Рублевка. Пансионат «Лесные дали». Ведомственный наверняка. Такого он точно не видел: 700 еврейских юношей и девушек со всей страны собрались на еврейский семинар. Шабат, кидуш, песни, танцы, учеба. Атмосфера. Самое важное — атмосфера. Шабат на Рублевке — это круто.

Это, конечно, другая страна — не та, в которой я родился.

Они танцуют, поют до утра. Я‑то пошел спать в час ночи, а они — до утра. Проснулся я первый. В 6.30 спустился в фойе почитать Теилим. Там такой закуток удобный, слева от лестницы. Ресепшн — справа, а закуток слева. Мне не мешают, и я спокойно читаю. Из персонала пока никого, кроме администраторши. Ее я пока предполагаю, но скоро услышу. В этом корпусе почти одни только участники семинара, а они спят.

Но вот из другого корпуса пришел постоялец. Вежливый, спросил ее, как дела, устала, небось, в ночную смену‑то? По голосу ему лет 35, ей — около 50. Вопрос оказался уместным. Ей было что рассказать приятному незнакомцу.

«Двадцать пять лет работаю, а такого не видела. Всю ночь орали. Шабат. Не шабат, а шабаш какой‑то! Всю ночь до утра! Все‑таки правильно их никуда не пускали! Вы в интернете видели Протоколы? Посмотрите — там всё как есть. Они всюду пролазят, развращают народ и спаивают. Вот смотрите, всю ночь гуляли — а пьяных нет! Сами‑то не пьют, а людей спаивают!»

Незнакомый постоялец озадаченно поддержал разговор: «Выходит, у Гитлера были свои резоны?..»

Дама оживилась пуще прежнего: «Вы уже третий мне за последнее время это говорите! Гитлер же вообще за мораль боролся. Гомосексуалистов и лесбиянок не разрешал, этих вот не разрешал!»

Постоялец сделал вывод: «Главное не давать им воли. Вот Путин эти парады голубым запретил — и всё, не слышно их».

Администраторша несмело уточнила: «Это да, но в интернете есть фотографии, как Путин в синагоге стоит…»

— Ну стоит, работа у него такая, не может игнорировать, вот и стоит.

— В шапочке этой?

— Сейчас фотошопом можно все нарисовать!

Она взяла с него слово поискать в интернете Протоколы, а потом обсудить с нею.

Я не выходил из укрытия. Во‑первых, мне важно было услышать все. Во‑вторых, а что им скажешь? Не смейте так думать, не вздумайте так говорить? Глупо и бессмысленно.

Разговор этот мог состояться в похожих обстоятельствах и во французской гостинице, и в Нью‑Йорке что‑то подобное я слышал.

Зачем мне было слышать это? А чтобы не расслабляться: мир остался прежним, таким же, как во времена, описываемые в сокрушительной «Ночи» Визеля. Мы выжили, но не победили. Чтобы продолжать жить, надо это знать. И не обольщаться.