Александр Бейдер, специалист по еврейской антропонимике — разделу ономастики, занимающемуся именами людей, родился в Москве в 1963 году. Окончил МФТИ и в 1989 году защитил кандидатскую диссертацию по прикладной математике. С 1990 года живет в Париже, в 2001 году в Сорбонне защитил докторскую диссертацию по иудаике. Будучи автором фундаментальных словарей по антропонимике восточноевропейского еврейства (A Dictionary of Jewish Surnames from the Russian Empire; A Dictionary of Jewish Surnames from the Kingdom of Poland; A Dictionary of Ashkenazic Given Names: Their Origins, Structure, Pronunciation, and Migrations; A Dictionary of Jewish Surnames from Galicia), Александр всю жизнь зарабатывает на хлеб по своей первой специальности — как консультант компании Oracle. Иудаика не кормит — зато заставляет отвечать на нескончаемый вал однотипных вопросов: «Скажите, а что означает фамилия ***?»

Александр Бейдер. Фото из семейного архива

АБ ← Ономастикой на жизнь я не зарабатываю, не зарабатывал и никогда не буду зарабатывать. И вообще, с тех пор как в 2008 году вышло второе издание моей самой первой книги — словаря фамилий евреев Российской империи, — я ономастикой не занимаюсь, даже в качестве хобби. Естественное продолжение моих ономастических штудий — пишу книгу по истории идиша.

ЛУ → Расскажи тогда, как ты к этому пришел. Был ли в твоей семье интерес к еврейской тематике, что‑нибудь предрасполагало к подобному увлечению?

АБ ← Моя бабушка, папина мама, библиотекарь по профессии, с детства пересказывала мне какие‑то эпизоды еврейской истории, у нее была небольшая библиотечка книг идишских писателей. Обе бабушки и дед знали идиш, хотя со мной говорили только по‑русски. Но весь интерес к еврейской тематике у меня — от этой вот бабушки. Она жила на Украине, и я с ней виделся два месяца в году, когда я к ним приезжал или она к нам в Москву приезжала. Она происходила из культурной семьи, хоть и не имела высшего образования. Но в ее семье была довольно сильная связь с иудаизмом, ее старший брат регулярно посещал синагогу в Днепропетровске, он был чуть ли не единственным ее прихожанином, умевшим читать на иврите. Из бабушкиных рассказов выходило, что ее отец был учителем иврита — это потом я узнал, что он был сапожником или кем‑то в этом роде. Но при этом очень интересовался еврейскими делами. А с нами жила другая бабушка, мамина мама. Она говорила по‑русски с акцентом, работала продавщицей сигарет и водки и культурными вещами вообще не интересовалась.

ЛУ → А собственно с ономастикой как произошла твоя встреча?

АБ ← В школе я очень интересовался происхождением географических названий. В шестом классе уже составил себе некий топонимический словарь, в седьмом‑восьмом классе его развивал — но это, понятно, было чистой воды компиляцией других источников. Никакого отношения к еврейской теме мое увлечение топонимикой не имело, но параллельно с этим был интерес к еврейской истории. А потом, когда я поступил в аспирантуру Физтеха в 1986 году, у меня образовалось много свободного времени, и я наткнулся на книгу по истории русских фамилий, в которой была глава про еврейские фамилии. Это было классическое сочинение по русской ономастике Бориса Оттокара Унбегауна, русского немца, который уехал из России после поражения белых в Гражданской войне (а он воевал в Добровольческой армии), жил в эмиграции, был знаком с Цветаевой, которая назвала его «большим и скромным филологом» «в типе Даля», работал в разных университетах Европы, в том числе в Оксфорде, а потом переехал в Нью‑Йорк. Эта его книга «Russian surnames» вышла в Оксфорде в 1972 году, и я ее читал в оригинале, а в 1989 году ее перевели на русский. И вот в этой его книге была одна глава про еврейские фамилии. Я прочитал ее, и она меня зажгла, если так можно сказать. И тут все соединилось: и мой интерес к еврейской истории, и интерес к ономастике. Сначала это развивалось в качестве хобби, но через год приняло такие масштабы, что мне приходилось уже себя контролировать, чтобы все‑таки написать свою диссертацию. Уже на первом курсе аспирантуры я готов был заниматься этим день и ночь, этим и только этим.

Я стал создавать базу фамилий, стал искать публикации на эту тему, перерывал тома еврейской энциклопедии начала ХХ века. Года за два создалась картотека на несколько тысяч перфокарт (картонный листок, использовавшийся для ввода информации в тогдашние компьютеры . — Л. У.) с этимологией фамилий.

ЛУ → А ты не пытался ради этого изучать языки, получить какое‑то дополнительное образование?

