Искусствовед и фольклорист, профессор Еврейского университета в Иерусалиме Шалом Цабар по приглашению проекта «Эшколот» прочитал в Москве три лекции о еврейском и христианском искусстве в Амстердаме XVII века. «Лехаим» предлагает конспект одной из них — о Рембрандте и евреях.

Еврейский миф о Рембрандте и его разоблачение

В Израиле 1950‑х годов издавалось не так много книг по искусству на иврите, единственным исключением был Рембрандт — про него написали немало. Лейтмотивом этих книг была мысль о том, как тесно Рембрандт был связан с евреями. Одна из таких книг — «Танах в картинах Рембрандта»: как будто Рембрандт был еврейским художником, иллюстрировавшим исключительно Ветхий Завет. В то время была даже мода дарить книги о Рембрандте на бар или бат мицву. Выходили издания библейских книг, особенно Мегилат Эстер, на иврите, с иллюстрациями Рембрандта (или не самого Рембрандта, а анонимных мастеров его школы). И люди приходили с этими книгами с иллюстрациями Рембрандта в синагогу на Пурим.

Это увлечение Рембрандтом началось среди евреев не в Израиле 1950‑х годов, а гораздо раньше. Например, на рубеже XIX–ХX веков в Амстердаме жил еврейский художник Иосиф Израэльс, который считал Рембрандта своим кумиром, подражал ему в своем творчестве и написал про него книгу, а также убедил голландское правительство превратить дом, где жил Рембрандт, в музей. Рембрандт завораживал не только голландских евреев. В 1923 году в Берлине на иврите вышла книга про Рембрандта — «Рембрандт. Его творчество и его значение для еврейства», принадлежавшая перу Леонида Осиповича Пастернака.

Не только еврейские художники видели в Рембрандте образец для подражания. Предисловие к книге Леонида Пастернака написал его друг — поэт Хаим‑Нахман Бялик. Бялик пишет, что Рембрандт, этот великий нееврейский художник, смог постичь еврейскую душу лучше любого еврейского художника. А его младший современник, поэт Яаков Кахан, посвятил Рембрандту стихотворение со строками: «Рембрандт, ты уверен, что в твоих жилах нет еврейской крови? Как же ты сумел передать возвышенную еврейскую душу на своих полотнах? Ты загадка для меня, Рембрандт, — ты чужой, но так близок мне».

Не только художники или писатели — даже раввины вдохновлялись Рембрандтом. В 1912 году рав Кук, в будущем — первый ашкеназский главный раввин Израиля, посетил зал старых мастеров Национальной галереи в Лондоне и написал о картинах Рембрандта, что на них — тот всепроникающий свет, который, как говорили мудрецы Талмуда, создал Всевышний в дни творения, а затем сокрыл, так что увидеть его могли только избранные, и Рембрандт — один из них. Позже, в другом письме, рав Кук называл Рембрандта цадиком, праведником.

Выходили и более «научные» книги о Рембрандте и, к примеру, Спинозе: ведь они были современниками и гениями, жили в одном городе и наверняка должны были быть добрыми друзьями. (На самом деле, нет никаких доказательств того, что они были знакомы.) В последние годы муссируется новый, еще более фантастический сюжет о дружбе Рембрандта, Аризаля и Шабтая Цви.

Холокост не мог не повлиять на развитие темы «Рембрандт и евреи». Немецкий еврей Франц Ланцбергер в книге «Рембрандт, евреи и Библия», вышедшей в 1945 году, пишет, что в эру европейской еврейской трагедии его часто утешала мысль о Рембрандте, «человеке германского происхождения, который не считал евреев в Голландии того времени “несчастьем”, но относился к ним дружелюбно, жил в их среде, писал их портреты и изображал их жизнь».

