«Поэт и воин»: о чем рассказала корреспонденция 1930‑х годов на идише
12 августа 1952 года — печально известная дата. В этот день в сталинском СССР был уничтожен цвет еврейской интеллигенции: 13 человек, обвиняемых по делу Еврейского антифашистского комитета.
Мы расскажем об Ароне Давидовиче Кушнирове — советском еврейском поэте, писателе, драматурге и переводчике, которого могла постичь та же участь, если бы не вмешались некие обстоятельства — впрочем, тоже трагические.
В Еврейском музее и центре толерантности в Москве хранится более полусотни писем из его семейного архива. Они были переданы в музейный фонд младшим сыном поэта Марком Ароновичем Кушнировым . Особенность этой корреспонденции в том, что она велась полностью на идише. По формату это письма‑открытки: как правило, они содержат только данные адресата, а данные отправителя не указаны. Важно было не только разобрать почерк и перевести текст с идиша, но и провести историко‑культурный анализ, чтобы идентифицировать автора. Этим задачам была посвящена работа лаборатории, созданной при Исследовательском центре Еврейского музея и центра толерантности в конце 2019 года. Часть переписки была переведена с идиша на русский язык и впервые публикуется.
Весь этот архив насчитывает 61 письмо, датированное 1930–1935 годами. Наибольшее количество писем принадлежит перу самого А. Д. Кушнирова. Из них 15 адресованы его жене Любови Абрамовне , по одному письму — Ицику Феферу и Иосифу Рабину . Семь писем написала Л. А. Кушнирова мужу, а еще два письма были отправлены матерью А. Д. Кушнирова (или матерью его жены). Авторы других писем — представители творческой среды, в основном литературных и театральных кругов: И. Фефер, А. Вевюрка и его жена Эстер, М. И. Хащеватский , Моше Тайч , Х. Гильдин , Н. Лурье , Дыкман , Макс Рейнгольд , М. Рафальский . В переписке встречаются упоминания известных современников — С. Михоэлса , И. Лашевич , М. И. Литвакова , И. Нусинова и др. География переписки разнообразна, среди адресов: Кисловодск, Хоста, Туапсе, Надеждинск, Одесса, Харьков, Ново‑Златополь, Тирасполь, Минск, Могилев, Москва, подмосковные Кратово и Быково и др.
Личная и творческая биография А. Д. Кушнирова во многом необычны. Советский литературовед Г. А. Ременик охарактеризовал его так: «поэт, воин, участник трех войн» . Эта емкая фраза отражает жизненный путь А. Д. Кушнирова.
Годы жизни поэта — с 1890‑го по 1949‑й — вобрали в себя многое. О его происхождении известно, что он родился в с. Боярка под Киевом в семье служащего или лесника (данные расходятся). Традиционно для тех лет учился в хедере. Однако, осиротев в 13 лет, был вынужден работать, чтобы поддержать семью. Есть сведения, что он то ли служил в бакалейной лавке, то ли охранял склад с мукой. Попав по призыву в царскую армию, уже в ранней молодости проявил себя как доблестный воин и был награжден Георгиевским крестом и произведен в звание ефрейтора. С приходом советской власти А. Д. Кушниров вступил в ряды Красной армии, позже прошел Великую Отечественную войну. Был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги».
Воинская доблесть сочеталась в этом человеке с литературным даром. Еще в 1909 году в Киеве он начал писать стихи на идише и планировал опубликовать сборник вместе с Ошером Шварцманом и Наумом Ойслендером , но этот план не осуществился.
Дебютной публикацией Кушнирова стали стихи на русском и на идише в армейской газете и прифронтовом бюллетене. Его первые публикации на идише относятся к началу 1920‑х годов. Вскоре он приобретает известность как советский еврейский поэт и делает блестящую литературную карьеру, став популярен не только как поэт, но и как писатель, и как драматург. Кроме того, А. Д. Кушниров перевел на идиш ряд произведений мировой литературы, в том числе «Слово о полку Игореве». Среди его драматических произведений наибольшую известность имела пьеса «Гирш Леккерт», поставленная в БелГОСЕТе в 1928 году.
В 1920‑х годах А. Д. Кушниров был редактором еврейских периодических изданий «Югнт» (Киев), «Штром» (Москва) и «Штерн» (Минск), а в более поздние годы — членом редколлегии газеты «Эйникайт» и главным редактором альманаха «Геймланд».
В своем творчестве А. Д. Кушниров затрагивал разнообразные темы: есть у него стихи, проникнутые революционным и патриотическим пафосом, есть лирические произведения о семье и природе. Одни литературные критики обвиняли его в близости к имажинизму и Сергею Есенину — что порицалось из‑за несоответствия идеологическим требованиям времени. Другие подчеркивали в его творчестве революционные мотивы. Если же отвлечься от идеологической полемики его современников и познакомиться со стихами Кушнирова непредвзято, нельзя не отметить их выразительность и силу — явный признак таланта.
