Хоразинскую синагогу обычно упоминают и посещают во вторую очередь после синагоги в [footnote text=’О капернаумской синагоге см.: Тарханова С. Синагога в Капернауме: архитектурные загадки.’]Капернауме[/footnote] и называют ее «черной» (из базальта) в противовес «белому» (известняковому), более знаменитому прототипу. Правда, при более пристальном изучении выясняется, что отличий у двух синагог было гораздо больше, чем кажется, а также неясно, какая из них была прототипом для другой.

Загадка датировки

Хоразин (араб. Khirbet Karazeh) — древний еврейский город на северном берегу Галилейского озера, в 4 км от Капернаума, известный в римский и византийский периоды (примерно с I–II веков н. э.). Он располагался на высоком холме, неподалеку от которого проходило ответвление основной римской дороги на Дамаск. Город упоминается в Евангелиях (Мф., 11:21‑24; Лк., 10:13‑16), в Вавилонском Талмуде (Менора, 85a), в Ономастиконе Евсевия (Onom., 174:23). Последний описывает город в первой половине IV века как разрушенный. Петр Диакон в XII веке, основываясь на источниках V–VI веков, упоминает, что повторяющиеся одна за другой попытки евреев отстроить синагогу каждый раз заканчивались неудачей и та часть здания, которая к вечеру была возведена, к утру бывала уже снова разрушена, в чем виделось исполнение пророчества Христа: «Горе тебе, Хоразин! Горе тебе, Вифсаида! Ибо, если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они, сидя во вретище и пепле, покаялись» (Лк., 10:13‑14). Только в византийский период Хоразин был отстроен заново. Археологи утверждают, что в городе уже в римский период существовала синагога, но ее новое здание была возведено на другом месте.

Городская синагога была впервые идентифицирована Ч. Вилсоном в 1869 году. Впоследствии ее остатки были описаны В. Гуэрином и [footnote text=’Conder‑Kitchener, Survey, 1881.’]Г. Китченером[/footnote]. В начале века ее раскопки не было завершены из‑за невозможности переселить деревню бедуинов, располагавшуюся на этом месте. Дальнейшие археологические работы под руководством Н. Макули и Дж. Ори стали возможны в 1926 году и были продолжены Э. Сукеником, который открыл т. н. «стул Моисея». В первой половине 1960‑х и 1990‑х раскопки возобновлялись и по их окончании проводилась деликатная реставрация памятника. В 2000 году вышла наиболее полная публикация памятника, основанная на археологических [footnote text=’Yeivin Z. (with contributions by May N. N., Ariel D. T.). The Synagogue at Korazim. The 1962–1964, 1980–1987 Excavations // Israel Antiquities Authority Reports. Israel Antiquities Authority. Vol. X. Jerusalem, 2000. P. 1–162. P. 1*–54*. (Hebrew, with Engl. suppl.)’]отчетах[/footnote]. Вслед за этим был подробно исследован архитектурный декор синагоги и опубликован отдельный труд по реконструкции главного фриза, от которого сохранились разрозненные детали с очень неоднородным [footnote text=’May N. N., Stark S. I. Reconstruction of the Architectural Décor of the Major Synagogue at Korazim // Atiqot. Vol. XVIII. Jerusalem, 2002. P. 207–252.’]декором[/footnote]. Большая часть декора экспонируется в самой синагоге без какого‑либо фиксированного места непосредственно в архитектуре (на сиденьях вдоль стен), либо в Музее Израиля в Иерусалиме (частично во дворе под открытым небом, частично в залах). Дальнейшие планы по исправлению и дополнению существующей реконструкции Хоразина остаются неясными.

 

Хоразинская синагога по теории З. Маоза является промежуточным звеном между так называемыми раннегалилейскими синагогами и голанскими. В ней действительно обнаруживается синтез обеих [footnote text=’По представленной ранее новой классификации хоразинская синагога относится к группе 2А (базилики с «П»‑образными колоннадами в сочетании с одним или тремя входами по фасаду, с переносной нишей Торы в интерьере).’]традиций[/footnote]. Ученый выдвинул гипотезу о том, что датировки всех этих построек взаимосвязаны и восходят к самому раннему и наиболее совершенному прототипу — капернаумской [footnote text=’Ma’oz Z. The Art and Architecture of the Synagogues of the Golan // Levine L., ed. Ancient Synagogues Revealed. Jerusalem, 1981. P. 113–114.’]синагоге[/footnote], а дальше, мол, все пошло по убывающей. Эта теория поддерживается и в работах, где рассматривается скульптурный декор синагог и его последовательное развитие. Капернаумская постройка, в общем представлении, датируется III–IV веками, остальные памятники — более поздним временем, но в реальности синагога в Капернауме более поздняя и относится к V–VI векам. Это ставит всю, казалось бы, стройную эволюционную цепочку под сомнение.

