Личный фонд еврейского общинного деятеля Айзика Шмерковича Кацнельсона, хранящийся в Государственном архиве РФ (ГАРФ), содержит немало интересных документов, в том числе дневник самого [footnote text=’Отрывок из дневника см.: Александр Локшин. Процесс после процесса // Лехаим. 2013. № 12.’]Кацнельсона[/footnote]. Кроме того, в этом фонде имеется целый ряд материалов, дающий представление о жизни еврейской общины Москвы в первые годы советского режима. Среди них — черновик письма, написанный Кацнельсоном на имя заместителя председателя Совнаркома СССР (вероятнее всего, это был Л. Б. Каменев). Письмо, исходя из текста, можно датировать февралем или самым началом весны 1924 года. Неизвестно, было ли отправлено письмо адресату, но даже если и было, не повлияло на позицию властей. Еврейское телеграфное агентство сообщало, что 916 человек, преимущественно евреи, арестованы в Москве за спекуляцию, нелегальную торговлю и проживание в городе без определенного места работы, 522 из них были сразу же [footnote text=’Public Record Office, London (PRO) 03771/104091. P. 125.’]депортированы[/footnote]. Известно, что и в дальнейшем советские власти нередко практиковали подобную меру — высылку «вредных элементов», опасных для режима групп населения из различных регионов страны. В результате раскулачивания миллионы крестьян были высланы в Сибирь; после убийства С. М. Кирова в Ленинграде в декабре 1934 года «колыбель революции» попытались очистить от бывших дворян; летом 1940‑го из присоединенных к СССР республик Прибалтики выслали десятки тысяч неугодных жителей; осенью 1941‑го из Москвы выселили немцев; в конце второй мировой — целый ряд народов с Кавказа и из Крыма. Этот список может быть продолжен.

Письмо Кацнельсона, выступившего с протестом против бессудной депортации «социально‑вредных элементов» из Москвы, проводимой тайной полицией — ОГПУ [footnote text=’ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление) при СНК СССР — политическая карательная полиция, наследник ВЧК. Образована в 1923 году, председателем ОГПУ вплоть до кончины в июле 1926 года был основатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский.’]СССР[/footnote], а фактически — «тихого еврейского погрома», — может рассматриваться как один из первых правозащитных документов в нашей стране. Историк российского еврейства Джон Клиер одну из своих статей озаглавил: «Великий Октябрь: хорошо для еврея, плохо для [footnote text=’Клиер Д. Великий Октябрь: хорошо для еврея, плохо для евреев // Евреи и русская революция. М.–Иерусалим, 1999. С. 443. ‘]евреев[/footnote]», имея в виду фразу из речи графа С. М. де Клермона‑Тоннера перед Учредительным собранием в декабре 1789 года: «Как нации евреям нужно во всем отказывать и все дозволять как отдельным людям». Распространено мнение, будто Октябрьская революция, не предполагая национально‑культурного развития евреев как народа, при этом предоставила все права и возможности евреям как отдельным гражданам. Однако публикуемый ниже документ, как, впрочем, и немало иных фактов, заставляет усомниться в этом, демонстрируя, что равноправие евреев в Советской России нарушалось с первых лет существования нового режима.

Документ публикуется с сохранением орфографии и стилистики.

 

ЗАМ. ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВНАРКОМА СССР

В декабре месяце минувшего года и в январе месяце 1924 г. Объединенное Госполитуправление предприняло многочисленные аресты в целях разгрузки Москвы от социально‑вредных элементов с последующим выселением арестованных из Москвы, в разные местности Республики. Согласно особого объявления, опубликованного в «Известиях ВЦИКа» от 25 декабря 1923 года № 295 за подписью председателя ОГПУ Ф. Дзержинского «подлежат высылке из Москвы торговцы спиртом и кокаином, шулера и аферисты, контрабандисты, содержатели притонов, валютчики и лица без определенных занятий, занимающиеся ростовщичеством». То же объявление указывало, что «те, кто участвует в нормальном товарообороте, уплачивая соответствующие налоги и ведя соответствующие законам СССР торговые и производственные дела, могут совершенно спокойно продолжать их, не опасаясь никаких преследований и высылок».