АБ ← Тогда же, в аспирантуре, прочитал самоучитель идиша. Советский самоучитель авторства Сандлера. Иврита я до сих пор не знаю. Через год примерно я случайно вышел на человека, который был профессиональным филологом и тоже интересовался фамилиями. Абрам Торпусман был из отказных кругов, и до своего отъезда в Израиль в 1988 году он был моим лингвистическим ментором — консультировал меня, давал книги — и потом уже я сам занялся изучением лингвистики.

Это было специализированное чтение. Я в основном читал книги по происхождению фамилий — русских, украинских, белорусских. Мое чтение в библиотеке имени Ленина было почти исключительно ориентировано на работы по ономастике разных народов. Надо было понять общие принципы, прежде чем формулировать какие‑либо свои. И только много позже, через десять лет после этого, когда я писал книгу по истории еврейских имен, я понял, что мне не хватает общих лингвистических знаний. И с тех пор я занимаюсь самообразованием в этом направлении — особенно в последние пять лет, когда я пишу книгу по истории идиша. Тут уж я прочел большое количество книг по общей лингвистике — сам себе устроил университетский курс, короче.

ЛУ → Что было дальше? Мы дошли примерно до 1989 года, что потом произошло? За границу ты уехал в 1990‑м?

АБ ← В 90‑м, да. В этот момент у меня было где‑то два ящика перфокарт, 30 или 40 тысяч. На каждой из них — фамилия с географией, этимологией и так далее. Надо было это все вывозить.

Я в тот момент окончил аспирантуру, защитил диссертацию и оказался по работе — мое единственное место работы в России — в вычислительном центре Министерства нефтехимической промышленности, где в это время появились персональные компьютеры. Там я начал заниматься информатикой — что было довольно далеко от темы моей диссертации. И когда я решил, что уеду из страны, я стал записываться в вечернюю смену — чтобы домой возвращаться на последнем поезде метро: быстро делал свою основную работу и все остальное время вводил данные с перфокарт в компьютер. За полгода такой ежевечерней работы я ввел всю свою картотеку. После чего смог ее вывезти из СССР — на пятидюймовой дискете. Причем дискеты тоже нельзя было вывозить, и мы, когда ехали поездом в Париж, вложили эти три или четыре дискеты где‑то среди хлеба, бутербродов. И то и другое было завернуто в алюминиевую фольгу. Так все это приехало во Францию.

Во Франции я довольно быстро понял, что опубликовать это на русском языке не получится. Шел 1991 год, и я с трудом себе представлял издание этой книги в Советском Союзе. Просто не нашел никаких контактов. Написал письма двум лингвистам, интересовавшимся этой тематикой, спросил, что они думают по поводу публикации. И оба сказали, что, конечно, надо переводить на английский и издавать по‑английски.

В итоге я нашел американское издательство, специализирующееся на еврейской генеалогии, перевел на английский сам словарь — а все вступительные статьи я сразу писал по‑английски.

ЛУ → А почему именно во Францию?

АБ ← Случайное стечение обстоятельств. У моей жены дядя жил во Франции, он пригласил нас приехать, посмотреть. А я в Москве окончил французскую спецшколу. Так что я оказался во Франции только из‑за того, что, когда мне было семь лет и мы переехали в Тушинский район Москвы, отец, желавший записать меня в языковую школу, выбрал французскую, потому что до английской было 20 минут на трамвае, а французская — всего в трех остановках. В общем, я приехал во Францию и сперва даже не знал, чем я стану заниматься: математикой, физикой, иудаикой или информатикой.

ЛУ → Книга — это словарь фамилий?

АБ ← Это «Словарь фамилий евреев Российской империи», пятьдесят тысяч фамилий. И предваряла его фактически диссертация на эту тему. Естественно, она никогда не защищалась как диссертация, но писал я эту общую часть под влиянием диссертационных работ по русским, белорусским и украинским фамилиям, по которым почти одновременно, в конце 1960‑х годов, вышли докторские диссертации: Николая Васильевича Бирилло — по белорусским, Юлиана Константиновича Редько — по украинским, в СССР, а по русским — в Оксфорде — книга Унбегауна. Я, когда писал свою диссертацию по математике, сидел в Ленинке и очень внимательно изучил эти пионерские работы.

ЛУ → А по еврейской ономастике никаких работ не было до тебя?