В описании памятника, вышедшем в 2000 году, были опубликованы также нумизматический и керамический отчеты по раскопкам синагоги в Хоразине. Большая часть находок попадает на начало и на конец IV века, и только незначительные находки относятся к началу V. Автор отмечает странность этого явления, так как во время предшествующих раскопок городских построек керамика VI века была‑таки обнаружена. Он объясняет отсутствие находок VI века в синагоге тем, что они были выбраны во время предшествующих работ, результаты которых никак не зафиксированы. Тем не менее данные позволяют с точностью датировать памятник: керамика, по большей части, была обнаружена под штукатуркой пола. Перерыв в середине IV века и последующее восстановление синагоги в конце того же века совпадают и с описанием Евсевия, который в Ономастиконе указывает на заброшенность Хоразина, хотя его сведения подчас опираются не на его собственные наблюдения, а на местные литературные предания, которые никак нельзя датировать.

В начале V века синагога могла быть поновлена, однако встает вопрос, насколько масштабным было это поновление. Едва ли можно было переложить, например, целый фриз над главными колоннадами, так как он играл важную конструктивную роль во всем здании. Но именно с ним возникает основная загвоздка. Стилистика деталей этого фриза очень разнообразна. По наблюдениям, фризы с медальонами из «вьющегося аканфа» по многим своим признакам относятся к концу V или даже VI века, в то время как антропоморфные и зооморфные изображения, а также геометрические мотивы сложно как‑либо датировать. Их упрощенная и нейтральная стилистика сохраняется в таком виде на протяжении нескольких веков и проявляет устойчивость ко многим эпохальным изменениям. Сам набор этих языческих мотивов, который включает сцены сбора винограда, охоты, кормления львицей детеныша, Зевса в ипостаси орла и другие, плохо соотносится с синагогальной постройкой. Трудно проследить и какую‑либо программу в наборе изображений. Кажется, что мастера применяли все известные им приемы декора одновременно, и результат сообщает ощущение полной хаотичности.

Таким образом, по стратиграфии хоразинская синагога датируется более ранним периодом, чем капернаумская, и последняя никак не могла быть прототипом первой. Другая сложность заключается в том, что часть декора синагоги в Хоразине можно отнести к периоду более позднему (V–VI века), чем тот, на который указывают стратиграфические данные (IV век). Вероятно, это говорит о серьезных перестройках на этом этапе.

Архитектурный тип, композиция, убранство

Синагога построена на склоне холма, в городском центре, на пересечении кардо и декуманоса. Многие архитектурные особенности синагоги сформировались в результате необходимости встроить ее в уже существовавшую застройку и естественный рельеф.

По своей архитектурной композиции хоразинская синагога во многом идентична капернаумской. Базиликальный зал расположен на высоком подиуме. Внутреннее пространство делится тремя рядами колонн на центральный неф и три боковых. Угловые колонны простые (традиционно для голанских синагог), не сдвоенные (традиционно для галилейских синагог), но диаметр фустов к обоим углам увеличивается. Боковые колоннады включают в себя по пять опор, считая угловые; поперечная колоннада образуется двумя опорами. Точная высота и объем колонн, которые сделаны только в нескольких случаях из цельного каменного блока, а не из отдельных барабанов, известны по двум сохранившимся опорам. Колонны поставлены на массивные пьедесталы. Здесь также сняты традиционные ордерные особенности и все детали сильно упрощены. С южной стороны подъем обеспечивался за счет широкого лестничного пролета, наподобие тех, что вели в римские святилища (на второй строительной фазе он был перекрыт стеной внизу, оставлен лишь небольшой проход с западной стороны). По главному (южному) фасаду располагались три основных входа. С западной стороны еще один дверной проем вел в небольшую квадратную пристройку. Если в капернаумской синагоге расположение пилястр в экстерьере и интерьере соотнесено с композицией главных колоннад, то в Хоразине, где также использованы пилястры, это соответствие нарушено, и пилястры расположены по внешнему периметру произвольно, а вдоль западной стены, наименее доступной для обозрения, отсутствуют.