Между тем практика арестов и высылок, не прекратившихся до настоящего времени, далеко вышла за пределы этого объявления и приобрела при этом специфический характер. Прежде всего, арестовывались и высылались не только преступные элементы, принадлежащие к указанным категориям. Не говоря уже о многочисленных отдельных ошибках, в результате коих в массовые ночные облавы попадали зарегистрированные коммерсанты, «участвующие в нормальном товарообороте», врачи, члены Коллегии защитников, ученые и даже государственные служащие, — в числе арестованных и высланных «лиц без определенных занятий» находится огромное количество вполне честных и уважаемых граждан, ничего общего не имеющих с указанными в объявлении Ф. Дзержинского преступными элементами. Владелец торгового или промышленного предприятия, который несколько недель тому назад ликвидировал свое предприятие, чтобы устроить другое предприятие; пайщик такого же предприятия, выделившийся из одного дела, чтобы вступить в другое, более подходящее для него дело; больной или старик, находящийся на иждивении своих детей или получающий помощь от своих родных из Америки; иногородний гражданин, прибывший временно в Москву для покупки товаров, или для учинения расчетов, или для хлопот в каком‑нибудь судебном или административном учреждении и остановившийся временно в гостинице или у родных, служащий частного или государственного предприятия или учреждения, потерявший службу за сокращением штатов и не зарегистрировавший себя по той или иной причине на Бирже Труда, — все эти лица, не могущие временно или длительно указать домоуправлению на свое нормальное торговое предприятие или службу, неизменно попадают в категорию «социально‑вредных элементов» и подвергаются всем моральным страданиям и материальному разорению, связанным с ночным арестом, заключением в тюрьму и последующим выселением вместе семейством из Москвы под надзор местной милиции.

Не подлежит никакому сомнению, что высшие административные власти, задумавшие разгрузку Москвы от «социально‑вредных элементов», не имели и не могли иметь в виду упомянутых выше категорий граждан, принужденных вследствие объективно сложившихся обстоятельств числиться временно среди лиц «без определенных занятий». Профессиональный состав населения большого города никогда не бывает абсолютно неподвижен и устойчив. Постоянно происходит отлив от одних профессий и занятий и прилив к другим, и это передвижение естественно сопровождается временным перерывом в занятиях, пока человек отчалит от одного берега и не успел еще причалить к другому. И если эта категория людей попадает в разряд «социально‑вредных», то происходит это не потому, что они действительно являются таковыми, а потому что аресты совершаются на основании донесений безответственных осведомителей из состава домоуправлений, далеко не всегда безупречных с моральной стороны. Следующее же за арестом административное дознание по своей суммарности, упрощенности и простоте вряд ли может внести значительные поправки в эти донесения осведомителей.

Несовершенство этого осведомительного аппарата и административного дознания имеет еще и другие результаты, не менее печальные и не менее опасные. Всякого, хотя бы и поверхностного наблюдателя, поражает, что среди арестуемых и высылаемых из Москвы «социально‑вредных элементов» — необычайно высокий процент евреев. По показаниям объективных наблюдателей евреи составляют среди арестуемых и высылаемых подавляющее большинство. Явление это настолько ощутительно, что январские аресты получили среди московских обывателей‑евреев характеристику «второго изгнания из Москвы» (первое, знаменитое изгнание имело место в царствование Александра III, [footnote text=’По инициативе ставшего генерал‑губернатором Москвы вел. кн. Сергея Александровича по высочайшему повелению в 1891–1892 годах из города были выселены до 20 тыс. евреев. ‘]в 1891 году[/footnote]), а городские нееврейские мещанские элементы, в большинстве антисемитски настроенные, не без удовлетворения шепчут: «большевики устраивают бескровный еврейский погром». В действительности факт значительного преобладания среди арестуемых и высылаемых лиц еврейской национальности не находит оправдания в относительной численности московского еврейского населения, в его профессиональном составе и в общем проценте преступности среди евреев по отношению к нееврейскому населению.

