этот опыт, быть евреем, жить в еврейском окружении, — в «высокую словесность».

ЛН А есть ли какие‑то новые материалы по этой теме?

ЗЛ Есть новые главы о его жизни, о его предках. Например, тот факт, что у него были и нееврейские предки. Его прадедушка не был евреем. Он влюбился в еврейскую девушку, принял иудаизм, чтобы быть с ней. Он был граф. За это отец сразу лишил его наследства, так что им пришлось приобрести небольшую гостиницу, трактир, чтобы прокормиться.

Истории его бабушек и дедушек, дядьев — все это не было столь хорошо известно. В моей книге рассказывается, что значило для них жить вне черты оседлости, нелегально, по поддельным документам, в Петербурге… Первая глава книги посвящена русской истории и культуре.

ЛН Вы уже говорили в недавнем московском выступлении, что для Сола Беллоу было важно обозначить себя как «часть русской культуры». Насколько эта тема затрагивается в новой книге?

ЗЛ Русские писатели оказали на него огромное влияние. Так же, как и русские философы, революционеры. Но литература все же в большей степени. В его первых двух романах прослеживается влияние Достоевского. Особенно в романе «Жертва», где есть реминисценции из «Вечного мужа». Повесть «Двойник» также была очень важна для Беллоу. Беллоу занимали жанровые вопросы, насколько растяжимы границы романа. Мне было очень интересно об этом писать. Сколько в роман поместится лирических отступлений на самые разные темы, понятие «вместительности романа» — это у Беллоу от Достоевского. А вопрос о роли писателя — это от Толстого.

И, конечно, в молодости, когда он был более активен политически, он поддерживал Троцкого. Он читал много теоретических книг, и Троцкого в том числе. Когда он учился в высшей школе, у них с друзьями было объединение поклонников русской культуры — причем они не обязательно происходили из русско‑еврейских семей, но считали русских интеллектуалов «модными».

ЛН Вы рассказывали, что он сравнивал свой дом с Ясной Поляной?

ЗЛ Этот дом он купил сам, рядом с Bard College, где преподавал. Он действительно выглядел как «дача». Но этот дом можно сравнить и с домом Хемингуэя на острове Ки‑Уэст. Так что аналогия не только «русская». Он жил там с женой Сандрой, происходившей из русско‑еврейской семьи. Так вот, он настаивал на том, чтобы ее называли «Саша». Это было своего рода «русское по приказу».

Ему нравилось жить на природе, он был внимателен к окружающей среде. К сожалению, дом нуждался в ремонте, а денег не хватало. Он не был столь богат, как Толстой.

ЛН Но в понятие «Ясная Поляна» входит и уход Толстого. С этой точки зрения каков был настрой Беллоу?

ЗЛ В личной жизни он был изменчивый, непостоянный. Как раз в этом он скорее напоминал Достоевского, чем Толстого. У него был взрывной характер. В то же время он часто чувствовал себя потерянным, эти беспокойность, непостоянство — одна из причин, почему у него было несколько браков. Семья, дети — все это не должно было стеснять его свободы. Он не был «комфортным» человеком.

ЛН Беллоу начинал с литературных обозрений и переводов с идиша. Как он говорил о себе, как о еврейско‑американском писателе?

ЗЛ Он боролся за право называться романистом. Он был против каких бы то ни было ограничений, в том числе и ярлыка «еврейско‑американского писателя». Ведь чтобы считаться «американским писателем», нужно принять ряд условий. Но ему нравилась идея, что представители разных культур могут стать частью американской культуры. Ты не можешь «стать русским» или «стать французом». А «стать американцем» можно. Он использовал дефис: «еврейско‑американский».

А когда он обрел успех и эта борьба закончилась, сам вопрос перестал быть для него болезненным. Он уже спокойнее называл себя «американско‑еврейским», важной темой его романов стал опыт выходцев из Восточной Европы. Поздний Беллоу именовал себя «еврейским американским писателем». Ограничений для него больше не существовало. Его признали великим писателем, великим американцем.

ЛН А сейчас, в год его 100‑летия, что о нем говорят? Воспринимают ли его как американского или как американско‑еврейского писателя?