Декор южного фасада является главным декоративным средоточием всей постройки. Три входа, среди которых центральный наиболее крупный, украшены простыми «перспективными» порталами из нескольких уступов.

При раскопках были обнаружены остатки многочисленных фризов как с простыми профилировками, так и более сложными, с различными декоративными мотивами. По одной из реконструкций над дверными порталами были расположены небольшие тимпанные окна, опиравшиеся на профили с декором в виде веночного плетения. Вторично использованными (сполиями) могли быть некоторые рельефы, на которых изображены языческие сюжеты. Также неясно происхождение и назначение каменного блока с вогнутой поверхностью и рельефным декором в виде меандра и цветочного мотива, аналогичный которому встречается в декоре синагог в Бараме и в Навехе. Несколько бесспорных сполий (остатков карниза) были найдены в основании синагоги. Они могли происходить из более ранних греко‑римских построек города Хоразина. Большая часть декора, вероятнее всего, была специально изготовлена.

Реконструкции интерьера и экстерьера

Главным сакральным центром в интерьере позднеантичной синагоги должны быть ниша Торы и так называемый «стул Моисея», кафедра, местоположение которых определяется по остаткам двух бим по сторонам от центрального входа. Это довольно странное решение — поместить наиболее важную часть всего внутреннего пространства рядом с дверным проемом, даже если он и не использовался активно или вовсе перекрывался решеткой (как в Капернауме). Тем не менее эта особенность была традиционна для синагог и имеет свои корни в местной римской архитектуре. Вторым по значимости в интерьере был главный фриз с различными изображениями. Какой в точности была конструкция фриза — вопрос довольно сложный и зависит от реконструкции самой синагоги: была ли она одноярусной или двухъярусной, был ли клеристорий (ряд окон вдоль стен), продолжался ли главный антаблемент над нишами Торы, вдоль южной стены или ограничивался «П»‑образной формой основных опор. Неясно, украшал ли этот фриз стены синагоги, опираясь на полуколонки одного из ярусов или являлся частью антаблемента над главными колоннадами. Существует несколько вариантов реконструкции самой синагоги и ее фриза.

Изначально синагога в Хоразине реконструировалась как двухъярусное сооружение с галереями, с простой двухскатной крышей или с «сирийским фронтоном», в точности как в капернаумской синагоге. По аналогии с ней считалось, что фризы с главными символическими изображениями принадлежали галереям по западной и северной стенам, а восточная, по данным раскопок 1926 года, украшалась фризом с геометрическими и флоральными мотивами. Позже было предложено два альтернативных варианта реконструкции. Первый, более компромиссный, — представляет собой базиликальную постройку аналогичную капернаумской: со вторым ярусом, галереями над боковыми нефами, с двухскатной крышей (с разной длиной скатов из‑за различной ширины боковых нефов). Второй вариант синагоги — без второго яруса, с простым клеристорием над центральным нефом, с короткими скатами крыши только над центральным нефом и еще двумя над пониженными боковыми нефами. Согласно этому варианту реконструкции и другой реконструкции фриза, фриз с флоральными, зооморфными и антропоморфными мотивами располагался над «П»‑образными колоннадами синагогального зала, а не вдоль стен. В этих реконструкциях не учитывается вероятность того, что антаблемент мог продолжаться также над бимами с нишей Торы и «стулом Моисея», опираясь на полуколонки южной стены и замыкая, таким образом, общую композицию антаблемента в прямоугольник.

В предложенной Н. Мэй реконструкции расположения декоративных элементов фриза, конх и «стула Моисея» за основу принято разделение всех деталей на восемь групп, каждая из которых принадлежит резцу отдельного мастера. Каждый из них, в соответствии с уровнем своего мастерства и доверенной частью работы, обозначен буквами латинского алфавита (от A [footnote text=’May N. N., Stark S. I. P. 240–242.’]до F[/footnote]). Мэй опирается на сохранившийся угловой блок как на основу. Его место в общей композиции фриза определяется за счет нескольких признаков. Неразработанность верхних мотивов, недоступных для обозрения, и, наоборот, детализированность нижних, а также строение одного из растительных мотивов (бутон направлен вверх) точно указывают на конкретный вертикальный разворот блока и на его положение над северо‑западной угловой колонной.

