Алексей Мокроусов 9 декабря 2015
Поделиться

[parts style=”clear:both;text-align:center” captions=”true” type=”seealso”]
[phead]Плакат из коллекции Дома‑музея композитора Исаака Шварца[/phead]
[part]

«Таможня дает добро»

Москва, Музей Востока,

до 13.12

Сорок пять лет назад на экраны СССР вышел фильм «Белое солнце пустыни». Реплики из него сразу же разошлись на цитаты — впрочем, мало кто в публике знал, что их лаконичность породили требования монтажа. История одного из шедевров советского кинофольклора рассказывается на Никитском бульваре с разных точек зрения. Здесь и материалы о самом фильме, и информация о работе таможенников сто лет назад, и даже киноаппаратура 1960‑х годов. В организации выставки участвовали разные институции, от «Мосфильма» и Музея кино до Музея музыкальной культуры имени М. И. Глинки и Центрального музея Федеральной таможенной службы России. Произведения же искусства Средней Азии Музей Востока отбирал из собственных собраний. Предоставил несколько экспонатов и Дом‑музей композитора Исаака Шварца (1923–2009), написавшего музыку к фильму Владимира Мотыля.

Музей Шварца — это небольшая дача и гостевой домик в поселке Сиверский Ленинградской области, где работал композитор. Сюда, на берега Оредежа, к нему приезжали Акира Куросава и Иосиф Бродский, Владимир Высоцкий и Павел Луспекаев, во время съемок «Соломенной шляпки» бывал Андрей Миронов, а Булат Окуджава писал здесь «Путешествие дилетантов».

Всего Шварц сочинил музыку к более чем 125 кинофильмам, более 30 из них — совместно с Окуджавой. Многие его песни воспринимаются сегодня почти как народные.

 

[/part]
[phead]Валентин Серов. Портрет Льва Бакста. Начало 1900‑х. Третьяковская галерея[/phead]
[part]

Валентин Серов

Москва, Третьяковская галерея,

до 17.1

Расположившаяся на трех уровнях выставка (см.: Екатерина Вагнер. «Хочу и буду писать только отрадное» // Лехаим. 2015. № 9) — одна из крупнейших ретроспектив Серова за последнее столетие. К 150‑летию художника отобрали работы из 18 российских и пяти зарубежных музеев, а также частных коллекций. На Крымском валу показывают множество архивных материалов и фотографий, включая портрет матери, Валентины Семеновны Серовой, урожденной Бергман (представлен и ее карандашный портрет 1880 года), а также скульптуру и образцы монументального искусства. Но главное место занимают, конечно же, живопись и графика — пейзажи, театральные эскизы и в первую очередь портреты, которые Серову заказывали в большом количестве. Есть среди них и шуточные — например, карикатуры на друзей и автошаржи, включая воображаемый двойной портрет Серова с Бакстом 1901 года, где приятели изображены в будущем 1916‑м. Выставлен также незавершенный портрет Льва Самойловича начала 1900‑х, еще раз напоминающий, что Серов не умел льстить моделям: Бакст предстает здесь светским львом, франтоватым и блестящим.

Зато любимые модели Серов мог рисовать бесконечно: в Третьяковке показывают портреты Иды Рубинштейн, столь восхитившей художника в парижской «Клеопатре», поставленной антрепризой Дягилева; также можно увидеть почти десяток портретов Генриетты Леопольдовны Гиршман (1885–1970), жены известного мецената Владимира Гиршмана. В вышедшем по случаю выставки спецвыпуске журнала «Третьяковская галерея» опубликована переписка Ильи Зильберштейна с серовской моделью, датированная 1960‑ми годами; после революции та жила во Франции. Большой же выставочный каталог содержит подробные описания всех экспонатов выставки, статьи о разных аспектах творчества Серова, а также письма его вдовы к Игорю Грабарю 1913 года, когда тот работал над монографией о художнике.

 

[/part]
[phead]В Музее Виктора Франкла в Вене[/phead]
[part]

Музей Виктора Франкла

Вена,

музей открылся в 2015 году.

В центре Вены, вблизи Ратуши, в квартире, где долгие годы жил Виктор Франкл (1905–1997), открылся музей, посвященный создателю логотерапии.

Франкл, испытывавший в молодости большое влияние идей Фрейда и Адлера, был специалистом в области психологии депрессии и самоубийств. Эти знания он неожиданным образом смог использовать и в Терезиенштадте, куда был отправлен в 1942 году вместе с женой и родителями‑евреями. Там Франкл организовал с коллегами группу психологической помощи вновь прибывающим заключенным, позднее создал службу психогигиены для больных и утративших волю к жизни. В отличие от остальных членов семьи, ему удалось выжить. Лагерный опыт ученый изложил в книгах «Сказать жизни “Да”. Психолог в концлагере» и «Человек в поисках смысла» — на русском языке они появились только в годы перестройки, когда большинство тех, кому в СССР они могли бы пригодиться в психотерапевтических целях, уже ушли из жизни.

