В хасидизме Западное полушарие Земли принято называть «нижним», так как не Северный полюс, а Страна Израиля является вершиной Земли. У неевреев же «нижнее» полушарие Земли называется Новый Свет. С самого начала колонизации Северной Америки подчеркивали, что в ней все — новое: «Новая Англия», «Новый Йорк», «Новая Франция» и т. п. А в сущности, доказали, что живут в поистине «нижнем полушарии Земли», «вверх ногами» по отношению к «верхнему». Изобрели новые блюда, которые в Старом Свете не сошли бы за еду, ввели новые правила поведения, которые в Старом Свете считаются проявлением бескультурья, и т. д. Евреи Америки, опьяненные духом американской свободы, тоже пытались жить по‑новому, в большинстве своем оставив соблюдение заповедей Торы в своем алте гейм — старом доме, то есть Европе, — со всеми практическими выводами (пример — «новый Йом Кипур», описанный в «Мальчике Мотле» Шолом‑Алейхема).

Поэтому неудивительно, что когда шестой Любавичский Ребе, рабби Йосеф‑Ицхак Шнеерсон, 9 адара II 5700 года (19 марта 1940) прибыл в Америку, его верные и преданные друзья, старожилы США, сочли своим долгом сразу предупредить Ребе: «В Америке все иначе!» Но уже в следующем своем выступлении Ребе Раяц во всеуслышание заявил, что не сам приехал в Америку, а Всевышний привел его в «нижнее полушарие Земли» с особой миссией: доказать, что «в Америке — не иначе!».

Немногим более года спустя, 28 сивана 5701 года (23 июня 1941), в Нью‑Йорк прибыл верный хасид и надежный помощник Ребе Раяца — его зять, рабби Менахем‑Мендл Шнеерсон, будущий седьмой Любавичский Ребе. И вот тогда доказательство, что «в Америке — не иначе», претворилось в различные формы конкретной практической деятельности. Ребе Раяц поставил рабби Менахема‑Мендла во главе основанных им главных учреждений любавичских хасидов: «Махане Исраэль» и «Центра по вопросам воспитания», а несколько позже — книжного издательства «Кеос».

Число «28» выражается сочетанием букв, образующим слово «коах» — «сила». 28 сивана 5701 года эта сила начала проявляться в нашем мире, а ныне уже охватила весь свет. Все нынешнее противостояние ассимиляции, получившее свое выражение в экспансии распространения знаний об иудаизме, о Торе и о «родниках хасидизма», и в первую очередь исполнении заповедей, происходит благодаря силе, источник которой — «коах» сивана 5701 года.

Прибытию в Нью‑Йорк рабби Менахема‑Мендла Шнеерсона (вместе с супругой, ребецн Хаей‑Мусей, или, как ее еще называют, Хаей‑Мушкой) предшествовала целая цепь настоящих чудес.

На момент начала Второй мировой войны Шнеерсоны жили в Париже. Когда Франция вступила в войну, Ребе явился в центр мобилизации и записался, получив соответствующий документ. Хотя он так никогда и не был призван в армию, эта бумага неизменно выручала его при всех проверках документов и облавах. Так, когда Ребе и ребецн покинули Париж буквально перед самым вступлением в город немецких войск, справка прокладывала им дорогу в бесконечном потоке беженцев, и именно благодаря ей им удалось получить место в поезде, в котором с огромными трудностями они в конце концов добрались до Виши — центра коллаборационистского режима, контролировавшего неоккупированную часть Франции. Весь их багаж состоял из маленького чемодана, бóльшую часть которого занимали талит и тфилин Ребе. День, когда они прибыли в Виши, был кануном праздника Шавуот, и уже наступали вечерние сумерки. Рабби Менахем‑Мендл отдал чемоданчик извозчику‑французу, поручив отвезти его в гостиницу, а сам отправился туда пешком, хотя путь был очень неблизкий.