Правая часть данного углового блока, которая открывается в сторону северной колоннады, украшена характерными медальонами из пилообразных аканфовых листьев. Они встречаются еще на четырех аналогичных блоках, сохранившихся лишь во фрагментах. По этому совпадающему признаку, а также по длине одного хорошо сохранившегося блока, который идентичен с шириной интерколумния, Мэй расположила всю эту группу фризов над северной колоннадой. Центральные мотивы в медальонах наиболее нейтральны и представляют собой набор различных розетт.

Еще одна группа блоков была объединена по идентичным декоративным мотивам, которые были расположены в нижней части фризов, доступной для обозрения. Они представляли собой неровные зигзагообразные линии. В средней части фризов располагались медальоны с центральными мотивами розетт, конх и фиал. Между медальонами заключены также символические изображения: ниша Торы, орел, маска. Примечательно, что обе части данного фриза имеют отличающийся от остальных профиль в разрезе: он представляет собой не полукруг, а практически плоскую поверхность. Эта деталь может указывать на иное назначение фрагментов (не часть антаблемента над колоннадами, а часть фриза вдоль стены) или на их иное, по сравнению с основными частями, происхождение (сполии).

Другие части фриза, наиболее необычные для синагоги, — со сценами охоты и сбора винограда, кентаврами, Зевсом — Мэй выделяет в еще одну отдельную группу и помещает ее над восточной колоннадой, ближе к южной ее части. Кроме повторяющегося мотива простой виноградной лозы, выделяется тот признак, что мастер, по ее предположению, работал по мозаичным образцам и не имел опыта в скульптурной резьбе. Однако едва ли неточностей, допущенных в его работе, достаточно для подобных выводов. Мастер вполне хорошо владел резцом. Сами мотивы встречаются и в мозаичном, и в скульптурном искусстве Ближнего Востока (например, в Баальбеке или Пальмире). Для решения вопроса о расположении этих мотивов стоит обратиться к мозаичному или фресковому декору синагог, где программа декора, как правило, более четко выражена. Так, например, в синагоге в Бейт‑Альфе на мозаичном полу рядом с изображением ниши Торы находится фриз со сценами сбора винограда, которые напоминают фриз из синагоги Хоразина. В Хоразине, как в Капернауме, в Бараме и в Мероте, могли быть изображены отдельные элементы зодиакального круга (в Хоразине это кентавры), который также встречается в мозаиках синагог и изучен весьма подробно.

Недавно обнаруженные синагоги в Вади‑Хамам и Хукоке, где в мозаичном декоре использованы языческие сюжеты и мотивы, многое меняют в понимании и изучении всего синагогального декора и скульптурного в частности, который теоретически мог быть вторичным и происходить из римских языческих построек. Возможно, дальнейшее изучение системы декора новооткрытых мозаичных синагог прольет свет на реконструкцию антаблементов в синагогах Хоразина и Капернаума. На данный момент можно лишь предположить, что все наиболее важные символические мотивы группировались рядом или над нишей Торы и «стулом Моисея» вдоль южной стороны.

В ряды аканфов, виноградных лоз и других мотивов на фризах встроены полукапители (аналогичные капернаумским по конструкции). Их расположение в качестве баз под верхними полуколонками клеристория (в соотношении с нижними колоннами) кажется вполне оправданным. Единственный первый ярус стен самой синагоги был украшен коринфскими полуколонками.

Важной чертой, которая проявляет себя в декоре синагоги, становится перенесение главных декоративных мотивов с религиозными символами в интерьер [footnote text=’На фасадах также сложная система декора с определенной символической программой, но она вторичная по отношению к интерьеру.’]постройки[/footnote], что роднит синагогальную архитектуру с ранневизантийской: подобная тенденция существовала уже в позднеримский период, но своего расцвета она достигла в ранневизантийский период. Даже при том, что декор экстерьера в Хоразине также очень выразителен и наполнен символическим значением, он явно уступает по своей значимости интерьеру.