АБ ← В то время, когда я еще в Советском Союзе начинал этим заниматься, я считал, что уж, по крайней мере, на Западе есть серьезные работы на данную тему. Когда я встретился с Абрамом Торпусманом, я узнал, что в СССР не было никаких публикаций, была только самиздатовская книга Абрама Соломоновича Приблуды, 1971 года, называлась «Еврейские фамилии в СССР». Он был адвокат и, когда вышел на пенсию, стал заниматься ономастикой. И написал книгу, нашел людей, которые официально работали в области ономастики, думал, что ее опубликуют, — но ее, понятно, и близко к публикации не подпустили. Торпусман одолжил мне ее на несколько недель. А когда я приехал во Францию, нашел библиографию полную, стал смотреть, какие книги есть на Западе, и обнаружил, что единственная книга, которая имеется, — это книга раввина Бенциона Каганова, 1977 года, очень слабенькая: популярная, небольшая, с огромным количеством ошибок. То есть мои упования на Запад оказались тщетными. В Израиле я тоже нашел книжку, одну. Некоего Эшеля, 1967 года издания. Очень слабенькая тоже. Иначе говоря, я совершенно неожиданно для себя открыл, что никто в мире серьезно этим всем не занимался!

ЛУ → А можешь как‑то объяснить этот феномен, есть у тебя версия? Ведь такая тема, по крайней мере, на популярном уровне всем любопытна.

АБ ← Я думаю, что понимаю, с чем это связано. На популярном уровне эти материи всем интересны стали сейчас. А собственно фамилии были приняты ашкеназскими евреями Восточной Европы в конце XVIII — начале XIX века, и приняты они были не по собственному желанию. Во всех странах фамилии были навязаны администрацией: в России — по закону 1804 года, в Царстве Польском — 1821 года, в Пруссии — 1812‑го. То есть везде это были законы, спускаемые сверху и обязывающие евреев принимать фамилии. Эти фамилии были приняты, но их, по большому счету, тут же забыли — они присутствовали в официальных документах, но ими совершенно не интересовались в течение нескольких поколений. В автобиографическом романе Шолом‑Алейхема «С ярмарки» почти не упоминаются фамилии. В местечке Воронка его отца называли Нохум Вевиков (то есть сын Вевика), и только при переезде в уездный город Переяслав его официальная фамилия (Рабинович) всплыла на поверхность. Приблуда подсчитал, что в другом романе Шолом‑Алейхема — «Мальчик Мотл» на весь текст упоминается всего одна фамилия — некоего богача Лурье, а все остальные — прозвища, имена и так далее. Хотя у тех людей уже давно были фамилии! Уже сто лет! То есть примерно до середины ХХ века евреи своими фамилиями не интересовались. Особенно те, кто переехал в Израиль: там они просто перешли на ивритские фамилии. В Америке — на английские. Так что представление, что евреи всегда интересовались своими фамилиями, — анахронизм. Сейчас — да, в связи с развитием генеалогии интерес имеется, но еще тридцать — сорок лет назад практически никто своими фамилиями не интересовался, и поэтому никто о них не писал. Это не только еврейское явление. Скажем, настоящий словарь испанских фамилий был опубликован лишь в XXI веке. Хорошие книги по ономастике многих народов Европы опубликованы только в самом конце XX века. Видимо, лингвисты считали это маргинальной областью, неинтересной, не обращали на нее внимания.

ЛУ → Любопытно, что среди русских историков серьезный интерес к ономастике тоже возник только в 1960–1970‑х годах. Скажем, А. А. Зимин или В. Б. Кобрин, когда начали сопоставлять боярские списки XVI–XVII веков или списки приказных дьяков, почувствовали необходимость серьезного изучения ономастических закономерностей: это давало новую информацию о событиях прошлого. Но то не лингвисты, а историки.

АБ ← В советское время, я знаю, русскими фамилиями занимался Владимир Андреевич Никонов. Это был очень серьезный специалист. Он, кстати, провел немало времени в сталинских лагерях. Публиковал он только какие‑то мелкие брошюрки, хотя написал большое количество работ. Почему‑то эта тема — русские фамилии — не поощрялась в СССР.

ЛУ → Подавлялся интерес к частной жизни как идеологически чуждый?

АБ ← Может, ты и прав, но видишь, у других европейских народов, не связанных никакой идеологической монополией, было то же самое: ономастику лингвисты считали недостойным занятием. Может, еще и потому, что этимология многих фамилий очевидна: понятно, что такое Иванов, Петров, Сидоров, и кажется странным посвящать этому серьезные работы. Хотя есть огромное число фамилий, происхождение которых совершенно непонятно.

ЛУ → Вернемся к последовательному изложению событий. Вышла твоя первая книжка. Что дальше?

АБ ← В 1993 году словарь вышел в Нью‑Джерси. Потом я стал, естественным образом, работать над словарем фамилий польских евреев — это 1996 год. А потом, поскольку часть фамилий происходит от имен, я стал интересоваться происхождением еврейских имен. Это уже более сложная проблема, поскольку фамилии были приняты в XVIII–XIX веках, тогда как многие имена идут со Средних веков или с древности. Для этого нужна была более серьезная лингвистическая подготовка. И третья моя большая работа была уже по ашкеназским традиционным именам. Это 2001 год.

