Из года в год с приближением Хануки среди евреев возобновляется старый спор, в основе которого извечный вопрос: в честь чего мы все‑таки отмечаем Хануку? Одни говорят, что это государственный праздник, установленный мудрецами во времена правления дома Хасмонеев. Другие доказывают, что это храмовый праздник, призванный увековечить память о чуде горения масла в дни Маккавеев, в годовщину восстановления Второго храма.

Как обычно и бывает, когда, при всей категоричности, оппоненты не вполне владеют материалом, оба предположения на поверку оказываются несостоятельными. Если бы это был только государственно‑политический праздник, то он канул бы в вечность, подобно многим другим праздникам Хасмонейского периода, а их было еще как минимум пять, и среди них, в частности, День Никанора (13 адара) — между прочим, весьма значимая дата, установленная мудрецами в честь победы, которую евреи одержали в одной из важнейших битв той войны, нечто сродни Дню Бородина в русской истории. В таком случае мы могли бы спросить: какое нам сегодня дело до династии, которая давно прервалась, и до побед, чьими плодами мы не пользуемся вот уже столько веков?

С другой стороны, если бы это был храмовый праздник, то он забылся бы так же, как некогда забылось множество других храмовых праздников, связанных с теми или иными событиями в истории Храма. К примеру, ниже мы упомянем захоронение камней жертвенника до прихода пророков. Этот день, 23 мархешвана, также был объявлен праздничным. Ну и зачем нам отмечать храмовые праздники сегодня, когда Храма нет?.. Все‑таки главное в храмовом празднике — происходящее вокруг и внутри Храма.

Если мы проанализируем еврейские праздники, мы увидим, что в народе Израиля устанавливаются навечно вовсе не те даты, которые призваны отметить некое событие прошлого, а, скорее, даты, от которых тянется нить в будущее, причем в такое будущее, которое в любой момент может снова стать нашим настоящим. Иначе праздник просто стирается из народной памяти по самым естественным причинам — он неактуален для нас сегодня, и мы не видим в нем никакого смысла для нашего завтра. Другими словами, Ханука сохранилась потому, что чудо Хануки продолжает находить отклик в наших сердцах.

В Талмуде разговор о Хануке обычно начинают с рассмотрения вопроса, что есть Ханука. Не нам менять старые традиции. Приведем же и мы, вслед за мудрецами Талмуда, следующий отрывок в ответ: «[С] 25 кислева дни Хануки. Их восемь. В них не справляют траура и не постятся. Когда греки вошли в храмовую залу, они осквернили в ней все масла. Когда царство Хасмонеев упрочилось и победило их, [освободители] нашли только один кувшин масла, скрепленный печатью первосвященника, и в нем хватало масла лишь на один день. Но случилось чудо — от него зажигали восемь дней. На другой год установили сделать эти дни праздничными, с чтением Алеля и благодарственными молитвами» (ВТ, Шабат, 21б).

К процитированному отрывку принято задавать ряд вопросов, причем считается, что чем больше вопросов человек сможет задать, тем больше он проявит уважения к праздничным дням Хануки. Зададим же свои вопросы по мотивам прочитанного и мы. А если темы, которые мы затронем в своем рассуждении, будут звучать сравнительно по‑новому, а ответы на них будут заимствованы из книги, которую мало кто [footnote text=’Р. Менаше Гроссман. Хэцей Менаше («Стрелы Менаше», ивр.). Лондон, 1901.’]читал[/footnote], что может быть лучше?..

Наш первый вопрос касается оскверненного масла. Представим: в Храм только что вломилось войско с оружием в руках, то есть люди с мечами, на которых еще не остыла кровь врагов, — откуда вдруг такие сакральные порывы? Тем более что все, кто вошел в Храм, считались оскверненными самым страшным из всех видов скверны — скверной смерти, коей оскверняется не только тот, кто убил человека, но даже тот, кто находился с покойником под одной крышей. Иными словами, все эти замечательные люди, совершившие великий патриотический подвиг, на тот момент были осквернены сверх всякой меры. Строго говоря, если бы дело происходило в мирное время, все они были бы обязаны немедленно покинуть территорию Храма, поскольку в мирный период людям, только что вернувшимся из военного похода, запрещено входить в Храм в течение семи дней, до тех пор пока каждый из них не пройдет специальный обряд очищения от скверны смерти. Однако во время боевых действий, захвативших большую часть народа, дела обстоят совершенно иначе. В этом случае законы очищения от скверны отступают на второй план, и повседневную храмовую службу ведут так, словно весь народ по‑прежнему пребывает в состоянии ритуальной чистоты. И в этом преимущество общества перед частным лицом.

По закону Торы, когда Израиль находится на военном положении, частные жертвы, как и в мирное время, остаются запрещенными до тех пор, пока частные лица не пройдут многодневные ритуалы очищения, в отличие от общественных жертвоприношений, которые становятся дозволенными сразу же после захвата храмовой территории. Таким образом, в дни Маккавеев, как только еврейские войска вошли в Храм, люди имели полное право в тот же момент приступить к жертвоприношениям.

