Объектив

Показать изнанку

Евгения Гершкович 15 сентября 2016
Поделиться

Музей «Met Breuer» заново открывает наследие Дианы Арбус. Выставка самого парадоксального фотографа ХХ столетия «Диана Арбус: в начале» проходит до 27 ноября на Мэдисон‑авеню в Нью‑Йорке. Из сотни показанных работ восемьдесят зритель увидел впервые.

Главный зал экспозиции размерен белыми колоннами, на которых расположены снимки — по принципу «одна колонна — одно фото». Формат задает повествованию ритм, позволяющий зрителю сделать вдох и выдох, дабы он мог пережить увиденное и справиться с эмоциями.

Так решил куратор выставки, заведующий фотоотделом музея «Метрополитен» Джефф Розенхайм. «Современники Арбус охотились за удачным случайным ракурсом, за подсмотренной правдой, — объясняет Джефф. — Сама же она искала остроту и доверительность прямого контакта со своими моделями. Ее отделяют от всех других фотографов страсть к познанию, любопытство, желание увидеть скрытую природу вещей и людей вкупе с ее верой в магическую силу фотокамеры».

Фотографии, представленные в «Met Breuer» (филиал «Метрополитен», открытый в марте в здании, ранее занимаемом музеем «Уитни», его построил архитектор Марсель Бройер), происходят из архива, переданного в дар музею дочерьми фотографа в 2007 году.

Розенхайм прав: Диана Арбус (1923–1971), в отличие от многих ее коллег, камеру не прятала, но активно взаимодействовала с выбранными моделями, откуда и возникало ощущение редчайшего личностного диалога.

Работы Арбус это воплощение трагичности и безумия. Она снимала человеческую комедию. В самых разных слоях общества искала своих героев, отличающихся крайней, физической и моральной, непохожестью ни на кого другого, нередко выходя «на обочины» этого самого общества и даже погружаясь на дно. Бомжи, престарелые актрисы, попрошайки, уличные музыканты, шпагоглотатели, стриптизерши, циркачи‑лилипуты, бандиты. Послевоенный Нью‑Йорк, словно бездонный колодец с неистощимым запасом странностей, выдавал ударную дозу характерных персонажей.

Она не снимала знаменитостей, но запечатлевала нескончаемый парад «изнанки благополучия», пополняла «семейный» альбом, бродя по Гарлему, Вашингтон‑сквер, Нижнему Ист‑Сайду, Кони‑Айленду, Таймс‑ сквер.

В Бронксе Арбус увековечила самого известного еврея — великана Эдди Кармела, родившегося в Тель‑Авиве и в двухлетнем возрасте перевезенного в США. Он снят с отцом и матерью в их гостиной, и фотографа занимает даже не феномен гигантского роста — 2,21 метра, но контраст сгорбленной позы Эдди с торжественной выправкой родителей, подчеркивающий пропасть отношений между ними.

Диана Арбус. Еврей‑великан дома со своими родителями. Бронкс, Нью‑Йорк. 1970

«Если рассматривать реальность с достаточным вниманием, если по‑настоящему близко к ней подобраться, она становится фантастической», — утверждала Арбус. Ее взгляд, не проявляющий сострадания к моделям, скорее демонстрирующий любопытство, страсть к исследованию природы вещей, публицист Сьюзен Зонтаг назовет «застенчивым и зловещим» Зонтаг С. О фотографии. М.: Ad Marginem, 2013. с. 51. . А писатель Норман Мейлер припечатает: «Давать Арбус камеру — всё равно, что разрешить ребенку играть с гранатой».

Психологическим поискам человеческих страданий и глупостей Диана без сомнения научилась у своего педагога, выдающегося, но, увы, нечасто вспоминаемого фотографа Лизетт Модел (которая, в свою очередь, будучи дочерью австрийца с еврейскими корнями, вышла замуж за художника‑конструктивиста Евсу Модела, уроженца Николаевска ‑ на‑Амуре). «Фотокамера — это инструмент обнаружения, — утверждала Модел. — Мы фотографируем не только то, что мы видим, но и то, чего мы не знаем». Портреты ночной жизни города авторства Модел, курсы которой Арбус посещала в 1955–1957 годах, произвели на нее сильное впечатление. Собственные поиски натуры приводят ее в нью‑йоркские клубы с трансвеститами. Это безусловно выглядит как бунт против всего обычного и общепринятого, тем более для представительницы состоятельной еврейской семьи с патриархальными традициями и устоявшимися стандартами, занимавшей просторные нью‑йоркские апартаменты с французской мебелью в чехлах.

