Сказал пророк: «А Г‑сподь Б‑г есть истина» (Ирмеяу, 10:10), и добавили к этому наши учителя, благословенной памяти: «Святой, благословен Он, — истина, и печать Его — истина» (Шабат, 55а). Печатью Святого, благословен Он, шестикратно скреплен рассказ о сотворении мира. Шесть раз на протяжении первой главы книги Берешит три слова подряд кончаются буквами «алеф», «мем» и «тав», образующими на иврите слово «истина» («эмет»). С печати «Истина» начинается рассказ о сотворении мира: «Сотворил Б‑г…» («Бара Элоким эт»), и ею же он завершается: «От всей работы Своей, которую сделал» («Бара Элоким лаасот»). Этой же печатью открывается история о Потопе: «И увидел Б‑г, что вся земля растлена…» (6:12) — те же буквы «алеф», «мем», «тав» в конце слов «и увидел Б‑г…».

Для того чтобы объяснить, как используется печать Истины на практике, рабби Цадок из Люблина прибегает к следующей аналогии. Когда за границей производят некий продукт, этот продукт считается для нас трефным, то есть недозволенным к использованию по эту сторону границы. Но стоит на тот же самый продукт наложить царскую печать, как он становится кошерным и дозволенным к употреб­лению. За сотню лет до рабби Цадока из Люблина другой учитель хасидизма, рабби Яаков‑Ицхак Рабинович, известный под именем «Святой еврей», заметил по этому поводу, что царскую печать не подделаешь, ведь подделка по своей сути прямо противоположна подлиннику и потому в принципе не может служить печатью.

Хасидские учителя прекрасно знали, о чем говорили. Истина — это печать, которую Всевышний не передает небесным ангелам, несмотря на то что те заведомо неспособны на ложь. Даже Сатан, именуемый царем лжи, будучи ангелом, состоящим на прокурорской должности, лгать не умеет. Да, представьте себе, Сатан всегда говорит правду, пускай не всю, и не тому, кому следует, и не тогда, когда следует, тем не менее каждое его слово истинно. Взять хотя бы того же Змея. Как он обещал Хаве и Адаму, что от плода, который они съедят от Древа познания, ни тот ни другая не умрут, но познают добро и зло, так и случилось: на месте не умерли, что такое добро и зло, узнали. А что до прочих последствий, так ведь ничего сверх сказанного хитрец и не обещал, а те не спросили…

А вот людям Всевышний несколько раз печать Истины передавал. Лучший тому пример — мастеровые, изготавливавшие утварь для переносного Храма в пустыне. О них сказано: «Наполнил их сердца мудростью, дабы исполнить [эту] работу» (Шмот, 35:35). Вновь последние буквы первых трех слов стиха образуют слово «Истина». И выходит у нас, что Б‑жественная истина, а также земная истина есть, а вот небесной, ангельской истины не существует в природе. Как так может быть? Куда же истина пропала с небес? Сейчас увидим.

Когда в Небесном суде рассматривали вопрос о создании человека, по теме высказались четверо. Участие и Милосердие выступили за, поскольку человек будет склонен к милосердию и состраданию. Однако Мир и Истина голосовали против. Мир заявил: «Они (люди) постоянно будут враждовать», а Истина предрекла, что мир наполнится ложью. Что же сделал Святой, благословен Он? «Сбросил Истину на землю» (Даниэль, 8:12). И тут на Небесах наступила благодать: «…Мир и Милосердие поцеловались» (Теилим, 85:11). Избавившись от Истины, трое оставшихся присяжных постановили единогласно: человеку быть!

И здесь уместно задать вопрос. Вообще‑то на том памятном заседании против идеи создания человека выступали двое — Мир и Истина. Соответственно, для того чтобы голоса Участия и Милосердия перевесили, нужно было убрать либо Мир, либо Истину. Почему же на землю сбросили именно Истину?

Во‑первых, — говорит нам рабби Симха‑Буним из Пшисхи, — если бы Истина осталась, а Мир покинул собрание, то решение принималось бы большинством: Участие и Милосердие против Истины. И тогда получилось бы, что решение Всевышнего погрешило против истины, а это совершенно немыслимо в Небесном суде, да и по человеческим законам аморально. Здесь, однако, стоит уточнить. Когда к судье приходят двое тяжущихся, судья ищет не столько истину, сколько решение, которое минимизирует обиды сторон. Он обязан спросить: «Вам нужно решение по закону или вас устроит компромисс?» Если стороны соглашаются на компромисс, то судья в этом случае как бы просит Истину покинуть зал заседаний, а решение принимает под эгидой Мира. Так что в мире людей Мир для вынесения удобного для всех решения куда как благоприятнее Истины.

Во‑вторых, — говорит рабби Мордехай‑Йосеф из Избицы, — как только Истина была снята с повестки дня, Мир тут же переменил свое мнение и проголосовал за создание человека. Такова уж его природа: он всегда готов пойти за большинством, лишь бы все решилось мирным путем. Пока при нем была Истина, ему было с кем объединиться. Как только ее не стало, его конформизм немедленно проявился во всей своей красе. Он тут же забыл, что «мир, населенный людьми, преисполнен ссор», и в отсутствии Истины бросился в объятия своих естественных союзников  — Участия и Милосердия, этих извечных ходатаев мира, и ради этого он был готов на самообман: а вдруг люди все‑таки сумеют жить дружно?.. Участие же и Милосердие относятся к Истине прохладно, стараясь ее не замечать: зачем она им, они ведь никого не судят в попытке определить, достоин ли объект их внимания, и просто готовы облагодетельствовать всех без разбору. Вмешательство Истины им только мешает, а ко лжи они равнодушны. Как матери неважен истинный облик ее ребенка, как протягивающему монету уличному попрошайке нет дела до того, что за личность перед ним и почему она протягивает руку, — он просто дает в эту руку, не слишком интересуясь, по истине ли поступит, положив в нее пару медяков.