Основатель первой кафедры искусствоведения в Израиле профессор Моше Барац написал программную статью «Еврейские образы в творчестве Рембрандта» — ее читал каждый студент. Но сегодня почти все портреты евреев, которые обсуждаются в этой статье, не признаются принадлежащими кисти Рембрандта. И эта деатрибуция — часть процесса разрушения еврейского мифа о Рембрандте — очень живучего мифа, который сохранял свою популярность до 1960‑х годов. Другая часть — реинтерпретация самих изображений. Сейчас большинство искусствоведов стараются доказать, что на этих портретах изображены отнюдь не евреи. Например, еврейский искусствовед американского происхождения, много лет живущий в Амстердаме, Гари Шварц в своей новой книге The Rembrandt Book пытается показать, что между Рембрандтом и евреями не было вообще никакой связи. Еврейский исторический музей Амстердама устроил столь же ревизионистскую выставку «“Еврейский” Рембрандт: разрушение мифа».

Что же в итоге остается от еврейского Рембрандта?

Иврит на картинах Рембрандта

Единственный способ доказать связь Рембрандта с евреями — это анализировать еврейские надписи на его картинах.

Чем в этом отношении Рембрандт отличался от того, что было раньше?

Средневековые христианские художники, не знавшие иврита, желая изобразить на своих миниатюрах еврейское письмо (например, заповеди на скрижалях Завета), рисовали просто непонятные закорючки, стилизованные под еврейские буквы, напоминавшие их по форме. Другие христианские художники знали еврейские буквы и правильно их писали, но это был не текст, а просто набор букв, без всякого смысла. У северных мастеров надписи на иврите появляются на «юдофобских» картинах, например, на сюжет о Judensau, «еврейской свиноматке», или на изображениях дурных, жестоких евреев, где еврейские буквы призваны маркировать их еврейство. Иное отношение было в итальянском искусстве. Демонстрировать знание еврейского письма считалось хорошим тоном для художника — как демонстрация знания античного архитектурного или исторического наследия. Художник по имени Джованни подписывался «Йоханан», а Рафаэль просил еврейского писца написать текст для его картины «Пророк Исайя».

Рембрандт в своем использовании еврейского письма ориентировался на итальянскую модель уместного и осмысленного его употребления, а не германскую — негативного и чисто символического.

Иврит появляется уже в его ранней картине «Иуда, возвращающий тридцать сребреников», написанной в Лейдене в 1629 году: в раскрытой книге писца различимы тетраграмматон и слова «Знать заповеди твои». Но в Лейдене евреев не было — кто же помог Рембрандту с ивритом? Некоторые ученые полагают, что Рембрандт выучил еврейское письмо по книгам: в 14 лет он поступил в Лейденский университет, где учили древневосточные языки и издавали учебники с ивритским алфавитом и Библию с параллельным текстом на иврите и на латыни.

Иврит на картинах Рембрандта меняется после того, как он переехал в Амстердам и купил дом в центре сефардского квартала. Очевидно, Рембрандт общался с евреями и черпал у них знания об иудаизме, которые затем использовал в своем творчестве, в том числе в картинах на новозаветные сюжеты. Например, на картине «Ecce homo» (Иисус перед Пилатом) у одного из персонажей на головном уборе появляется ивритская надпись. Точно такой же головной убор у одного из трех фарисеев на незаконченной картине «Иоанн Креститель, проповедующий в пустыне». Можно разобрать некоторые слова из этой надписи — тетраграмматон и «бе‑холь левавха у‑ве‑холь…» — и понять, что это фрагмент молитвы «Шма Исраэль»: «Возлюби Г‑спода Б‑га твоего всем сердцем твоим и всей душою твоею…» Рембрандт изображал атару — украшенную шитьем, иногда вышитым стихом из Торы, нашивку на той части талита, которая ложится на голову. Не во всех еврейских традициях на талит нашивают атару, но сефарды Амстердама нашивали, как нам известно из других источников, значит, Рембрандт наблюдал своих соседей и включил эту этнографическую подробность в свои новозаветные полотна.