Годы Великой Отечественной войны стали очень драматическими для А. Д. Кушнирова: в начале войны он потерял старшего сына, Юрия, который ушел на фронт совсем юным, 17 лет. В семейном архиве сохранилось его письмо с фронта, написанное по‑русски. Это лаконичное свидетельство последних дней жизни юноши отзывается болью, особенно когда читаешь письма Л. А. Кушнировой к мужу 1930‑х годов, где она постоянно упоминает о маленьком Юнике, как звали его в семье…
Тяжелые переживания поэта после гибели сына выразились в проникновенных стихах «Юник» и «Любовь к жене и ребенку». В первом из них он пишет, что после войны в каждом могильном холмике, который видит, пытается распознать могилу сына. А в другом, отличающемся чеканным ритмом, речь идет о любви к жене и ребенку, которая заставляет сражаться с врагом, противостоять злу, защищая родной дом. Зная, какую цену пришлось заплатить автору за эти строки, не воспринимаешь их как некоторые другие — привычные своей патетикой — стихи о войне.
Послевоенные годы также оказались драматическими. А. Д. Кушниров входил в президиум Еврейского антифашистского комитета и тяжело переживал то, что его товарищи подверглись репрессиям.
В воспоминаниях о семье Кушнировых, которыми любезно поделилась с нами В. В. Мочалова, есть такой фрагмент:
Помню, как в семье [Кушнировых] рассказывали о «хитрости» Арона: когда он должен был выступить с осуждением «врагов народа», он поднялся на трибуну и стал гневно вещать, однако «забыл» дома вставные челюсти, и поэтому слов было не разобрать. Когда в тюрьме его вызывали на допрос, он возвращался избитый и рассказывал сокамерникам, что «на многих сегодня дал показания — на Плюшкина, Коробочку, Ноздрева, Чичикова…»
А. Д. Кушниров умер от рака горла в сентябре 1949 года. Болезнь позволила избежать казни, которая, вероятно, ожидала бы его, как и остальных членов ЕАК. Однако то, что он стал свидетелем уничтожения цвета еврейской культуры в СССР, несомненно, ускорило его кончину.
Читая переписку 1930–1935 годов, задумываешься, что эти годы, возможно, были короткой передышкой и относительно счастливым временем в жизни Кушнировых, а если обобщить, то и небольшого круга формирующейся советской творческой интеллигенции. Позади революция и гражданская война, и еще никто не знает о предстоящих ужасах Второй мировой и Холокоста. Сталинские репрессии уже начались, но многие еще слепо верят в правоту партии. Несмотря на трудную экономическую ситуацию, есть надежда на восстановление и возврат к мирной, даже благополучной жизни. Как вскоре выяснится, надежда оказалась иллюзорной.
На фоне масштабных и трагических событий трогательно звучит одна строка в письме Л. А. Кушнировой к мужу. Любовь Абрамовна в заключение письма, когда обычно звучит клише с передачей приветов и т. п., пишет фразу, которая поначалу кажется загадочной: «Ждем тебя, вероятно, втроем». На тот момент она была вдвоем со старшим сыном, пятилетним Юником. Письмо датировано концом сентября 1930 года, а в конце марта 1931‑го родился средний сын Кушнировых, Радий. Таким образом Любовь Абрамовна намекала мужу о своей беременности.
К сожалению, репрессивная государственная машина не остановилась на смерти А. Д. Кушнирова. Ценой обманутой веры в светлые идеалы стала исковерканная судьба и его жены, Любови Абрамовны. В январе 1951 года она была арестована и приговорена к 10 годам лагерей. Кушнирова дожила до окончания срока и вышла из лагеря, но, по словам современников, практически потеряв рассудок. Во время допросов, перед отправкой в лагерь, следователь бил ее ногой в живот.
Спустя годы средний сын Кушнировых, Радий, случайно встретил этого человека на улице. По воспоминаниям, он говорил потом так: «Я увидел немощного старика на костылях и не счел возможным…»
Средний и младший сыновья Кушнировых связали свою профессию с кино. Средний, Радий, стал киноведом и сценаристом, а младший, Марк, известен как историк кино, сценарист, критик, автор нескольких книг.
В письме Кушнирову И. Фефер сетует: «Я бы правда хотел получить от тебя более длинное письмо, но, кажется, стиль нашего времени больше подходит жанру открытки, чем жанру длинного письма». Эти строки перекликаются с нашим временем, только теперь и жанр короткой открытки уходит в прошлое, а на смену ему пришли еще более компактные форматы. Некоторые другие отрывки из переписки звучат столь же злободневно и придают архиву почти вековой давности актуальное звучание. Ряд писем еще ждут своего разбора и перевода. Возможно, они добавят новые черты к портрету той эпохи и ее современников.