Официально правительство Виши придерживалось политики нейтралитета, но в лучшем случае закрывало глаза на действия нацистов — когда прямо не поддерживало их в плане «сотрудничества». Поэтому над евреями вообще, и над четой Шнеерсон в частности, постоянно витала серьезная опасность. Несмотря на это рабби Менахем‑Мендл не упускал возможности помочь другим евреям. Власти доставляли немало хлопот беженцам, пытавшимся найти пристанище. О том, чтобы снять номер в гостинице, даже речи не шло, но даже для того, чтобы получить право войти туда и за плату получить хотя бы ненадолго место в коридоре, необходимо было доказать свою состоятельность и платежеспособность, предъявив по крайней мере 100 долларов, что в те времена и в тех обстоятельствах было суммой весьма значительной. Всей денежной наличностью рабби Менахема‑Мендла была стодолларовая ассигнация, и, не считаясь с требованиями крайней осторожности, он каждый день выходил в город, разыскивал бесприютных евреев и одалживал им ее, чтобы они могли найти хотя бы временное убежище. Получив назад свою ассигнацию, рабби Менахем‑Мендл немедленно выходил на новые поиски ради спасения еще одного еврея. Через некоторое время к нему присоединились еще несколько добровольцев, и стало возможно организовать более разветвленную и действенную помощь беженцам.

Сколь велика была готовность рабби Менахема‑Мендла к самопожертвованию ради другого еврея, говорит следующий факт. Ввиду военного положения власти обязали всех, кто имел у себя золото в любом виде, немедленно сдать его. Уклонявшийся от этой повинности, если был уличен, дорого расплачивался за свой проступок, а некоторым несчастным это стоило жизни. Один богатый еврей рассудил, что нищая чета Шнеерсон наверняка не вызовет подозрений, будто владеет золотыми вещами, и попросил рабби Менахема‑Мендла взять на хранение в течение некоторого времени его золото. Тот согласился, но оказалось, что золота так много, что оно заполнило целый шкаф. Когда стало известно, что власти приступили к домашним обыскам, ребецн очень встревожилась и стала просить мужа переправить золото в более надежное место. Ответ рабби Менахема‑Мендла был кратким и ясным: «Это еврейское золото, и мы его не тронем».

Пробыв в Виши несколько месяцев, в конце лета 1940 года супруги перебрались в Ниццу, находившуюся тогда под властью Италии, и задержались там примерно на девять месяцев. В то время Муссолини демонстративно подчеркивал свою независимость от Германии и отвергал расовую политику нацизма, отчего в Ницце нашли убежище многие еврейские беженцы со всей Европы. И здесь тоже рабби Менахем‑Мендл не жалел сил, чтобы оказать евреям любую помощь, а в особенности — в исполнении заповедей Торы. В преддверии праздника Суккот он выехал в Италию, в область Калабрия, где произрастают этроги, считающиеся самыми подходящими для исполнения заповеди о четырех видах растений (арбаа миним). Излишне говорить, насколько рискованным было это предприятие: ведь нужно было проехать всю Италию вплоть до ее южной оконечности! Но Ребе счастливо избегнул сотен подстерегавших его опасностей и благополучно вернулся в Ниццу с целым грузом этрогов, дав таким образом возможность многим евреям исполнить заповедь Торы наилучшим образом.

А когда стал приближаться Песах, рабби Менахем‑Мендл взял на себя чрезвычайно трудную задачу обеспечения евреев кошерной мацой. Как вспоминала намного позже дочь одного белзского хасида, также нашедшего убежище для своей семьи в Ницце, с Пурима ее отец начал беспокоиться, как достать мацу на Песах. Однажды раздался стук в дверь, и вошел «тот молодой человек с каштановой бородкой и во французском берете». Он сказал: «Я слышал, что вы ищете возможность испечь мацу на Песах…» — и оставил свой адрес. За два дня до Песаха он вдруг появился снова с каким‑то свертком и сказал: «Я принес вам мацу, так как мне удалось узнать, где есть пшеница, смолоть ее, и я испек эту мацу сам». Это казалось невероятным: во время войны приготовить кошерную мацу — да еще не простую, а&nbsp[footnote text=’Маца шмура — охраненная маца, то есть приготовленная из пшеницы и муки, которые до замеса теста тщательно предохраняли от соприкосновения с водой.’];шмуру[/footnote]! Тем более удалось это не коренному жителю Франции, а человеку, находившемуся на положении беженца из другой страны! Но рабби Менахем‑Мендл делал все сам, полагаясь на помощь свыше, и достигал успеха, превышающего рамки природы и здравого смысла, однако не забывал также о других евреях, которым тоже была нужна маца, и старался обеспечить их ею.

