Первая работа, пересматривающая демографические данные по Холокосту, написана социологом Фрэнком Ханкинсом в 1958 году, но лавры родоначальника отрицания Холокоста достались не ему, а французскому историку Полю Рассинье, автору таких книг, как «Обман Улисса» и «Драма европейских евреев». В 1973 году в Германии вышла книга Зиса Кристоферзена «Ложь Освенцима», а в США — Остина Эппа «Обман о шести миллионах». С тех пор число сочинений подобного рода неуклонно растет, причем их авторы своих связей с радикальными группировками уже не скрывают. Нельзя сказать, что общество равнодушно к отрицателям Холокоста: историка Дэвида Ирвинга, например, приговорили к трем годам тюрьмы, правда, после 13‑месячного заключения оставшийся срок заменили на услов­ный. Британского епископа Оливера Уильямсона немецкий суд оштрафовал на 12 тыс. евро, да и Мойше‑Ари Фридману досталось от своих польских единоверцев. Наши мечтатели порелаксировать под сенью абажуров из либералов‑евреев тоже имели немало проблем. Почему же за все эти годы «мусорный ветер» продолжает усиливаться, ведь статистика уничтожения евреев, в том числе и гитлеровская, давно открыта и всем известна?

[parts style=”clear:both;text-align:center”]
[phead][/phead]
[part]

ОТПИСКИ СО ССЫЛКОЙ НА ДЕНЬ ПАМЯТИ и СКОРБИ

ИЛЬЯ АЛЬТМАН

Историк, сопредседатель Российского научно‑просветительного центра «Холокост»

Афанасий Мамедов 27 января во всем мире отмечают Международный день памяти жертв Холокоста. Дата эта была установлена резолюцией ООН. Тем не менее среди стран, в которых происходили массовые убийства евреев, Россия одна из немногих, не отмечающих этот день официально. По вашему мнению, о чем это говорит?

Илья Альтман Дата освобождения Аушвица (именно так просят называть этот лагерь наши польские коллеги) официально отмечается более чем в 30 государствах (в том числе в Украине и Эстонии). Впервые, еще в 2002 году, ее предложил в своих обращениях к президентам России, Беларуси и Украины генерал Василий Петренко, командир одной из четырех советских дивизий, освобождавших Аушвиц. За последние годы центр «Холокост» (индивидуально и совместно с РЕК, ФЕОР, ЕАЕК, организацией бывших узников гетто) неоднократно обращался к властям России. Причем предлагая отмечать эту дату как Национальный день памяти жертв Холокоста и воинов‑освободителей. Отписки со ссылкой на День памяти и скорби — свидетельство не только непонимания беспрецедентности Холокоста и важности его уроков. Ведь именно Россия (в лице нынешнего главы МИД РФ) внесла проект упомянутой вами резолюции Генассамблеи ООН, рекомендующий ввести такой национальный день памяти. Отсутствие его в России — серьезный козырь у тех, кто считает пропагандистскими высказывания о «героизации нацистов» и «недооценке на Западе» роли Красной Армии в победе над Германией.

АМ Многим известно сложившееся понятие «отрицание Холокоста». Есть еще и такое, как «преуменьшение Холокоста». Можно ли обвинить советских партийных функционеров в сознательном преуменьшении числа жертв трагических событий августа 1942 года в Ростове‑на‑Дону в Змиевской балке? Почему в России до сих пор не введено уголовное преследование за отрицание Холокоста?

ИА Чрезвычайная государственная комиссия (ЧГК) указала, что основными жертвами в этом случае были именно евреи и их число составило от 15 до 18 тыс. Но при публикации этих сведений в партийной печати в начале 1943 года национальность впервые заменили на «мирных советских граждан». История с тремя вариантами памятных досок у мемориала «Змиевская балка» — яркий пример именно «замещения» Холокоста иными жертвами. Здесь важна одна деталь, о которой обычно не упоминают. Число еврейских жертв местные краеведы «определили» в 27 тыс. В документах такой цифры нет, но она понравилась ростовским властям: опираясь на эту цифру и сравнивая ее с данными ЧГК, они «высчитывают», что около половины всех жертв — неевреи. Да и слово «Холокост» означает всесожжение, а евреев Ростова расстреливали… Поэтому в 2011 году на дос­ке появился новый текст, «без евреев». А затем вернули национальность части жертв, оставив абсолютно некорректную цифру всех казненных и убрав слово «Холокост». В нашем законодательстве есть статьи, которые позволяют осуждать за отрицание Холокоста. Так, были привлечены к уголовной ответственности те, кто несколько лет назад на матче футбольной команды «Маккаби» (в Москве) подняли плакат: «Счастливого пути в Освенцим». Хотя в этом случае, скорее, речь о людях, которые знали, что такое Холокост, в отличие от студенток вуза, посчитавших, что это «клей для обоев». Но пока в России нет нацио­нального дня памяти и соответствующих мемориальных мероприятий на государственном уровне, отсутствуют четкие тексты в учебниках для школ и университетов, нет достойных экспозиций в музеях, в том числе и регио­нальных, общество не готово понять уголовное преследование так называемых «ревизионистов».