И. Фефер — А. Кушнирову
Москва, Последний пер., д. 10, кв. 5
[19]31 1/X
Дорогой Арке!
Мой адрес:
[по‑русски] Харьков, ул. Либкнехта 17, кв. 7, И. Феферу.
Если ты его потерял или забыл — то знай. Так что же там у тебя слыхать? Мы помаленьку начинаем работать.
Мы готовимся к совещанию. Что ты пишешь? Чем занимаешься? Как тебе нравится наша группа?
Пиши. Рабин что‑то на меня сердится.
Не знаю за что. Ты тоже сердишься? Твой Ицик.
И. Фефер — А. Кушнирову
Москва, Последний пер., д. 10, кв. 5
[19]33 8/V
Ха‑ха‑ха, это вы писатель Кушниров?!?! Что же это от вас ничего не слышно? Черт бы побрал Рыкова . С тех пор, как он стал наркомпочт, наша связь прервалась! А так не должно быть! Именно теперь… У нас было совещание насчет советского учебника по литературе. Боролись за наших братьев. Тебя хотели представить просто как драматурга — мы включили стихи. Одним словом, «Бои продолжаются». Только наш фронтик весь в дерьме. Что происходит в «Эмес»? Нусинов властвует, Ш. Гольденберг и Либкинд + Эма Казакевич стали гениями, а «Пласты» даже не появились? У Дунца Мендл Лифшиц не знаю с кем. Уже «За магнитстроем» , а «Пласты» — молчок (в оригинале «ша». — Л. Л.)! На такой заговор молчания я не рассчитывал, хоть я и знаю, что групповая борьба сейчас острее, чем обычно, и врагов у нас порядочно! Такая погода! А погода имеет привычку меняться!
Как твои дела? Обещал писать из деревни и молчок (в оригинале «ша». — Л. Л.)!!!
В июне я буду в Москве! Готовься (букв. «готовь кости». — Л. Л.)! Привет Любе. Будь здоров. Ничего (в оригинале «ничево». — Л. Л.).
Мы еще поборемся.
Твой Ицик.
И. Фефер — А. Кушнирову
Москва, Последний пер., д. 10, кв. 5
[19]32 25/XII
Дорогой Кушнирович!
Спасибо тебе за твое письмецо. Я бы правда хотел получить от тебя более длинное письмо, но, кажется, стиль нашего времени больше подходит жанру открытки, чем жанру длинного письма.
Что касается договора с «ЛиМом» , ты думаешь, что я забыл, но правда такова: Первомайский сообщил мне, что рукопись перевода потерялась…
Прекрасные порядки!
Так что пока не будет сделана копия, договор висит в воздухе…
Как же твои дела, Арке?
Нам нужно безусловно с тобой встретиться…
Пиши чаще…
Твой Ицик
М. Рафальский — А. Кушнирову
Могилев (Б.С.С.Р.) Гос. Евр. Театр
06.07.1933
Дорогой Арончик,
сегодня Окунь отправил тебе письмо. Как только ты ответишь на это письмо, дело будет сделано. Я прослежу, чтобы тебе выслали деньги, — ты сможешь приступить к работе. Что касается меня, я теперь не буду нуждаться — так что весь аванс вышлют тебе. Ты только должен точно указать условия. Я сказал Окуню, что принимаю участие в работе, но это наше дело. Гастроли прошли хорошо. И это подняло настроение коллектива.
Передавай привет Любе и детям от Жени и Иры.
Твой Миша
М. Рейнгольд — А. Кушнирову
Ст. Голицыно (Бел. Балт. желез. дорога), Коммунистический проспект, дом 19, Дом Писателей
Адрес отправителя: Москва, Мал. Бронная 2, Госет
03.06.1933
Доброе утро, дорогой товарищ Кушниров!
Я поговорил с Корманом, только мы ни о чем не договорились, потому что все это зависит от того, что нам ответит Михоэлс и Лашевич. Сегодня 8‑го он едет в Ленинград договариваться окончательно. 11‑го он возвращается в Москву. И тогда все будет ясно.
Ехать к Вам у него не было времени.
С добрым и горячим приветом. М. Рейнгольд.
