Выставочный проект «Улица Боэси, 21» — пронзительный рассказ, где смешалось все: политика, история и искусство, и, как фон драматических коллизий Европы прошлого века, представлена живопись Пикассо, Брака, Матисса, Леже. В самый центр захватывающей интриги помещена фигура арт‑дилера Поля Розенберга. В Париже, в Музее Майоля, до 23 июля работает выставка, путешествие которой началось в бельгийском Льеже, в Музее Бовери.

Трудно не заметить гипнотизирующий взгляд этой синеглазой девочки, выделяющийся на ярко‑розовом фоне. В 1952 году Мари Лорансен в столь выразительном портрете запечатлела четырехлетнюю Анн Синклер, без усилий которой нынешний проект едва ли реализовался бы.

Пять лет назад французская журналистка, ведущая популярного воскресного телешоу «7/7», опубликовала книгу «21 Rue la Boétie» — оммаж выдающемуся маршану. Успевшая взять полтысячи интервью у мировых знаменитостей, Синклер теперь рассказала историю жизни собственного деда по матери, Поля Розенберга (1881–1959). Название вышедших на многих языках мемуаров — парижский адрес галереи деда — дало название и выставке, которую курируют профессор Тель‑Авивского университета Эли Барнави и бельгийский экономист и философ Бенуа Ремиш.

Мари Лорансен. Портрет Анн Синклер. 1952. Частная коллекция

Историю своей семьи Синклер (фамилия — военное прозвище ее отца, участника Сопротивления) начинает с прадеда, Александра Розенберга, еврея, перебравшегося в Париж из Братиславы в 1878‑м. В том же году в семье рождается первенец, Леонс. Во Франции Александр берется за антикварный бизнес, продавая преимущественно живопись импрессионистов и постимпрессионистов — Сислея, Писсарро, Моне и Сезанна. Александр Розенберг, кстати, был одним из немногих дилеров, проявлявших интерес к работам Ван Гога.

«Однажды отец поставил меня перед картиной, заставившей меня закричать от ужаса. Представьте себе холст, покрытый толстым слоем ярких красок, написанный в стиле, для меня непривычном. Разобранная постель покрыта алым сукном. На грубом деревянном столе кувшин с водой, какая‑то миска. Это была картина Ван Гога, которая сейчас в Институте искусств в Чикаго, в музее, куда по иронии судьбы я сам продал ее 30 лет назад», — вспомнит впоследствии события середины 1890‑х годов Поль Розенберг «Автобиографические заметки Поля Розенберга», датированные 1940‑ми гг. — The Paul Rosenberg Archives, 2012. Р. 121. .

Братья Поль и Леонс влились в семейный бизнес, начав карьеру в галерее отца на Авеню де Опера, 38. Но довольно скоро их пути разошлись. Леонс Розенберг открыл галерею «Effort Moderne» на улице Бом. Поль стартовал с собственным делом в 1910 году в сердце VIII района Парижа, квартала антикваров, по адресу Боэси, 21. Неподалеку, кстати, в доме номер 57, держал галерею знаменитый арт‑дилер Натан Вильденштейн.

Поль Розенберг, желая показать, что он в меру респектабелен, но не чужд фронды, развел искусство по этажам: первый отдал более понятным импрессионистам, доставшимся в наследство от отца, на второй отправил нечто более экстравагантное — авангард и кубизм. Причем на кубистов, которых недолюбливал, назначал более высокие цены, таким образом инвестируя в импрессионистов.

На руку сработал и отъезд галериста Даниэля Анри Канвейлера: в 1914‑м, в начале войны, из‑за своего немецкого происхождения прежний маршан кубистов вынужден был покинуть Францию. Это безусловно способствовало коммерческому успеху Розенберга, у которого тогда же началась дружба с Пикассо. Они встретились летом 1918 года в Биарицце. Пикассо нуждался в деньгах и подыскивал нового дилера. Они поладили и вскоре уже называли друг друга запросто: дорогой Пик, дорогой Рози.

Пикассо вместе с молодой женой, балериной Ольгой Хохловой, приезжает в Париж, селится в соседнем доме номер 23 и с удовольствием доверяет Розенбергу продажу своих полотен. Еще бы! В отличие от Канвейлера, тот ежемесячно устраивает пышные вернисажи, на которые зовет весь Париж. Мало того, энергичный и предприимчивый дилер организует выставки в Мадриде, Буэнос‑Айресе, Цюрихе, Мюнхене, Риме, Лондоне, Нью‑Йорке. Розенберг первым оценил важность американского рынка.