АМ Почти половина всех жертв Холокоста, а это около 3 млн, были гражданами СССР, до лагерей смерти многие из них просто не доехали — их убивали на глазах у остального населения, а порой и при его активном участии. Может быть, именно поэтому в России за все это время не было снято ни одного фильма, равного по значимости фильму Ланцмана «Шоа»? Мне кажется, «Шоа» мог бы выступать в роли «свидетельского документа» на судебных процессах над отрицателями Холокоста.

ИА Значение кино — документального и художественного — очень важный элемент культуры памяти. Многие искренне считают, что потрясающий фильм М. Ромма «Обыкновенный фашизм» тоже о Холокосте, хотя на основании авторского текста можно лишь косвенно судить о национальности узников лагерей смерти. Успеху фильма «Шоа» во Франции во многом способствовали развернувшиеся в середине 1980‑х дискуссии о роли правительства Виши и местной полиции в депортации французских евреев. Именно поэтому участники Сопротивления других национальностей, которых тоже депортировали в Аушвиц и Собибор, напомнили, что и их преследовали нацисты, не отрицая (за редким исключением) Холокост. В России, на мой взгляд, создано немало очень качественных фильмов на эту тему, показанных на федеральных каналах: «Дети из бездны» Павла Чухрая, «Брестское гетто» и «Мир после Освенцима» Елены Якович, «Процесс» Александра Зельдовича, «Список Киселева» Юрия Малюгина и другие. Проблема в том, что ни эти фильмы, ни зарубежные ленты не стали предметом обсуждения как в профессиональной среде, так и среди тех, кто формирует общественное мнение. Что касается вашего предположения, что этот фильм мог бы стать «свидетельским документом». Нет, не мог бы, потому что тезис «отрицателей» таков: любые свидетельские показания очевидцев, т. е. оставшихся в живых, являются как раз одним из аргументов в пользу того, что политики тотального уничтожения евреев не существовало.

АМ Показательна ли, с вашей точки зрения, история с публикацией «Черной книги» и «Неизвестной “Черной книги”» в издательстве «Корпус», когда мы говорим об отношении россиян к Холокосту?

ИА Подготовка к печати этих двух книг, в которой я принимал непосредственное участие, заслуживает отдельного разговора. Сам факт их публикации в престижном издательстве, входящем в группу «АСТ», рекламная кампания с участием известных деятелей культуры, собранные с помощью крауд­фандинга средства будущих читателей на издание этих книг, появление их на прилавках ведущих книжных магазинов страны — новое явление в распространении документальной литературы о Холокосте в нашей стране.

[/part]
[phead][/phead]
[part]

НЕОНАЦИСТАМ НУЖНО СНЯТЬ ОБВИНЕНИЕ С ГИТЛЕРА

ВЯЧЕСЛАВ ЛИХАЧЕВ

Историк, исследователь правого радикализма и ревизионизма Холокоста

АМ В конфликте между Украиной и Россией, как с той, так и с другой стороны, воюет немало представителей националистических группировок. Среди тех и других есть не просто евреи, но граждане Израиля. Как вы полагаете, происходит ли из‑за этого переоценка взглядов на антисемитизм и Холокост?

Вячеслав Лихачев В украинской нацио­налистической среде отчетливо заметен тренд на «юдофилию» и отказ от антисемитизма. У российских правых радикалов, особенно втянутых в конфликт, наоборот, антисемитские чувства усиливаются. Обе тенденции связаны как с особенностями украинской ситуации, так и с мифологией. В качестве хрестоматийного реального примера украинско‑еврейской солидарности можно упомянуть случай Игоря Коломойского, ставшего символом борьбы за украинский суверенитет. Ну а русским националистам стремление назвать президента Украины Вальц­маном помогает объяснить, почему они воюют против братского народа — «освобождают от жидовской власти».

АМ Всегда ли отрицание Холокоста связано с юдофобией и антисионизмом? Насколько вообще вариативна юдофобская мифология и кому сегодня выгодно отрицать Холокост?