Музей вырос из центра имени Франкла, занимающегося организацией курсов, семинаров, воркшопов и проведением докладов, посвященных его идеям. Основной упор в экспозиции сделан не столько на личные вещи Франкла, сколько на его идеи, важное место здесь занимает многоязычная библиотека, где можно не только посмотреть телеинтервью с ученым, но и почитать тексты, переведенные на многие языки мира.

Музей открыт три дня в неделю, но сейчас, из‑за большого наплыва посетителей, он часто работает и по воскресеньям.

 

[/part]
[phead]Инсталляция Сергея Мироненко. Фото: Наташа Польская[/phead]
[part]

«В поле зрения»

Москва, Фонд культуры «Екатерина»,

до 13.12

Сразу семь кураторов и три организатора: фонд культуры «Екатерина», Е.К.АртБюро и Музей МАНИ — такая творческая команда работала над выставкой «В поле зрения. Эпизоды художественной жизни 1986–1992». Она посвящена «безумным годам» в жизни советско‑русского искусства, когда интерес к нему мог вскружить голову самым трезвым авторам.

Многие работы той поры оказались за границей — некоторые привезли в Россию впервые после четвертьвекового отсутствия. Они стали частью инсталляции, напоминающей о мастерских знаменитых арт‑сквотов в Фурманном переулке и на Чистопрудном бульваре. Показывают, в частности, «Основные краски» Юрия Альберта, «Деньги» Игоря Макаревича, «Загадку» Владимира Мироненко и «Гренландию» Юрия Лейдермана. В отдельном зале выставлены бумажные архивы и фотографии с выставок рубежа 1980–1990‑х, еще один зал отдан видеозаписям тех лет.

 

[/part]
[phead]Галерея портретов из Мемориального музея Сабины Шпильрейн[/phead]
[part]

Мемориальный музей Сабины Шпильрейн

Ростов‑на‑Дону,

музей только открылся.

Психолог и психоаналитик, окончившая Цюрихский университет, испытавшая влияние Юнга и Фрейда — и сама на них повлиявшая, — кто бы мог догадываться о такой судьбе, уготованной маленькой Сабине (Шейве) Шпильрейн (1885–1945). Но отец, купец первой гильдии Николай Аркадьевич Шпильрейн, дал ей отличное образование, мать говорила с детьми на четырех языках, сказались и гены: оба деда были раввины, особо почитался дед по материнской линии, ребе Мордехай Люблинский из Екатеринослава. В итоге Сабина работала в Германии и Швейцарии и оставила важнейший след в истории науки — злые языки готовы утверждать, что во многом это произошло благодаря ее связи с Юнгом, у которого она лечилась. Но если бы это было так, вряд ли Фрейд сослался бы на ее работы в своем ключевом тексте «По ту сторону принципа удовольствия».

В 1923 году Сабина Шпильрейн вернулась в СССР — сперва в Москву, где при поддержке Троцкого развивался психоанализ, а затем, после падения вождя революции, уехала в родной Ростов‑на‑Дону.

Ее муж и три брата, тоже ученые, погибли от рук НКВД. Шпильрейн и двух ее дочерей — младшей было 16 лет — вместе с еще 20 тыс. евреев расстреляли немцы в Змиевской балке. Накануне оккупации Шпильрейн предлагали бежать из города, но она не верила, что немцы, которых она знала по Берлину, способны на зверства.

Ее судьбе посвящено несколько фильмов — один из них, «Опасный метод», снял четыре года назад Дэвид Кроненберг. А в ноябре, в день рождения психоаналитика, в Ростове‑на‑Дону открыли ее музей. Экспозиция расположилась в бывшем доходном доме на Пушкинской, 83, принадлежавшем семье Шпильрейн.

[/part][/parts]

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Памяти Джорджа Берси, хирурга-новатора и пионера лапароскопии 

Берси, венгерский еврей, едва избежал депортации в Аушвиц, прежде чем стал работать хирургом в Будапеште после Второй мировой войны. Он бежал из Венгрии после антикоммунистического восстания 1956 года и в итоге поселился в США. Применив изобретательность ремесленника к практике хирургии, он модернизировал ее таким образом, что уменьшил боли и осложнения для пациентов и позволил врачам видеть тело такими способами, которыми раньше они никогда не могли его видеть

По «израильской визе»

Все последующие места жительства окажутся для Бродского лишь условным домом. Во всех географических точках он будет подсознательно воссоздавать для себя тот же «модуль существования». Родители в аэропорт не поехали. Для них это было слишком больно и тяжело. Тогдашняя волна эмиграции уезжала в один конец, без обратного билета, с отказом от советского гражданства

Как в Албании евреи были спасены от нацистов местным населением

«Албанцы прятали евреев независимо от того, откуда они приехали, были они богаты или бедны». В Албании во время Второй мировой войны нашли убежище около 3 тыс. евреев из других стран. «Во времена коммунизма никто не говорил о Холокосте. Эту тему не преподавали в школе. И после падения режима в 1990-х годах это все еще было неизвестной страницей истории»