В отличие от Участия и Милосердия, Мир вовсе не равнодушен ко лжи, и он никогда не брезгует вербовать ее себе в сторонники. И, пожалуй, более всего голос лжи слышен во время войны, когда Мир пребывает в своих высотах, не касаясь земли. Эта ложь призвана заглушить крик Участия и Милосердия, не допустить их присутствия в Небесном суде. А что происходит после, когда Мир вновь вступает в свои права? Увы, тогда начинают лгать еще больше, чтобы ради идеи всеобщей дружбы свести на нет все споры и раздоры.

А как же Истина? Да Б‑г с ней! И на войне, и во время различных мирных процессов ее бескомпромиссность всем только мешает. Она нетерпима к чужому мнению, поскольку убеждена в том, что все, что не является правдой, зовется ложью и потому не имеет права на существование. А когда чему бы то ни было отказывают в праве на существование, миру следует готовиться к войне. От Истины проще избавиться, нежели пытаться привлечь ее к делу. Наши учителя в Талмуде (Шабат, 104а) сравнили земную истину с кирпичом: пока «лежит и есть не просит», можно обойти, но нельзя изменить; если же начать менять, она тут же перестает быть истиной, как любой порченый товар, — коли прижмет, кое‑как пользоваться можно, но недолго.

В результате голосования в небесных высях о том, создавать ли человека, Творение стало представлять собой как бы здание в три этажа. Над нашим миром и вне его, если можно так выразиться, находится Всевышний, Который — Истина, и Его печать — Истина. Однако в Небесном суде Истина отсутствует как таковая — там царит Мир. Не случайно во всех молитвах рефреном повторяется: «Созидающий Мир в высотах Своих…» — в высотах Его мирно сосуществуют пламя и вода. Армия суда под предводительством ангела Гавриэля мирно соседствует с армией любви во главе с ангелом Михаэлем, а Солнце никогда не смотрит на Луну со стороны ее, Луны, ущерба, дабы не смущать Луну и не нарушать тем самым небесного равновесия. Там, Наверху, мирно уживаются все те, что не могут сосуществовать внизу, на земле. Ни в одном сборнике еврейских молитв мы не найдем слов: «Созидающий Истину в высотах Своих…», просто потому, что если бы в высотах оставалась Истина, наш мир не смог бы существовать, а влился бы в Того, Кто и есть Истина, то есть в своего Создателя, что означало бы конец творения. Отсюда мы делаем вывод: Б‑жественная истина отделена от нашего мира, ангельской истины не существует, а истина человеческая «сброшена на землю», то есть пребывает именно на земле, среди людей.

Что же случилось с Истиной на нижнем этаже? В академии Рабби утверждали, что «истина стала бродить стадами» (Сангедрин, 97а). Мудрецы вывели свой вердикт о судьбе Истины на земле из слов пророка Йешаяу: «А истина пропала (“неэдерет”)» (59:15). И действительно, в оригинале использован глагол, образованный от слова «стадо» («эдер»). По мнению «академиков» Талмуда, нет разницы между отсутствием истины и стадами «бродячих» истин. Если не знать, что фраза прописана в Талмуде, то ее можно принять за выпад в адрес постмодернизма, когда в любом, даже самом лживом утверждении ищут след истины. И, конечно же, находят, ибо ложь нигде, кроме как на правде, не паразитирует. Мышление человека устроено таким образом, что даже при наличии самой богатой фантазии он все равно оперирует некими фрагментами реальности, и найти эти фрагменты в любой, даже самой разнузданной лжи несложно. Именуя истину скиталицей, мудрецы Талмуда обращают наше внимание на то, что три буквы — «алеф», «мем» и «тав», — составляющие ивритское слово «истина», равномерно распределены по всему 22‑буквенному еврейскому алфавиту. «Алеф» является первой буквой, «мем», тринадцатая, находится посередине, а «тав» — последняя буква. Почему еврейскую поговорку «Верно от “алеф” до “тав”» невозможно перевести буквально на другие языки? Потому что на иврите она подразумевает от начала до конца слово «истина», а в других языках эта игра граней теряется.

Такое равномерное распределение истины в мире позволяет выискивать ее где угодно. И именно факт нахождения истины где угодно делает возможным постмодернистское отрицание истины как таковой — ведь в любой бредовой идее можно узреть разумное зерно. А значит, все без исключения имеют право на собственную правду.

Как известно, половина правды есть ложь. Немного арифметики. Если правду рассечь пополам, мы получим две неправды. Таким образом, получается, что существуют две такие неправды, из которых можно составить одну правду. Это то, что у математиков называется «теоремой существования», — итак, мы доказали, что операция по составлению одной правды из двух неправд возможна. Теперь осталось всего ничего: узнать, как к одной данной лжи подобрать вторую ложь, чтобы составить из них целую правду. Над этой задачей люди бьются испокон веков. Правда, положительных результатов их благое начинание пока не дало, но мы все еще надеемся, а заодно пытаемся ответить на не менее интересный вопрос, уже из области теории вероятности: сколько неправд нужно собрать вместе, чтобы с вероятностью более одной второй в этой куче нашлись две такие, из которых возможно составить одну целую правду?

На то, что сама постановка вопроса неверна, указал в свое время рабби Симха‑Буним, когда его спросили: что следует сделать, чтобы исполнилось сказанное: «Истина из земли произрастет» (Теилим, 85:12)? Рабби Симха‑Буним ответил: «Нужно закопать в землю ложь». Не составлять из лжи правду, а закопать ее в землю, забыть о ней, и вот из этого‑то сора и произрастет на земле Истина.