Л. Кушнирова — А. Кушнирову
Сталино 1‑я линия д. 66, кв. 25 Кушнирову
11.06.193[0]
Аринька, мой дорогой, вчера приехала в Харьков. Нашла в квартире Лейзера Еву. Бела и Лейзер, видимо, не знают о твоем письме, у них моя телеграмма. Вчера был выходной, но я получила от Лейзера открытку в Москве. Он, разумеется, ждет меня и собирается встретить меня. Вероятно, сегодня они будут здесь, и я поеду с ними на дачу. У меня есть еда, и я выспалась с Юнечкой. Юник не давал мне ни минуту поспать в вагоне. Он замучил меня вопросами и прыжками. Только с ним было весело, и он уже такой большой, Аринька, что можно с ним ездить повсюду. Он ждет тебя, Арька. Или ты приезжай. (Я тут нашла две твои открытки.) Или я приеду к тебе.
Целуем тебя крепко.
Твоя Люба
Л. Кушнирова — А. Кушнирову
Надеждинск Уральской области Кушнирову до востребования
26.09.1930
Аринька дорогой мой. Вчера я отправила 20 рублей маме в Киев. Вчера я получила твое письмо от 16/IX на 7‑й день. И оно совпало по времени с записками из Надеждинска. Я прочитала, и это место стало мне немного более знакомым и близким! Я думаю, Аринька, что эта поездка даст тебе, наверное, больше, чем Сталино.
Ну, Аринька, я рада, что от тебя такое хорошее письмо, что ты уже здоров. Но, Аринька, как выглядит твоя квартира и как ты ешь? Ну это, пожалуй, мелочи, по сравнению с большой работой и тем, что сейчас происходит.
Мы, Аринька, здоровы, скучаем по тебе. Я жду и представляю себе уже ту минуту, когда ты приедешь. Я постараюсь тебя встретить.
Будь здоров, мой любимый. Целуем тебя крепко, видимо, втроем.
Твоя Люба
Л. Кушнирова — А. Кушнирову
Надеждинск Уральской области Кушнирову до востребования
28.09.1930
Аринька дорогой, я получила твои письма от 22 и 20 и газету, это правда интересно — такие лозунги бьют и зовут — это важная работа. Я сразу же бросилась всё читать, искать в газете твое имя. От лозунгов мне стало радостно. Вот бы такие еще и для детей!
Я тебе вчера не отправила письмо и, кажется, позавчера тоже поздно отослала письмо. Так много работы, и потом я чувствую себя плохо. У меня, кажется, начинается грипп, и я что‑то неспокойна и нервничаю. Потому что большой разрыв между темпами на работе и темпами дома.
Юничек немного заброшен, но, кажется, у нас в школе будет детский дом. До этого далеко, но нужно подумать.
Аринька, я не отправила тебе письмо, а теперь уже и не нужно.
Целуем тебя крепко.
Твоя Люба
Л. Кушнирова — А. Кушнирову
Надеждинск Уральской области Кушнирову до востребования
29.09.1930
Аринька мой дорогой, я напишу тебе сегодня большое письмо, но чтобы не задерживаться посылаю тебе открытку.
Мы здоровы и в порядке и уже так желаем и ждем твоего приезда. Юник не перестает говорить о тебе.
Будь здоров
Целую тебя крепко
Твоя Люба
Л. Кушнирова — А. Кушнирову
Надеждинск Уральской области Кушнирову до востребования
3.10.1930
Аринька мой дорогой, когда же ты приедешь? Я очень боюсь, чтобы ты не простудился. Идет дождь и холодно, и, наверное, будет еще сильнее. Получаешь ли ты все мои письма и открытки? Я тебе много открыток посылала. Вчера я отправила тебе телеграмму. Мы очень ждем тебя и скучаем по тебе.
Мы чувствуем себя хорошо.
Будь здоров, Аринька.
Целую тебя крепко.
Люба
А. Кушниров — Л. Кушнировой
25/V [б/г]
Любуня дорогая, ни вчера, ни сегодня я не получил от тебя письма. Как там у вас дела, мои дорогие? Я представляю себе, какое удовольствие для Радиньки быть на даче, как он перебирает ножками в траве. Любуня, только скажи, чтобы хорошо присматривали за ним и за Юнечкой, когда ты уезжаешь. Юнечке не следует заходить далеко в лес.
О себе мне особенно нечего написать. Сегодня, когда я посмотрел в зеркало, я сам мог констатировать, что я иду на поправку. Я чувствую себя очень посвежевшим и успокоившимся. Я только немного скучаю по тебе, моя любимая девочка. И это несмотря на «успех», который здесь имеет наша бригада в целом и каждый в отдельности. Целую тебя крепко, Любуня. Хочу как можно скорее к тебе. Целуй детей. Отправила ли ты деньги маме?
Твой Арька
Благодарим за помощь в подготовке этого материала Викторию Валентиновну Мочалову и Сергея Шупу.
Роль «Черной книги» в судьбе Еврейского антифашистского комитета
История, оперенная рифмой: феномен «Седьмой колонки» Натана Альтермана