Леди в автобусе. Нью‑Йорк. 1957

Дед Дианы, Мейер Немеров, приехал в Америку из России и основал семейный бизнес по торговле мехами. И кстати, биографический фильм о Диане Арбус, снятый в 2006 году с участием Николь Кидман и Роберта Дауни‑младшего, так и называется — «Мех». Магазин меховой одежды под вывеской «Russeks» на Пятой авеню от деда Дианы перешел к ее отцу Дэвиду, который был настоящим трудоголиком. Мать преимущественно занималась собой, тремя детьми — няни. Средняя, Диана, была очень близка со старшим братом, Говардом Немеровым, ставшим впоследствии известным поэтом, лауреатом Пулитцеровской премии. Диана рисовала, отец ее в этом таланте поощрял, отдав в Школу этической культуры, позже в Филдстонскую школу. Для занятий с Дианой в дом была приглашена Дороти Томпсон, личный иллюстратор компании «Russeks» и ученица берлинского карикатуриста Георга Гросса.

Но что‑то пошло не так. Дочь уже тогда стремилась выйти за рамки стандартного восприятия мира и решительно не желала заниматься тем, что давалось ей слишком легко. Исследуя модель, она изображала то, чего никто больше не видел, и в конце концов потеряла всякий интерес к живописи. В восемнадцать лет она выходит замуж за Алана Арбуса, продавца в универмаге ее отца, мечтающего о карьере актера. Выходит против воли родителей — жених беден и неперспективен. Закончив армейские курсы, Алан пытается подрабатывать фотографом. И Дэвид Немеров помогает молодоженам — заказывает им съемку рекламы для «Russeks» и частично финансирует приобретение фотооборудования, что становится началом студии модной фотографии, появившейся в 1946 году под вывеской «Diane & Allan Arbus».

Вскоре Арбусам, у которых уже была на руках годовалая дочь Дун (Эми, вторая дочь, родится в 1954 году), поступило предложение от журнала «Vogue» сделать серию фотографий о пуловерах. Надо ли говорить, что Диана сразу же попыталась проигнорировать навязанные тенденции гламурного фото? Даже загнанная в тесные рамки формата, Арбус искала способ выстроить для каждого снимка свою историю, в чем Алан ее не поддерживал. Мучительные искания в итоге приводят к разрыву. 33‑летняя Диана отказывается от карьеры модного фотографа, расстается с мужем, открывает для себя новые возможности фотографии и через нее — иные способы самовыражения.

Близнецы. Розель, Нью‑Джерси. 1967

Уже став знаменитой, Арбус вспомнит один из своих первых (и неудачных) снимков, с собакой: «Пес смотрел на меня почти мистически. Не приближался, не лаял, ни ластился. Просто смотрел сквозь меня». Между прочим, одной из любимых книг фотографа были «Исследования одной собаки» Кафки — новелла, рассказывающая о собачьей жизни с точки зрения пса. Эта история обыграна в уже упомянутой биографической картине «Мех», и в какой‑то степени она дает ключ к пониманию творчества Дианы Арбус, пытавшейся взглянуть на мир глазами своих героев, среди которых почти не было благополучных и нормальных, в общепринятом смысле этого слова, людей. При этом, создавая свой антиглянцевый мир и одновременно оставаясь частью еврейской нью‑йоркской богемы, Арбус объекты своего исследования искала все в той же еврейской нью‑йоркской среде. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на ее самые известные работы — хотя бы на близнецов с двойного портрета 1967 года, где одна девочка улыбается, а другая, ее вроде бы точная копия, недоверчива и напряжена. Или на «Молодую бруклинскую семью на воскресной прогулке» (1966), где мама, причесанная и накрашенная под Элизабет Тейлор, прижимает к себе крохотную девочку, а папа держит за руку сына с явными признаками отклонения в развитии на лице. Причем известно, что фотограф знала эту семью, бывала у них дома и подолгу общалась. И с великаном Кармелом Арбус познакомилась за 10 лет до того, как решилась сделать кадр.