Еврейское население Москвы, согласно данным переписи 1923 года, составляло не более 8% общего городского населения. Если судить о количестве еврейского населения Москвы по данным смертности (за 1923 год на Московском еврейском кладбище похоронено 717 евреев), то отношение еврейского населения к нееврейскому в Москве составит еще меньшую цифру. Далее процент преступности евреев по данным уголовной статистики значительно ниже общего процента преступности всего населения. По данным Научного Кабинета для изучения личности преступника и преступности при московском уголовном розыске, на 2,500 обследованных за шесть месяцев 1923 года преступников евреев было 50, т. е. ровно 2%, а между тем, согласно общего соотношения еврейского и нееврейского населения в Москве, процент еврейской преступности должен быть около 8%, другими словами, преступность среди евреев в четыре раза меньше общей преступности. К сожалению, у нас нет данных о профессио­нальном составе еврейского населения столицы, но если мы будем считать, что на каждые 100 евреев занято торговлей и промышленной деятельностью 50 человек, а на каждые 100 неевреев занято торговлей и промышленностью лишь 10 человек, то вряд ли впадем в значительную ошибку. Исходя, далее, из того пожелания, что преступные элементы, исчисленные в объявлении Ф. Дзержинского от 24 декабря, будучи продуктом разложения торгово‑промышленного класса, должны находиться в каждой национальной группе в соответствии с численным составом торгово‑промышленной части этой группы, мы приходим к следующим выводам: исходя из общего количества населения Москвы в круглых цифрах 1,600,000 человек и среди них в круглых цифрах 130,000 [footnote text=’По переписи 1923 года, в Москве было зарегистрировано около 86 тыс. евреев. Вероятно, Кацнельсон считает и евреев, живших в пригородах Москвы.’]евреев[/footnote], мы получим, что число неевреев, занятых в торговле, 150 000 человек (10%), а число евреев, занятых в тех же отраслях, составляет в круглых цифрах 80,000 человек (60%). Считая далее, что степень преступности евреев равна преступности нееврейского населения (в действительности, по данным уголовной статистики, коэффициент еврейской преступности значительно ниже), мы, исходя из вышеназванных отношений еврейского и не еврейского населения и наличия в каждой из этих частей определенного процента торговцев и промышленников, получим, что на каждые 23 социально‑вредных субъекта будет 15 неевреев и 8 евреев или же евреи должны составить в группе социально‑вредных элементов 35%. Наши статистические выводы не претендуют на абсолютную точность, но во всяком случае они несомненно правильно намечают в общем соотношение еврейского и нееврейского элементов среди социально‑вредных субъектов. Если в этих выводах имеются ошибки, то они скорее будут [не] в сторону увеличения еврейского преступного элемента. Поэтому не подлежит никакому сомнению, что если бы для вылавливания из населения Москвы социально‑вредных элементов были бы применены правильные методы, то в общей массе арестуемых и высылаемых из Москвы социально‑вредных элементов евреи должны бы составлять меньшинство и приблизительно одну треть. Если же в действительности мы видим, что среди этих вылавливаемых элементов евреи составляют большинство и притом настолько преобладают в общей массе, что в глазах населения кажутся специфическими антиеврейскими мероприятиями, — то мы не можем не прийти к выводу, что в том, осведомительном, аппарате, который призван выявлять социально вредные части населения, имеются органические пороки. Каковы эти пороки — мы уже указывали выше: они коренятся в тенденциозном осведомительном материале, поставляемом домоуправлениями и собираемом низшими агентами власти.