ВЛ Теоретически можно допустить, что кто‑то может отрицать Катастрофу и не быть антисемитом. Есть какое‑то количество не очень образованных людей, не доверяющих «официальным» историкам и попавшихся на удочку ревизионистской пропаганды. Но если речь идет о последовательных носителях взглядов, то связь антисемитского мировоззрения и отрицания Холокоста прослеживается практически всегда. Неонацистам нужно снять обвинение с Гитлера, антисионистам, в том числе исламистского толка, хочется тем самым подорвать основы легитимности Государства Израиль, которые, как им кажется, связаны с чувством вины международного сообщества перед евреями.

АМ Есть ли принципиальные отличия между национализмом и фашизмом? Насколько мы ошибаемся, смешивая эти понятия?

ВЛ Исследователи их и не смешивают. В массовом сознании понятие «нацио­нализм» до сих пор имеет негативные коннотации, но на самом деле речь идет просто о такой форме организации политического пространства, которая провозглашает народ носителем власти в государстве, а не, скажем, абсолютного монарха. Относительно понимания термина «фашизм» в научном сообществе сложился консенсус, основанный в первую очередь на определении Роджера Гриффина. Специфическим образом переосмысленный радикальный нацио­нализм является одной из идей, составляющих фундамент фашизма, но само по себе понятие национализма значительно шире.

АМ Каковы сегодня перспективы праворадикального движения в России, насколько привлекательными могут оказаться их идеологические наработки в период грозящего нам экономического коллапса? И сколько должно пройти времени, чтобы тот или иной факт истории мог быть скорректирован в зависимости от потребностей общества и задач властей предержащих?

ВЛ Я не вижу сегодня опасности всплес­ка популярности самих ультраправых группировок. Однако невозможно не заметить, что власть берет на вооружение национал‑радикальные идеи, облекая их в приемлемые для населения формы: от борьбы против т. н. «нелегальной миграции» и «национал‑предателей» до «защиты соотечественников по всему миру». Сами же экстремисты, с учетом приобретенного ими опыта, вполне способны к наращиванию объемов насилия на «уличном» уровне. Мне кажется это вполне вероятным. Историки подвергают сомнению наши представления о прошлом в своей повседневной работе постоянно, но вопросы, над которыми ломают копья профессио­налы, мало интересны широкой публике. Если же говорить о потребностях общества, то скорее речь идет не о пересмотре фактов, а о пересмотре их интерпретации, а также ритуалов и практик репрезентации исторической памяти. Зависит оправданность подобной ревизии, конечно, не от времени, отделяющего нас от события, а от изменений общественного контекста. Так, мне лично представляется оправданным пересмотр советского идеологического конструкта «День Победы» со всеми его коннотациями и символическим содержанием.

АМ Влияет ли украинско‑российское противостояние на рост и настроения праворадикального движения в России? Каково их отношение к Холокосту, все ли они отрицают Холокост?

ВЛ Участие в агрессии против Украины способствует мобилизации актива и лучшей организации российских национал‑радикалов. Они собирают деньги и налаживают логистические цепочки. Многие активисты, конечно, навсегда останутся в украинском черноземе, но немало боевиков вернется домой с напрочь сорванными психологическими «тормозами», опытом насилия, а то и с оружием. Но тематика Холокоста сейчас для них не очень актуальна, а прямо неонацистская риторика остается для внутреннего пользования в связи с доминированием в информационном пространстве официальной псевдоантифашистской риторики.

[/part]
[phead][/phead]
[part]

ДИСКУССИЯ О СУТИ ХОЛОКОСТА НЕВОЗМОЖНА

КИРИЛЛ ФЕФЕРМАН

Историк, член Российского научно‑просветительного центра «Холокост» и член комиссии «Яд ва‑Шем» по присуждению звания «Праведник народов мира»

АМ Вы согласны с мнением большинства европейских историков, что единственное право, на которое могут претендовать отрицатели Холокоста, — это право на свободу слова, следовательно, серьезные историки не должны вовлекаться в «площадной спор»?

Кирилл Феферман Отрицание Холокоста в своем нынешнем виде это часто плохо завуалированный антисемитизм или идущий с ним рядом антиизраилизм. Не случайно этих взглядов придерживался бывший иранский президент. Это одна сторона медали. Другая заключается в некоей канонизации Холокоста, практически единственного события в мировой истории, дискуссия по поводу которого невозможна. То есть она возможна по поводу деталей, а по сути невозможна. Мне лично такой подход не импонирует, хотя я готов признать, что в ряде стран, предрасположенных к нацизму, без таких законодательных ограничений мы бы, вероятно, уже были свидетелями поворота истории вспять, по крайней мере среди историков.

