В одном из необычных, сложных для перевода и понимания Кумранских [footnote text=’Обнаружение кумранских рукописей в 1947 году выглядит практически детективной историей: рукописи были найдены двумя арабскими пастухами, которые отнесли их в г. Вифлеем торговцу древностями, а он продал (ровно в день признания независимости Государства Израиль Генеральной Ассамблеей ООН) три из семи свитков профессору Иерусалимского университета Э. Сукенику. После того как была установлена древность рукописей, в районе Хирбет Кумрана (неподалеку от Мертвого моря, отсюда второе именование текстов — рукописи Мертвого моря) были открыты еще 10 пещер, а также раскопано поселение предполагаемой общины, создавшей свитки. Всего в Кумране было найдено около 40 тыс. фрагментов текстов, составлявших приблизительно 900 произведений. Найденные тексты можно разделить на три группы: (1) библейские тексты на иврите и арамейском и их переводы на греческий и сирийский — ок. 25% всех манускриптов; (2) апокрифы — ок. 50% манускриптов; (3) собственные тексты общины: уставные документы, литургические сочинения, комментарии — ок. 25% манускриптов.’]текстов[/footnote] — 4Q184 (его, как правило, сопровождает поэтичное название — «Козни распутной женщины») — можно найти следующее описание блудницы:

8-17 Она начало всех путей беззакония. Горе! Она — разорение для всякого, кто наследует ее, и бедствие для всех союзников ее. Стези ее — стези смерти, и дороги ее — пути греха. <…> Врата ее — врата смерти, у входа в дом ее начинается преисподняя. Все, кто приходит к ней, не воротятся, и все, кто наследует ее, спускаются в могилу. <…> На площадях городских таится, в воротах селений обнаруживает себя, и нет того, кто может удержать ее от непрестанного блуда. Глаза ее по сторонам поглядывают, брови она вздергивает дерзко, чтобы найти праведника и настигнуть его и благородного заставить споткнуться. <…> Поднять нищих на преступление против Б-га, отвратить шаги их с пути праведного, <…> чтобы они не ходили путями прямыми; дабы вводить в заблуждение — в колодец гибельный — человека, чтобы соблазнить сынов человеческих гладкостью [речей].

Текст 4Q184 из Кумранских рукописей

2:18-19 Дом ее ведет к смерти, и стези ее — к мертвецам; никто из вошедших к ней не возвращается и не вступает на путь жизни.

Как и блудница из 4Q184, соблазнительница из Притчей поджидает неразумных юношей в местах многолюдных — на площадях, у ворот. Ее речи — главное ее оружие — звучат сладко и гладко, на деле же оборачиваются ядом и несут смерть:

5:3-5 ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый; ноги ее нисходят к смерти, стопы ее достигают преисподней.

Кажется, что персонажи практически идентичны и кумранский гимн лишь вольно пересказывает Библию, заимствуя образный ряд и риторику. Однако между текстами все же есть разница, и она кроется в описании внешности двух героинь. Блудница из 4Q184 выглядит гораздо более экстравагантно, нежели ее товарка из Притчей:

Глаза ее неправедностью осквернены, руки ее поддерживают разврат. Ноги ее греховно ступают и ко грехам ведут <…> Основания тьмы и множество прегрешений на крылах ее <…> мрак ночной и облачение ее <…> 5. покровы ее — темнота сумерек и украшения ее — язва смертельная. Ложа ее — преисподней ложа <…>, и в сердце ночи [footnote text=’Эта часть 4Q184 изобилует лакунами.’]шатры ее[/footnote].

Теперь различие между женскими образами книги Притчей и 4Q184 становится разительным. Следует вспомнить, что блудница из Притчей не только ничем особо приметным не выделяется из числа женщин, [footnote text=’Большинство современных библеистов сходятся во мнении, что 1–9 главы книги Притчей, а также завершающий книгу т. н. «Гимн добродетельной жене» (Прит., 31:10-31) написаны одним автором. См. подробнее, например: Whybray R. N. The Composition of the Book of Proverbs (Journal for the Study of the Old Testament Supplement Series 168). Sheffield: JSOT Press, 1994. ‘]автор[/footnote] ее еще и сознательно уподобляет — обликом и действием — персонифицированной Премудрости — квинт­эссенции добродетели.

Обе они «возвышают свой голос» в людных местах (что не характерно для библейских женских персонажей, которые в большинстве своем — скромные домохозяйки); речи и той и другой — сладки и притягательны; обе желают завлечь к себе юношу, и разница только в последствиях: Премудрость ведет к праведности, а чужая жена — в [footnote text=’Ср.: Прит., 1:20-33 и Прит., 7:10-12; Прит., 9:1-6 и Прит., 7:14, 15, Прит., 9:13-17. ‘]преисподнюю[/footnote].

В кумранском тексте, напротив, отличие блудницы как от обычной женщины, так и от персонифицированной Премудрости абсолютно очевидно и подчеркнуто: у нее есть крылья. Один из исследователей этого текста — Джозеф [footnote text=’Baumgarten J. M. On the Nature of the Seductress in 4Q184 // RevQ 15/57–58 (1991): 133–143.’]Баумгартен[/footnote] — обнаруживает в гимне намек на слово «рога», правда, подобная реконструкция большинством ученых оспаривается.