Антисемитизм, как известно, есть одно из печальных взращенных старым строем явлений русского мещанского быта. Эта старая болезнь получила в последние годы сильную поддержку со стороны общеевропейской фашистской реакции, возродившейся и сплотившейся из страха перед коммунистической опасностью. Эти фашистские элементы, указывая на еврейское происхождение Маркса и на целый ряд евреев — вождей коммунистического и социалистического движений, усвоили погромный антисемитизм как основной догмат своей веры и как собственный боевой лозунг (напр., в Венгрии, Польше и проч.). Хорошо известно также, что Южно‑русская и Петлюровская контрреволюция шла под лозунгом «бей жидов и коммунистов» и путь ее сопровождался зверскими еврейскими погромами. Этот свой антисемитизм белая монархическая эмиграция унесла с собой за границу, и там он оплодотворился фашистским антисемитизмом местного происхождения. Эта общеевропейская волна антисемитского движения докатилась и до России, и за последнее время мы наблюдаем сильный рост юдофобии среди русского мещанства, интеллигенции и отчасти среди отсталых слоев рабочих. При этих условиях разгрузка Москвы от социально‑опасных элементов, проводимая в жизнь низшими агентами власти, опирающимися на донесения мещанских антисемитских домоуправлений, вполне естественно свершается с определенной тенденцией. В этом надлежит искать разгадку того, почему вылавливание «социально‑вредных элементов» дает столь высокий процент евреев.

Эта «национальная политика» домоуправлений, получая реальные осуществления в освобождении столицы «от еврейского засилья», становится в свою очередь дальнейшим фактором, питающим и усиливающим рост антисемитизма. Независимо от этого массовые аресты и высылки евреев на основании сомнительных данных и без тщательной проверки, поселяют в значительной части населения Москвы чувство тревоги, неуверенности в завтрашнем дне и не могут не отразиться пагубно на хозяйственной жизни столицы.

Наши гражданские чувства, как русских граждан и как евреев, заставляют нас обратиться к Верховной власти Республики с указанием, что практикуемые ныне меры арестов и выселений противоречат элементарным понятиям о праве и справедливости, отражаются губительно на хозяйстве Москвы, будят низменные националистические инстинкты и наносят сильный удар престижу советской Власти, как внутри страны, так и за рубежом (в иностранной печати — в особенности еврейской — уже появились длинные сообщения и статьи об «изгнании евреев из Москвы»).

Мы, поэтому, обращаемся с просьбой к Верховной власти временно приостановить массовые выселения на основании односторонних и шатких данных, почерпаемых к тому же из весьма сомнительных источников. Мы считали бы справедливым, чтобы власть

1) установила на основании точных признаков, какие лица должны считаться социально‑вредными;

2) передала бы рассмотрение дел о принадлежности к социально‑вредным элементам специальным следственным или судебным органам с представленным привлекаемым правом предоставлять доказательства в опровержение обвинительных данных;

3) освободила семейство привлекаемого, т. е. жену и несовершеннолетних детей, не причастных к социально‑опасной деятельности главы семейства от ответственности за вину последнего;

4) пересмотрела бы списки уже высланных и арестованных и вернула обратно невинно‑пострадавших.

Указанные мероприятия, введенные в жизнь, в корне изменили бы нынешние методы высылок, устранили бы из них элементы тенденциозности, случайности, ошибок, ложных доносов и лишили бы их характера «тихих еврейских погромов». Выслать человека на годы из родного города, где он был связан многочисленными корнями и нитями, личного, делового и служебного характера, — очень часто является тяжким наказанием, не менее тяжким, чем срочное лишение свободы. Поэтому тот, кто подвергается такому наказанию, имеет право требовать, чтобы с ним поступали не более сурово, чем поступают с вором, грабителем, разбойником, т. е. чтобы ему было предъявлено обвинение, чтобы оно было рассмотрено компетентной инстанцией и чтобы ему дали возможность защищаться. Для этой категории дел может быть создана более упрощенная и быстрая процедура рассмотрения, но все же должны быть созданы некоторые гарантии справедливого рассмотрения. В противном случае разгрузка Москвы от социально‑вредных элементов выродится в выселение из Москвы сот[ен] честных и полезных граждан или в «тихий еврейский погром».

Оригинал. Машинопись. ГАРФ. Ф. Р‑9534.
Оп. 1. Ед. хр. 13. Лл. 1–6.

Предисловие и публикация [author]Александра Локшина[/author]