АМ В своей книге «Hitler’s War» Ирвинг утверждал, что Гитлер не знал об уничтожении евреев до 1944 года. Почему для историков‑ревизионистов так важно, знал ли Гитлер о «еврейском реферате», о лагерях уничтожения, газовых камерах?

КФ Это чистая формалистика, потому что отсутствие приказа Гитлера могло означать, что «окончательное решение» было частной инициативой СС, а не официальной политикой нацистской Германии. С учетом положения Гитлера в Германии — и верховного божества, и его же единственного пророка, — а также той гигантской роли, которую в его мировоззрении играла всеобъемлющая ненависть к евреям, и тех ресурсов, которые были задействованы в «решении еврейского вопроса», практически невозможно вообразить, что он не знал об их уничтожении. Но даже если принять подобное допущение, получается, что Гиммлер по собственной инициативе преподнес своему фюреру такой подарок, правильно угадав его потаенные желания, поскольку, подводя итоги своей жизни, именно уничтожение евреев Гитлер рассматривал как свое самое выдающееся достижение.

АМ Насколько совпадают воспоминания Эйхмана до его захвата израильтянами с тем, что он говорил на допросах, — ведь Ирвинг считает, что на Эйхмана сильно давили?

КФ На страницах книги немецкой исследовательницы Беттины Штангнетт «Эйхман до Иерусалима», вышедшей в прошлом году, предстает образ человека, который в разговорах с друзьями и почитателями в 1950‑х годах в Аргентине гордился тем, что он сделал. Так что, на мой взгляд, на суде в Иерусалиме он разрывался между двумя взаимоисключающими задачами: и выгородить себя, и одновременно оставить впечатление о своей важнейшей роли в уничтожении евреев.

АМ Почему отрицателям Холокоста не удалось заполучить для своего движения знаменитого германского историка Эрнста Нольте? Более того, говорят, что в 1990‑х именно благодаря ему оказалось разгромленным ревизионистское движение в Германии. Так ли это на самом деле?

КФ До сих пор принадлежность к сообществу историков‑ревизионистов являлась билетом в небытие для профессионального историка. Их бойкотируют и истеблишмент, и университеты, и солидные издательства. На Западе и даже в какой‑то степени на Востоке можно призывать к уничтожению Израиля, но отрицать Холокост нельзя. Если этот бойкот даст трещину, а мне кажется, что это вопрос времени, тогда можно будет с большей определенностью представить реальные масштабы влияния ревизионистов на умы.

[/part]
[phead][/phead]
[part]

«Линию затмения» назад не вернуть

ИРИНА ЩЕРБАКОВА

Историк, руководитель молодежных и образовательных программ общества «Мемориал»

АМ Как вы считаете, востребована ли — и если да, то в какой мере — историческая память о Холокосте российскими государственными и образовательными структурами?

Ирина Щербакова Надо признать, что в сегодняшнем контексте мало востребована. Конечно, в 1990‑х годах в этом отношении произошел большой сдвиг, если сравнивать с советской эпохой, когда публикаций о Холокосте было очень мало, да и сама еврейская тема фактически была под запретом. При Сталине, в послевоенное время, даже подготовка «Черной книги» стала поводом для обвинения членов Еврейского антифашистского комитета. Память об уничтожении евреев была, по сути, изгнана из общественного дискурса, говорилось лишь об уничтожении мирных советских граждан. Только после смерти Сталина, с началом «оттепели», еврейская тема стала допустимой. Но поскольку государственная политика все еще оставалась антисемитской и антисионистской, то тема эта подавалась малыми дозами, с цензурными купюрами, а они главным образом касались тех моментов, где речь шла о реакции местного населения на уничтожение евреев или о сотрудничестве местного населения с нацистами. И поскольку тема Холокоста в те годы не присутствовала ни в школьных, ни в вузовских программах, не было ни памятников, ни музеев, то в России выросло не одно поколение, не имевшее о ней никакого представления. После перестройки предпринимались попытки ввести ее в образовательный дискурс, организовывались разного рода программы, конкурсы, в том числе и центром «Холокост», была издана «Черная книга», печатались многие художественные и публицистические произведения, мемуаристика, исторические исследования, но этого было недостаточно. Одним словом, история Холокоста не приобрела широкого звучания, не стала частью массовой памяти о войне, несмотря на усилия историков и общественных деятелей в последние два десятилетия. К сожалению, я не вижу в ближайшем будущем условий и возможности для того, чтобы эта тема стала важной частью этой памяти. Столь пессимистичный вывод вовсе не означает, что работу следует прекратить. Просто за семьдесят пять лет многие вещи оказались стертыми, и эту «линию затмения» уже нельзя вернуть назад.