Ребецн позднее засвидетельствовала, что в течение всего периода их скитаний по Европе Ребе не только не допустил никаких послаблений в исполнении заповедей самым наилучшим образом, но также тщательно исполнял все обычаи хасидов Хабада. Вплоть до введенного Ребе Раяцем обычая устраивать хасидский фарбренген в последнюю субботу еврейского месяца, когда во время утренней молитвы благословляют наступающий месяц. Рабби Менахем‑Мендл сообщал о нем знакомым евреям — как местным, так и беженцам — и устраивал фарбренген в крошечной кухне своей квартирки.

 

Все время, пока рабби Менахем‑Мендл с супругой находились в Европе, охваченной пожаром войны, его тесть, Любавичский Ребе, рабби Йосеф‑Ицхак (Раяц), не прекращал усилий, направленных на их спасение. В качестве основания для просьбы предоставить им разрешение на въезд в США послужило утверждение, что рабби Менахем‑Мендл Шнеерсон приглашен на должность раввина. Оно было сочтено, в принципе, достаточным, однако началась канцелярская волокита, которой не было видно ни конца, ни края. А любое промедление в этом деле, понятно, таило в себе смертельную опасность для остающихся в Европе под властью нацистов и их приспешников. Неоценимую помощь Ребе Раяцу в его борьбе с американской бюрократией оказали раввины, старожилы США, рабби Ошер Рабинович, имевший много знакомств среди высших должностных лиц и пользовавшийся заметным влиянием в правительственных кругах, и его отец, рабби Довид‑Меир Рабинович. Благодаря их стараниям дело сдвинулось с мертвой точки, в Ниццу американскому консулу были высланы документы, подтверждающие право четы Шнеерсон въехать в Америку, однако с получением виз постоянно возникали задержки. Тогда рабби Менахем‑Мендл предложил выслать долгожданные визы не в Ниццу, а в Марсель. Но для этого было необходимо, чтобы американский консул в Ницце переслал своему коллеге в Марселе все «дело Шнеерсонов», а это снова заняло определенное время. В конце концов эта нескончаемая полоса препятствий завершилась благополучно: вскоре после праздника Песах в Америке стало известно, что специальная поездка рабби Менахема‑Мендла в Марсель в середине праздничной недели увенчалась успехом и визы получены. Так что Песах, праздник освобождения всего еврейского народа, стал также началом освобождения Ребе и ребецн из пылающей Европы.

Но только началом. Выяснилось, что пароход, который должен был увезти их в Америку, будет заходить в португальский порт. Возникла новая проблема: необходимость получить португальские транзитные визы. Снова помог Ребе Раяц: он списался с раввинами, имевшими связи с нужными учреждениями в Португалии, и попросил их использовать все свое влияние, чтобы его зять, «гениальный наставник и учитель, раввин Менахем‑Мендл Шнеерсон», и его дочь как можно скорее получили визы для проезда через Португалию. Попытка увенчалась успехом: с огромными трудностями были получены билеты на пароход, однако буквально перед самым отплытием рабби Менахем‑Мендл получил срочную телеграмму от тестя: не ехать. Как истинные хасиды, чета Шнеерсон немедленно, не направляя в Америку никаких телеграмм с вопросами, отказалась от билетов — несмотря на большие сомнения, удастся ли получить другие, да и вообще, будет ли еще один пароход.

Лишь намного, намного позже — спустя некоторое время после окончания Второй мировой войны — стало известно, что тот, первый пароход был интернирован итальянскими вооруженными силами, а все его пассажиры были помещены в лагерь для перемещенных лиц на отдаленном острове, где были вынуждены оставаться целых четыре года до самого конца войны.

Ребе и ребецн с трудом раздобыли билеты на другой пароход и отплыли, но здесь их настигло новое препятствие. Оказалось, что судно отправится в Америку не через Португалию, а через Испанию — через порт Барселоны. Супругам пришлось сойти на сушу, нелегальным образом пересечь границу Испании и окольными путями добираться до Барселоны, где после череды новых мытарств им удалось сесть на пароход, направлявшийся в США.

Счастливо избежав опасностей, которыми грозил Атлантический океан, наводненный, в частности, немецкими подводными лодками, в понедельник, 28 сивана 5701 года, рабби Менахем‑Мендл и ребецн Хая‑Муся Шнеерсон прибыли в Нью‑Йорк.