Экстерьер

В различных реконструкциях экстерьера хоразинской синагоги два основных предположения о форме перекрытия сводятся к тому, что крыша была либо двухскатной (два длинных ската над всеми тремя нефами), либо четырехскатной (к двухскатной крыше над центральным нефом добавляются короткие над боковыми). Но остатки фронтона, у которого только с левой стороны образуется карниз, а с правой начинается подъем для соседнего ската, указывают на то, что в синагоге был не один фронтон, а, скорее всего, три, симметрично расположенных друг относительно друга. Таким образом, крыша должна была быть шестискатной, центральная часть была крупнее двух боковых. Эти наблюдения позволяют реконструировать перекрытие синагоги по‑новому: за шестискатным портиком южного фасада могла возвышаться высокая стена главного нефа с клеристорием. Аналогичное завершение имел южный фасад в храме Св. Симеона Столпника в Калат‑Симане (конец V века). В Калат‑Симане стены этой центральной части с клеристорием были прямоугольными, с горизонтальным завершением. Вполне возможно, что аналогичная конструкция была и в Хоразине. Тогда разрозненно сохранившиеся полуколонки и несколько ниш с конхами, оформленными небольшими фронтонами или циркульными арками, должны были образовывать ряды окон, как на сирийских [footnote text=’Аналогии: клеристорий внутри и снаружи, а также внешняя часть апсиды в Калат‑Симане.’]храмах[/footnote]. Всего в начале XX века было известно четыре такие ниши: две крупные и две малые. Одна из них реконструируется как часть ниши Торы. Другие, вероятно, украшали окна. Одна из сохранившихся полукруглая ниша хоразинской синагоги находится в Иерусалиме в Музее свитков Мертвого моря, другая — непосредственно в интерьере. Обе оформлены похожей профилировкой: фрагмент в синагоге увенчивается аркой, которая артикулируется профилем в виде сочетания мотива скрученной верви, ложечек, веночного плетения, дантикулл и [footnote text=’Фрагмент в музее имеет то отличие, что ряд ложечек заменен на орнамент из листьев.’]бусин[/footnote]. На другом арочном окне (Музей свитков) с правой стороны пята арки вытягивается в прямую тягу, которая, возможно, соединяла окна единой непрерывной линией, как часто бывает в декоре сирийских церквей. Внешняя сторона клеристория могла оформляться подобными нишами‑окнами. Как и в Калат‑Симане, они, вероятно, были тесно поставлены и сгруппированы по несколько на каждой стороне стены. Окна располагались по центру, а по бокам от них, по свободной части стены располагалась тяга, соединявшая проемы по всему периметру. Тяга в виде профиля начиналась от основания лучкового тимпана. Еще одна ниша, оформленная не аркой, а треугольным фронтоном, находится в том же Музее свитков. Она более скромная по виду и могла оформлять, например, боковую стену (западную или, скорее, восточную, обращенную в сторону городской [footnote text=’Если от пилястр можно было отказаться по западной стене из‑за ее сравнительной недоступности, то от окон отказаться было уже сложнее, так как недостаток света более рациональная составляющая, чем декор. ‘]улицы[/footnote]). Таким образом, два других окна, рассмотренных выше, оформляли, предположительно, южную стену клеристория.

Другой возможный вариант расположения ниш‑окон — по внутреннему периметру синагоги, как, например, в коптских храмах (Дендера, Красный и Белый монастыри и др.). Устойчивое влияние коптского искусства отражают и другие архитектурные элементы: колонна ниши Торы покрыты геометрической сетью шевронов (как в монастыре Бауит).

В истории хоразинской синагоги еще много неясных мест, но каждое следующее исследование как этого памятника, так и идентичных ему приносит новые мысли, идеи и теории. В синагоге сливаются греко‑римские, ближневосточные и ранневизантийские архитектурные решения. Предшествуя капернаумской синагоге, хоразинская постройка сама восходит, видимо, к какому‑то более совершенному образцу. А недавние открытия в Тверии, где в остатках построек эпохи крестоносцев были найдены детали высокого качества и очень похожие на синагогальные, позволяют думать, что таких прототипов могло быть несколько.