Идем далее. Огонь на Меноре, храмовом семисвечнике, есть часть общественной службы, и скверна не является препятствием для того, чтобы возжечь на ней огонь (см., например: Рамбам. Законы каждодневных жертв, 3:10). В свете сказанного здесь уместно задать наш следующий вопрос: с чего оскверненным людям в оскверненном Храме вдруг понадобилось именно чистое масло? Если не знать, что среди победителей в Храме находились священники, отпрыски древних родов, то можно предположить, что туда ворвались какие‑то неучи, возжаждавшие подвига на ровном месте.

Ответ прост: в данном случае имело место не обычное ритуальное осквернение Храма, но осквернение идолопоклонством. Греки и примкнувшие к ним ассимилированные евреи в течение двух лет использовали здание Храма для поклонения своим божествам. Очевидно, что все, что находилось на территории Храма, было осквернено, поскольку в течение длительного периода служило для отправления языческих культов. Масло, как и прочая храмовая утварь, вполне могло быть и ритуально чистым. Но оно являлось частью идолослужения и в качестве такового было полностью осквернено. Этот факт прекрасно осознавали все, кто стоял в Храме. Освободители отказались воспользоваться даже большим жертвенником, сделанным из неотесанных камней, хотя и малые дети знают, что необработанные камни в принципе оскверниться не могут. И тем не менее убежденность еврейских воинов в том, что пользоваться таким жертвенником не следует, была столь велика, что они предпочли разобрать старый жертвенник, а вместо него изготовили новый. Старые же камни сложили в известном месте, до того момента, пока пророк не скажет, что с ними следует делать. То же самое касается и масла для Меноры. Искали не столько ритуально чистое масло, сколько масло, заведомо не причастное к идольской службе. И нашли.

И здесь возникает еще пара вопросов. Что за масло «под печатью первосвященника» они нашли? И где нашли это масло?

Масло хранилось в специальном помещении, расположенном в Женском дворе Храма. Запасы масла там были весьма немалые, и все кувшины были запечатаны печатями ответственных лиц. Надо заметить, что в храмовом комплексе существовал хорошо отлаженный, если можно так выразиться, бюрократический аппарат — а как могло быть иначе, если несколько раз в году там собирались сотни тысяч человек? Так, при Храме функционировали специальные смотрители, отвечавшие за каждую из разновидностей припасов, и, в частности, смотрители за маслом, предназначенным для храмовой службы. Именно они ставили свои печати на кувшинах с маслом. Кстати, археологи нашли одну из таких печатей. На ней фигурировала простая надпись: «Чисто для Г‑спода», без упоминания имени священника, поставившего печать. Из рассказа Талмуда о Хануке следует, что все кувшины с маслом под этими печатями были отвергнуты воинами‑освободителями, однако кувшин с печатью первосвященника признали годным. Что же это было за масло?

Из традиции нам известно, что первосвященник припасами масла не заведовал, и его печать на кувшине масла могла появиться, например, в случае, когда это было его частное пожертвование. Вообще говоря, существует правило, согласно которому масло, пожертвованное частным лицом, дозволено использовать только в случае частного жертвоприношения, но никак не для принесения общественных жертв. Кроме обычного вопроса о доверии жертвователю — насколько строго он следил за тем, чтобы масло было чистым, — существует куда более важный момент: общественные жертвы приносят только на общественные деньги. Это железное правило: общественные жертвоприношения совершаются от лица всего народа Израиля, и потому приобрести масло можно только на деньги всего народа, а отнюдь не на деньги частного лица, будь это сам первосвященник или даже царь. Таким образом, если вопрос доверия печать первосвященника может решить, сам факт ее наличия на кувшине делает невозможным использование этого масла для общественных нужд.

Существует и еще более серьезная проблема. Все лица, официально занимавшие должность первосвященника в течение предшествующих десяти лет, были скомпрометированы, поскольку состояли на службе у идолопоклонников, и их печать, скорее, могла вызвать подозрения, чем уверенность, что с маслом все в порядке. Более того, на протяжении двух лет в Храме функционировало языческое капище. Вполне могло случиться так, что все масло, которое там находилось, было предназначено для идола. И даже если заведовавшие капищем решили пользоваться еврейскими запасами масла, то за два года масло либо истратили, либо оно прогоркло — логичное предположение, которое также нельзя сбрасывать со счетов.

Вывод из всего сказанного может быть только один: освободителям удалось обнаружить хорошо спрятанное масло, которое в свое время язычники найти не смогли. И печать на нем была печатью первосвященника, заслуживавшего доверия, то есть найденное масло сохранилось без всякого ущерба с весьма давних времен. К тому же это масло было изначально предназначено для общественных нужд. И действительно, в Храме такое масло было. И это масло помазания, причем то, которое Моше сделал еще в пустыне:

 

Сказал рабби Йеуда бен Илай: масло помазания, которое Моше сделал в пустыне, сопровождали чудеса с самого начала и до конца. С самого начала его было двенадцать логов [четыре литра]… Этим маслом в течение семи дней введения в должность совершали помазание на священство Аарона и его сыновей. Им были помазаны: золотой жертвенник для воскурений, медный жертвенник, хлебный жертвенник, Менора, умывальник и вся их утварь. Этим маслом совершали обряд помазания первосвященников и царей. И оно вовеки не иссякало (Ваикра раба, 10:8).