ЗЛ Его книги постоянно переиздаются. Многие писатели, и в Европе, и в Америке, называют его великим: Иэн Макьюэн, Филип Рот. Но вот тот же Филип Рот входит в университетские программы, а романы Беллоу — нет. То есть его преподают, но не так широко, как Филипа Рота.

Его романы объемны. Его стиль трудноват для сегодняшних студентов, много аллюзий на произведения других писателей и философов. Кроме того, в последние годы своими высказываниями он, как будто нарочно, провоцировал носителей так называемого «либерального мышления». А в Британии и в Америке академические круги сейчас либеральные.

Однако что касается первого тома моей биографии — он получил большую прессу.

ЛН А обнаружили ли вы проявления заинтересованности в новейшей русской литературе?

ЗЛ Он читал Солженицына. Вряд ли — современных авторов. Уверен, он бы заинтересовался писателями — выходцами из России, например Гэри Штейнгардом…

ЛН Автобиографичными были разные его персонажи, кто, на ваш взгляд, самый близкий к автору?

ЗЛ Вы верно заметили, таких романов несколько. «Дар Гумбольдта», пожалуй, роман, в котором Чарльз, главный персонаж, очень близок автору. Вообще, у многих его персонажей есть реальные прототипы. Мне было интересно посмотреть на это с этической точки зрения: одно дело писать биографию, но это же роман, в котором помимо реальных прототипов есть еще и размышление о том, какие это может иметь последствия. То есть мне как биографу было интересно даже не то, насколько автобиографичен персонаж, сколько что думал Беллоу, рисуя того или иного героя прямо «с натуры».

ЛН Насколько сложной была работа с объемными архивами?

ЗЛ Архив Беллоу до сих пор не был каталогизирован. Он находится в Чикаго, около 350 коробок. Несколько месяцев у меня ушло на то, чтобы просмотреть все коробки: не каждую страницу, но я все просмотрел. Там были и материалы, ранее недоступные.

Беллоу прославился довольно рано, и у него довольно быстро появился литературный секретарь, так что многие материалы, которые могли бы затеряться, сохранились. Сохранились копии — огромный архив.

ЛН Кто из его жен больше помог вам с материалом для работы?

ЗЛ У него было пять жен, из которых сейчас живы три. С двумя из них предыдущим биографам поговорить не удалось. Одна впервые поделилась со мной очень интересными воспоминаниями и материалами. Она сделала два экземпляра воспоминаний, один дала сыну Адаму, другой — мне. Эти воспоминания оказались очень полезными для разговора о романе «Герцог», которым заканчивается первая часть биографии. Это роман, благодаря которому он прославился и разбогател. В этом романе рассказывается о супружеской измене — Беллоу описал как раз эту жену, Сашу, и ее любовника. Любовник был его лучшим другом и, кстати, тоже написал потом об этом роман.

И, конечно, его четвертая жена, Александра Тульцея, очень милая женщина, охотно поговорила со мной. Говорят, в женских характерах Беллоу скорее подчеркивал сексуальность. Но вот что могу сказать о женах — некоторые из них стали прототипами персонажей — дело отнюдь не только в сексуальности: все они очень привлекательные, очень умные, волевые.

ЛН В «Лехаиме» был опубликован перевод текста Беллоу о писателе Айзеке Розенфельде. С ним или, к примеру, с Башевисом Зингером они были скорее друзьями или соперниками?

ЗЛ Он очень любил Розенфельда, это была близкая дружба, но в то же время она была замешана на ревности и соперничестве. Они оба хотели стать великими писателями. Сначала Розенфельд лидировал, но Беллоу его обогнал — и у этой «победы» был горький привкус. Так что у них были странные отношения. С Башевисом Зингером… Беллоу перевел рассказ Зингера «Гимпель‑дурак», устроил его публикацию в одном из самых важных, влиятельных журналов «Partisan Review». Перевод был очень удачным. Благодаря этой публикации Башевис Зингер вышел на огромную англоязычную аудиторию. Но с тех пор он больше никогда не просил Беллоу переводить другие свои тексты. Что огорчало Беллоу. Дело в том, что Башевису Зингеру не понравилось, что автором его рассказа как будто стал Беллоу…