Самое весомое доказательство связей Рембрандта с евреями — это его картина «Пир Валтасара». В духе барочной драмы Рембрандт изображает кульминационный момент пира, как он описан в Книге Даниила: появляется рука и пишет на стене слова, а все пирующие застывают в немом ужасе. Надпись на стене окружена особым свечением, на полотнах Рембрандта всегда знаменующим божественное присутствие. Надпись, как ей и полагается по Книге Даниила, гласит: мене мене текел у‑фарсин ([Бог] посчитал [дела Валтасара], взвесил [дурные и хорошие], [дурных оказалось больше, и в наказание за это царство Валтасара будет отдано] персам). Для сравнения: другие голландские художники XVII века, обращавшиеся к этой сцене, либо изображали пишущую руку, но без надписи, либо записывали эти слова на латыни, да и то с ошибками. Рембрандт же пишет без ошибок и на иврите, только не справа налево, а сверху вниз, пятью столбцами. Почему Рембрандт выбрал такую странную форму записи? Для ответа на этот вопрос надо обратиться к Вавилонскому Талмуду (Сангедрин, 22а). Здесь мудрецы Талмуда задаются вопросом: почему халдейские толкователи, которых царь призвал для расшифровки надписи, не смогли прочесть ее, хотя она была на арамейском, то есть на их собственном вавилонском языке, и понадобились услуги Даниила? Рабби Йоханан предположил, что слова были записаны задом наперед (анам анам лакат нисрафу), рабби Аши — что были переставлены местами первая и вторая буквы в словах, Рав — что слова были записаны специальным кодом. А четвертый мудрец — рабби Шмуэль — сказал, что надпись была такой: мамтос нанкапи аалран. В Талмуде не объясняется, как получены эти слова, но объясняется в комментарии Раши. Это то, что выходит по горизонтали, если записать мене мене текел у‑фарсин по вертикали, как и сделал Рембрандт.

Откуда Рембрандту, не учившемуся в ешиве, могли быть известны талмудическая дискуссия и комментарий Раши? С большой вероятностью можно предположить, что ему рассказал об этом его сосед, сефардский раввин Амстердама Менаше бен Исраэль. Рембрандт написал его портрет в 1636 году, через год после «Пира Валтасара», то есть в то время они были знакомы. Менаше бен Исраэль пользовался популярностью у голландских кальвинистских ученых того времени, он общался с ними, рассказывал им об иудаизме. Есть портрет одного протестантского теолога, где тот держит в руках Тору, изданную Менаше. Менаше написал книгу на латыни «De termino vitae», «О конце жизни», где для протестантов излагал еврейское учение о предназначении человека. И, рассуждая о конце человеческой жизни на примере жизни Валтасара, он приводит надпись на стене пиршественной залы, причем именно в форме, предложенной рабби Шмуэлем и Раши. Примечательно, что ту же надпись в той же форме приводит Ицхак Абраванель в своем комментарии на Книгу Даниила, а Менаше был женат на представительнице рода Абраванелей и, вероятно, уделял особое внимание трудам дона Ицхака. Казалось бы, Рембрандт мог пойти в книжную лавку, купить там книгу Менаше бен Исраэля и прочесть. Но книга была издана в 1639 году, на четыре года позже, чем появилась картина. Поэтому остается предположить личное общение между соседями, свидетельствующее о контактах Рембрандта с еврейской общиной.

А вот персонажи на картинах Рембрандта отнюдь не были евреями. То, что старики с бородами и покрытыми головами — евреи, а то и раввины, — стереотип более позднего времени; амстердамские сефарды совсем не выглядели таким образом, а ничего специфически еврейского в чертах или одежде рембрандтовских стариков нет.

Рембрандт, родившийся в Лейдене, потом переехал в Амстердам и большую часть жизни прожил в Амстердаме среди евреев. С юности решивший стать художником, Рембрандт все, с чем встречался в жизни, использовал для обогащения своего творчества. Скорее всего, такую же роль сыграло и его соседство с евреями — никакой исключительной юдофилии видеть в этом не следует.