АМ Когда вошли в обиход слова «Холокост» и «Шоа»?

ИЩ В Россию слово «Холокост», впрочем как и в Европу, попало из Америки. На Западе им начали широко пользоваться после невероятного успеха американского телевизионного сериала «Холокост», который показали в США в 1978 году, а в Западной Германии — в 1979‑м. Трансляция фильма впервые продемонстрировала, какое воздействие может иметь телевидение на массовое сознание: до этого показа ни статьи, ни документы, ни свидетельства очевидцев, ни книги не могли пробиться к широким массам. Термин «Шоа» стали использовать после знаменитого фильма Клода Ланцмана 1985 года. В обычном дискурсе между словами «Холокост» и «Шоа» противоречий нет. Нам кажется, что все знают, что такое «Холокост», но увы, это большое заблуждение, достаточно вспомнить еще об одном фильме — «Холокост — клей для обоев?» (2013) Мумина Шакирова. Очень может быть, что Шакиров прав: сегодня для многих молодых людей в России Холокост — неизвестно что. И это в большой степени происходит потому, что тема Холокоста, хотя уже не является запретной, все равно не вписывается в тот лакированный, освобожденный от трудных и трагических тем и сюжетов образ войны, который насаждается в последние годы. И, кстати говоря, тема Холокоста звучит остро по‑прежнему, поскольку неразрывно связана — и особенно в российском пространстве — с темой растущего антисемитизма.

АМ На ваш взгляд, можем ли мы эффективно описать феномен фашизма, противодействовать ему, сравнивая нынешнюю ситуацию в Восточной Европе со сложившейся после первой мировой войны?

ИЩ Сравнивание и проведение параллелей такого рода с точки зрения серьезной исторической науки в высшей степени наивно: нельзя снова воспроизвести те же самые исторические условия. Именно поэтому прямые параллели никогда не работают, более того, они дают повод для критики исследуемого исторического феномена. Но можно говорить о некоторых тенденциях или о реакции людей на какие‑то явления, которые могут быть действительно сходными (опять же — в какой‑то мере), как‑то: реакция на кризис, агрессия в обществе, непримиримое отношение к людям иной национальности или религии, поиски виноватых среди так называемых «других»… Подобного рода сравнения как раз способствуют пониманию событий прошлого. Сегодняшнее искажение отечественной истории, ее лакировка безусловно отражаются и на теме Холокоста.

АМ В наши дни понятие «антифашизм» используется в политической борьбе не всегда корректно и не всегда понятно. Против чего в действительности борются люди, объявляющие себя «антифашистами»? К чему может привести подмена понятий?

ИЩ Подмена понятий в истории — явление чрезвычайно распространенное; обвинение каждой из сторон в фашизме, зачастую голословное, позволяет уйти от реальных проблем и реальной ответственности. Подобного рода цинизм приводит к тому, что такие понятия, как фашизм, нацизм, национал‑социализм, антифашизм, превращаются в свою противоположность. Но все эти манипуляционные процессы возникли не сегодня, нечто похожее, к примеру, происходило у нас в 1930‑х годах. Ровно такого рода манипуляция — огульное обвинение стоявших на Майдане украинцев в том, что они фашисты. К сожалению, эта козырная карта сегодняшней российской пропаганды свою роль сыграла. Часто те, кто объявляет себя антифашистами, не считают, что антисемитизм — одно из ярких проявлений фашизма. Достаточно вспомнить известную историю с высказыванием журналистки в «Комсомольской правде», которая сожалела, «что из предков сегодняшних либералов нацисты не наделали абажуров. Меньше бы было проблем». Здесь речь идет не о реальных исторических событиях, но о возникающей в обществе ненависти, находящей свое выражение не только в словесных баталиях. И всякая попытка под предлогом борьбы с фашизмом запретить неудобную и горькую память о Великой Отечественной войне приводит к фальсификации истории.

Среди максим, оставленных в назидание Василием Ключевским, есть одна, которую было бы уместно вспомнить: «Закономерность исторических событий обратно пропорциональна их духовности». Если исторические явления/процессы не вырабатывают себя до конца — а мы видим, что фашизм как явление, как некий «социальный проект» до конца не выработан, — они перетекают в настоящее и, если не встречают препятствий, участвуют в формировании будущего. Не стоит говорить, что нас ждет в будущем, если мы не остановим отрицателей и ревизионистов более серьезными законодательными ограничениями.

[/part]
[/parts]