ЛУ → Первое, что в голову приходит, что надо Танах хорошо знать, там ведь имен полно. Ты — как?

АБ ← Это как раз та часть имен, которая уже и так хорошо изучена. Есть огромное число специалистов по Библии — еврейских и нееврейских — которые занимались библейскими именами. Это все уже было сделано, тут ничего не надо было изучать дополнительно. Я имею в виду как раз небиблейские имена: идишские, славянские, романские и так далее. Таких имен среди женских — подавляющее большинство, у мужчин — тоже достаточно большая доля. Всего в моем словаре около семисот статей, которые объясняют пятнадцать тысяч разных форм, которые я встретил в источниках — от средневековых до современных.

ЛУ → Речь идет только об ашкеназских евреях?

АБ ← До сих пор я занимался только ашкеназами. И словари касались только их — я не включал туда ни бухарских, ни горских евреев. И сефарды только те, кто попал в ашкеназские общины Российской империи. Словарь так и называется: «Словарь ашкеназских имен». А потом я сделал словарь еврейских фамилий Галиции.

ЛУ → Почему именно Галиции?

АБ ← Чтобы покончить с разделами Польши. Ведь еврейство Галиции, отошедшей по разделам к Австрийской империи, как и еврейство Царства Польского и российских западных губерний, наследует еврейству Речи Посполитой, с его традициями и фамилиями.

После Галиции я четыре года работал над вторым изданием словаря фамилий, так как за это время накопилось много нового материала. Второе издание вышло в 2008 году — уже не 50 тысяч фамилий, а 75 тысяч, со многими изменениями, с учетом того, что я изучил — имена, Галицию, Польшу. Я, правда, думал, что это займет год работы, а оказалось — четыре. И с тех пор исключительно занимаюсь историей идиша. Занялся этой темой, когда писал историю традиционных еврейских имен. Ашкеназские имена неотделимы от истории идиша. Но на тот период я еще не считал себя достаточно компетентным, чтобы писать работу не по именам‑фамилиям, а просто по истории языка, поскольку в этой области как раз работало много людей очень высокой лингвистической квалификации.

ЛУ → И ты имеешь что сказать нового после этих людей?

АБ ← Ну, надеюсь, что имею. Какое‑то количество статей я уже опубликовал, надеюсь в следующем году закончить книгу. Есть целый ряд общих элементов развития идиша, которые я вижу совершенно по‑другому, чем это описано в традиционных книгах.

ЛУ → Когда и в какой степени ты ощутил, что к тебе как специалисту по ономастике стали серьезно относиться? Я имею в виду академические круги.

АБ ← Во‑первых, академические круги, в целом, по‑прежнему игнорируют еврейскую ономастику. «Солидные» ученые ею не занимаются и сегодня. Вот в 2005 году в том же издательстве, где я публикуюсь, вышла единственная серьезная, помимо моих, работа по еврейской ономастике. Книга написана немецким автором Ларсом Менком — очень хорошая книга по истории и этимологии фамилий немецких евреев. Этот человек увидел в свое время мою книгу по фамилиям российских евреев, вдохновился, десять лет работал и написал замечательную книгу. Вот пример: кто этот человек, написавший книгу по немецким еврейским фамилиям? Во‑первых, он немец, не еврей. Во‑вторых, он по профессии — почтальон. Правда, он изучал в свое время историю искусств, и вообще, человек с очень широким кругозором, хорошим культурным уровнем. Он любитель генеалогии, стал заниматься своей немецкой генеалогией и нашел случайно, что в начале XIX века кто‑то из его предков был евреем. После этого он заинтересовался еврейской ономастикой и потом написал эту книгу. Единственная серьезная книга написана человеком, который никакого отношения не имеет к академическим кругам. Когда я стал писать свою книгу по именам, я подумывал, не сделать ли мне это своей профессией. Я записался в Сорбонну, и начальную часть, теоретическую, я написал по‑французски. И защитил в качестве докторской диссертации. Но потом я понял, что в этой области, во‑первых, практически невозможно найти какую‑то академическую позицию. А, во‑вторых, люди, с которыми я каждый день работаю в области информатики, мне интереснее, чем представители академических кругов, с которыми я столкнулся.

ЛУ → Напоследок вот еще какой вопрос. Эти твои словари — они в сети где‑то есть?

АБ ← Нет. Издатель считает, что словарь должен стоять на полке.

ЛУ → А ты?

АБ ← А я считаю, что, конечно же, современная форма жизни словаря — это сайт. Пополняемый и модернизируемый постоянно. Время бумажных словарей прошло.