В том же 1918 году Пикассо пишет «Портрет мадам Розенберг и ее дочери Мишелин» «в стиле Энгра». Самой Маргерит Розенберг портрет категорически не нравился, она была поклонницей творчества салонного живописца Джованни Болдини, да и сам испанский авангардист в этом полотне явно оставил в стороне свои кубистические эксперименты в пользу классических форм. Жан Кокто называл тот краткий период Пикассо возвращением в «нормальное русло».

Дела, однако, шли в гору, и в 1936 году Поль Розенберг, уже один из самых влиятельных игроков антикварного рынка, открыл филиал галереи в Лондоне. Обладающий чутьем дилер вел бизнес четко, анализировал спрос, сведя основные принципы галерейного дела в универсальные таблицы и поставив ценообразование на рациональную основу. В товарных книгах сохранилась вся информация о продажах, покупателях, перемещениях работ, участии их в выставках. Во многом благодаря «методу Розенберга» кураторы нынешнего проекта смогли составить экспозицию, обнаружив следы вещей, некогда принадлежащих маршану, в музеях и частных коллекциях (нашлись, конечно, не все — местонахождение еще полусотни вещей, пропавших в войну, так до сих пор и неизвестно).

С художниками Поль Розенберг подписывал контракты. Сохранилась лишенная какой‑либо лирики таблица 1936 года, приложенная к договору с Матиссом. В ней расписаны цены на работы, выполненные в том или ином жанре и размере. Скажем, пейзаж 61 × 46 оценивался в 9000 франков, в то время как фигуративная картина 100 × 81 — в 25 000.

1939 год разрушил все благополучие. Хотя в том, что земля начинает гореть под ногами, Розенберг мог убедиться еще в июле 1937‑го, когда в Мюнхене открылась выставка «Дегенеративное искусство», потом отправившаяся в двухлетний тур по одиннадцати городам Германии и Австрии. Вход на выставку был свободный, каталог стоит 50 пфеннингов. Третий рейх боролся за оздоровление культуры, отторгая дух авангарда. Из музеев Германии изымались работы в том числе тех, кого продвигал Розенберг, над ними глумились (на выставке эти вещи показаны на фоне речи Гитлера и образцов «правильного» нацистского искусства).

На нейтральной швейцарской территории — в Люцерне, в гранд‑отеле «Националь», в 1939 году был устроен аукцион, на котором оказались вещи из еврейских собраний и, в том числе, принадлежащие парижскому дилеру. Там, в частности, Музей современного искусства в Льеже и приобрел работу Пикассо «Семья Соле» 1903 года, которую сегодня можно видеть на выставке, равно как и натюрморт Брака 1924 года, конфискованный из музея Франкфурта, в свою очередь купившего работу у Розенберга. За 3300 швейцарских франков его приобрел на аукционе Пьер Матисс, сын художника. Едва ли коллекционеры не осознавали, что, поддерживая аукцион, они финансируют фашистский режим. Это понимал и Поль Розенберг, сказавший: «Собранные деньги прольются бомбами на наши головы».

В 1940 году, спасаясь от нацистов, он с семьей бежит через Португалию, пересекает Атлантику и открывает галерею на Манхэттене. Во время немецкой оккупации дом Розенберга, лишенного французского гражданства правительством Виши, — тот самый, номер 21 по улице Боэси, реквизируют нацисты. Судьба распорядилась так, что на месте галереи, которой владел еврей, немцы в мае 1941 года открывают IEQJ — Институт изучения еврейского вопроса.

Покидая Францию, четыре сотни живописных полотен, в том числе работы Пикассо, Матисса, Моне, Делакруа, Ван Гога, Розенберг спрятал в банковских ячейках в Марселе. Картины были конфискованы нацистами и проданы с аукциона. Сам владелец узнал об этом лишь в 1945 году, ненадолго вернувшись в Париж в надежде вернуть имущество.

Среди новых хозяев полотен оказался частный коллекционер, министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп. «Женщина в голубом перед камином» Анри Матисса, которую Розенберг купил у художника, оказалась у рейхсминистра Германа Геринга.

В процессе изъятия коллекций, по иронии судьбы, участвовал однофамилец маршана — эстляндский немец, архитектор и рейхсминистр по делам восточных территорий Альфред Розенберг, впоследствии казненный в Нюрнберге. Судьбе было также угодно, чтобы лейтенант Александр Розенберг, сын Поля, впоследствии продолживший семейный бизнес в Нью‑Йорке, в поезде, увозившем летом 1944‑го в оккупированную Чехословакию награбленное искусство, обнаружил ящики с картинами, принадлежащими отцу.