 

Еще во времена Первого храма царь Йошияу, опасаясь внешних врагов, счел необходимым создать в Храме тайник, куда спрятали ковчег Завета, склянку с манной, посох первосвященника Аарона, кое‑какие дары от окружающих народов и масло помазания. Все эти сокровища пережили вавилонский плен, а после того, как евреи вернулись домой, их решили оставить в тайнике, ведь Иудея тогда была провинцией Персидской империи — мало ли что могло взбрести правителям в голову? После ухода персов Иудея так и не обрела вновь утраченную независимость. Персов сменили греки — вначале египетские Птолемеи, затем сирийские Селевкиды. Все посвященные в тайну местонахождения ковчега сочли за благо оставить главные святыни в секретном месте для пущей сохранности.

Ковчег Завета создает вокруг себя нечто вроде пространственного пузыря, где действуют свои, отличные от повседневных, законы. Так, например, манна, о которой известно, что она сгнивала максимум через двое суток по выпадении, вблизи Ковчега сохранялась веками, и еще пророк Ирмеяу спустя многие века после Исхода показывал склянку с манной народу. Аналогичным образом, над маслом помазания Моше, хранившимся там же, время также было не властно.

Возвращаясь к событиям Хануки: масло помазания, покоившееся в тайнике, было скреплено печатью последнего первосвященника, прошедшего обряд помазания на первосвященство, стало быть, эта печать принадлежала первосвященнику, функционировавшему еще в Первом храме, так как во Втором храме они вступали в должность без ритуала помазания. По‑видимому, в честь столь великого события, коим явилось освобождение Храма от идолопоклонников, священники, посвященные в тайну, сочли уместным извлечь немного масла помазания из тайника. Пусть народ думает, что это новое чудо, дарованное Маккавейскому войску Всевышним. Хранители храмовых тайн понимали, что в период крайнего разброда в народе, когда еще не все определились, за кем идти, чудо, способное объединить народ, необходимо. Они проникли в тайник, надеясь подарить народу чудо, и это им удалось. Понятно, что отдать такое сокровище целиком они не могли, и потому отмерили из кувшинчика ровно столько, сколько было необходимо для одной «заправки» Меноры, то есть немногим больше литра масла. Ход их мысли понятен: Храм как бы проходил таким образом новое помазание, освящаясь для служения Всевышнему. И хотя помазание утвари было обязательным только во времена Моше, то есть в момент начала функционирования Скинии как храмовой предтечи, тем не менее сегодня (то есть в день его освобождения) такое помазание будет являться символом восстания Храма из небытия.

Теперь понятно чудо Хануки. Восемь дней вместо одного дня горело то самое масло, которое, будучи приготовленным во времена Моше, служило для всего, к чему оно пригодно, на протяжении почти тысячи лет. Так почему бы этому маслу не прослужить восемь дней вместо одного? Оно было чудом изначально, и с одного лишнего чуда ему не убудет. Масло помазания используется для того, чтобы освятить предметы и людей, оно не предназначено для Меноры. Однако, будучи использованным не по назначению, оно освятило не только Храм, но и сам день Хануки, сделав его священным на веки вечные. А вместе со святостью дня сохранилась и память о древней победе.

Со времен Моше и до наших дней акт помазания особым маслом символизирует переход храмовой утвари из будничного состояния в священное. Точно так же, как это масло превращает повседневную утварь в святыню, оно возвышает человека из плоти и крови до уровня Б‑жьего помазанника, святыни, посвященной Всевышнему. Таковыми являются первосвященники, и теоретически таковыми должны были быть цари. Это же масло обладает дополнительным свойством — оно снимает внутренние противоречия внутри народа Израиля. По‑видимому, многие священники считали, что они годятся на должность первого среди своих братьев. Однако в тот момент, когда нового первосвященника помазывали на правление, все споры утихали. По закону Торы помазание на царство следует проводить только при восхождении на престол новой династии, и сын царя уже правящей династии в помазании не нуждается. Однако, если права этого сына на престол оспариваются, следует провести церемонию помазания, подобную той, которую прошел в свое время царь Шломо.

Масло помазания сводит на нет все споры. Хорошо зная своих единоверцев изнутри, я не сомневаюсь, что, когда дело дойдет до Машиаха, ожесточенных споров вокруг его фигуры будет великое множество. Именно поэтому нам обещано, что пророк Элияу, предвестник прихода Машиаха, вернет народу Израиля масло помазания, которое погасит бушующее пламя раздоров и установит вечный мир и вечное единство.