Кумранская блудница вся соткана из мрака, и потому ее дом — путь в преисподнюю. Она — демон, крылатый и страшный, она напоминает Лилит или месопотамскую Эрешкигаль — царицу подземного мира. Зададимся простым вопросом: зачем же блуднице крылья? Зачем автор кумранского гимна, взяв за основу описание из книги Притчей, сознательно искажает его?

Можно предложить три ответа на этот вопрос.

Первый из них лежит в плоскости педагогики. Известно, что библейская книга Притчей — учебник для молодого поколения, учащий юношей отличать дурное от доброго, в том числе — выбирать правильных женщин. В свете этого можно выдвинуть следующее предположение: автора кумранского текста не устраивало то, что в Притчах Премудрость и блудница слишком похожи внешне. Как их отличить на практике? В Библии, чтобы дать хоть какой-то намек на решение этой загадки, вводится дополнительный — третий — женский персонаж: «жена добродетельная», которой посвящен акростих, венчающий книгу Притчей (31:10-31). Добродетельная жена трудолюбива, все ее дела связаны с домом и семьей — «светильник ее не гаснет и ночью» (31:16); она делает все для своего мужа, обеспечивая ему возможность «у ворот сидеть со старейшинами земли» (31:23). Добродетельная жена, в сущности, и есть [footnote text=’См., например: Шмаина-Великанова А. И. Книга Руфи как символическая повесть. М.: ИФТИ св. Фомы, 2010. С. 184–189. ‘]Премудрость[/footnote], но Премудрость словно бы прирученная, она больше не ходит по улицам, убеждая юношей испить из своего источника, а потому уже нет возможности перепутать ее с блудницей, также соблазняющей сладостью вод, правда «краденых» (Прит., 9:17). В целом появление в книге Притчей дополнительного женского персонажа для объяснения различия между двумя столь похожими образами — блудницей и Премудростью — довольно сложный и нетривиальный композиционный ход. В противовес ему автор 4Q184 выбирает более простой путь — он усиливает описание разрушительных последствий от контакта с блудницей, добавляя ей яркое внешнее отличие от Премудрости — крылья. Это изменение, с одной стороны, придает образу определенность — блудница больше не похожа на Премудрость. С другой стороны, демонизация блудницы усугубляет дурные последствия неправильного выбора жены, что усиливает страх юношей перед ошибкой, заставляя их делать более осторожный и взвешенный выбор.

Второй вариант ответа заставляет нас вспомнить об одной, пусть и не всеми исследователями разделяемой, но все же весомой теории, согласно которой в кумранской общине вообще не было женщин. Это была аскетическая община, практиковавшая временное воздержание или даже целибат. Подобная теория, если взять ее за отправную точку, приведет нас к логичному предположению, что проблема выбора правильной жены не была для членов общины актуальной, потому блудница в гимне теряет свойства земной женщины, приобретая хтонические черты. Крылья, которые появляются у нее, — это не ангельские крылья, а традиционный символ связи с подземным миром. Известны шумерские изображения крылатых демонов преисподней с рогами, мордами львов и крыльями. Крылья и лапы с когтями также отличают изображения месопотамских Эрешкигаль и Лилит. Если рассматривать гимн в контексте жизни аскетического сообщества, можно предположить, что для него образ блудницы, наделенной демоническими чертами, — это метафора потенциальной опасности, которую таят в себе женщины.

Третий ответ объединяет первое и второе объяснения: в кумранской литературе есть один уникальный тип текстов — так называемые пешарим, или комментарии к библейским (в большинстве своем к пророческим) книгам. Особенность этого жанра состоит в том, что он рассматривает текст Танаха как сокрытый и неясный ровно до тех пор, пока на исторической арене не появляется кумранская община, о которой, как считают авторы этих комментариев, и произнесены все библейские пророчества и предсказания. Фактически, Библия может быть понята только в контексте истории конкретной общины.

Если попробовать рассмотреть наш гимн как свое­образный пешер на книгу Притчей, роль хтонического демона с крыльями, появляющегося в 4Q184, можно объяснить как одновременную конкретизацию и детализацию библейского текста. Абстрактная блудница из книги Притчей становится женщиной-демоном, возможно, самой Лилит, ее теперь довольно легко заметить в толпе — ведь у нее есть крылья. В тексте упомянуты два самоназвания кумранской общины — Яхад и нищие (ивр. оним), которые еще более локализуют опасность, приносимую этой женщиной. В таком случае задача демонизированной блудницы — не в соблазнении абстрактных юношей, но в том, чтобы «нести заблуждение общине Яхад» (4Q184:2) и «поднимать нищих на преступ­ление против Б-га» (4Q184:16). У этой демонессы есть лишь одна цель — нанести вред мужчинам-аскетам (членам конкретной общины), соблазнив их своими сладкими речами, и уж тут ей, безусловно, помогут крылья, доставляющие ее туда, где ей нет места и где ее не ждут.

Такая трактовка образа блудницы заставляет вспомнить книгу пророка Захарии, в пятой главе которой описываются две женщины с крыльями, необходимыми им для того, чтобы как можно быстрее переносить по воздуху нечестие: «И поднял я глаза мои и увидел: вот, по­явились две женщины, и ветер был в крыльях их, и крылья у них как крылья аиста» (Зах., 5:9).

Подобная параллель дает возможность предположить, что демонизация образа блудницы, взятого изначально из библейской книги Притчей, необходима автору кумранского текста 4Q184 для того, чтобы проиллюстрировать вездесущность и всепроникаемость зла, в особенности зла персонифицированного.