Молодая бруклинская семья на воскресной прогулке. Нью‑Йорк. 1966

«Фрики — те, кого я часто снимаю <…>, — писала Арбус. — С ними я испытываю особые чувства — смесь стыда и благоговения. Людей с физическими отклонениями многие воспринимают как сказочных героев, которые заставляют тебя остановиться и требуют ответа на неразрешимую загадку. Дело в том, что многие из нас идут по жизни, пытаясь избежать травм и потрясений. Фрики рождаются с травмой. Они уже прошли это испытание. Они от рождения — аристократы».

Разумеется, Арбус не обошла вниманием заново открытую в 1950‑х после долгого забвения голливудскую киноленту «Уродцы» Тода Броунинга 1932 года. Наряду с обычными актерами в фильме снимались циркачи с физическими отклонениями. В распоряжении независимого фотографа была 35‑миллиметровая фотокамера, некогда подаренная Аланом: в 1962 году она перейдет на «Rolleiflex» с размером негатива 6х6 сантиметров. Квадратный формат позволял центрировать композицию, как она любила, и наполнять кадр большим количеством деталей.

Человек‑«задом наперед» в отеле. Нью‑Джерси. 1961

Последнее десятилетие Арбус работает freelance, снимки сопровождает собственными текстами. Публикация ее работ делает честь журналам «Esquire» и «Harper’s Bazaar», оказавшимся готовыми к экспериментам, к тому, чтобы принять стиль Арбус, весьма смелые сюжеты ее репортажей. Марвин Израэль, арт‑директор «Harper’s Bazaar» и любовник Дианы Арбус, признавался, что хотел бы заказать ей портрет каждого человека в мире.

Она начала сотрудничать с «Sunday Times Magazine», получила престижную премию Роберта Льюиса, но здоровье стало давать сбои. Участились приступы депрессии. 26 июля 1971 года Диана Арбус приняла большую дозу наркотиков и вскрыла вены. Тело через два дня нашел Марвин Израэль.

Когда в 1973 году знаменитого Анри Картье‑Брессона спросили, кто из современных фотохудожников, по его мнению, выделяется, он ответил: «Диана Арбус, она недавно покончила собой».

Поэт-фотографНасилия не любил, став фоторепортером, войн не снимал. Его работы — вталкиваемый в полицейскую машину полуголый преступник, старики-родители на могиле сына, американский солдат на КПП у Берлинcкой стены — идеально вписываются в актуальный ныне жанр «street photography». Выбрав профессию, Леонард Фрид был убежден в универсальности и превосходстве фотографии над другими видами искусства: «Быть поэтом-фотографом грустно и заманчиво. Грустно видеть, что литературный язык проигрывает языку, который еще не выбрался из колыбели. Заманчиво осознавать, что фотограф все еще может быть оригинальным». Какое же «новое» слово сказал Фрид на языке этой визуальной практики? Далее

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

«Мы рассказываем историю успеха, а не историю выживания»

«В нашей истории такая глубина и богатство, что, если ее правильно не рассказать, люди не будут чувствовать своей связи, единения с ней... Мы не строим музей, чтобы рассказать историю вам. Мы делаем вас частью истории», — говорит председатель совета директоров Музея диаспоры Ирина Невзлина.

Выход из биографии

Важно отметить то, что даже переведенные тексты Зебальда практически не повлияли на пишущих по‑русски сегодня: масштаб поставленных им вопросов и способы их разрешения просто‑напросто не по плечу тем, чьи имена фигурируют в разного рода премиальных списках. Зебальд ведет свою неспешную речь из точки, в которую современники предпочитают не вглядываться, — дело, разумеется, не в морализаторстве, а в широте подхода и, так сказать, технической оснащенности.