[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ИЮЛЬ 2004 ТАМУЗ 5764 – 7 (147)

КнЯзь ИЗ Куси

Маркус Леман

Продолжение. Начало в № 5 , 6  за 2004 год

XII

Фатима честно пыталась исполнить просьбу отца – изгнать из сердца страстную любовь к рабу из Франции и желание соединиться с ним навсегда. Сначала ей казалось, что у нее получается: ведь рабби Шимшону не разрешалось покидать ту часть поместья, куда его сослали и которая была расположена далеко от дворца, а дочь эмира никогда там не бывала. Были приняты различные меры предосторожности: ничто не должно было напоминать бедняжке о том, кого ей следовало позабыть. Но скоро Фатима поняла, что усилия напрасны. Глубокая тоска все сильней овладевала ею. Украшения и цветы, которые прежде так ее радовали, теперь были бессильны вызвать у нее даже улыбку. Она не плакала, не жаловалась, ни о чем не просила, перенося свою боль с молчаливой покорностью, но щеки ее ввалились, и она таяла прямо на глазах. Эмир, конечно, все это видел, и его сердце преисполнилось глубокой печали. Наконец, он решился сделать то, на что так долго не мог решиться. Для спасения жизни дочери он решил выдать ее замуж за еврея, даже если тот и дальше будет упорствовать и откажется принять ислам.

В один прекрасный день Саид вызвал рабби Шимшона во дворец. Все это время рабби Шимшон тоже ужасно страдал. Тяжелая, непривычная работа, а особенно жестокое обращение согнули его стан, но запавшие глаза на изможденном лице светились еще ярче.

– Еврей, – сурово сказал эмир, увидев перед собой сгорбленного, измученного раба, – преодолел ли ты свое упрямство?

– Господин, – ровным голосом отвечал Шимшон, – речь идет не об упрямстве. Разве это упрямство, если я отказываюсь изменить вере моих отцов, а вместо того с радостью переношу все страдания, на которые ты меня обрек?

– Конечно, упрямство. Ты ведь противишься моей воле. Я твой господин, и твой долг – повиноваться мне.

– Судьба человека подобна колесу: спица, которая сейчас наверху, в следующее мгновение оказывается внизу. Если бы ты, господин, попал в плен и тебя продали в рабство, а твой хозяин – христианин или иудей – потребовал бы от тебя, чтобы ты отрекся от своей веры и тоже стал христианином или иудеем, послушался бы ты его?

– Не будем спорить. Я просил свою дочь, чтобы она постаралась забыть тебя. Она, как послушный ребенок, пыталась выполнить мою волю, но я вижу  – это выше ее сил. Глубокая тоска овладела ею. Она не жалуется, не плачет, чтобы не огорчать меня, но она страшно исхудала и едва держится на ногах. Всё радовавшее ее раньше, теперь стало ей безразлично. Я боюсь… Я боюсь,  если так пойдет и дальше, Фатима станет добычей смерти.

Саид умолк. Сильный муж, храбрый воин, он закрыл лицо руками, чтоб не было видно слез, текущих у него по щекам.

– Господин, – сказал Шимшон, – я уже давно заметил: смерть свила себе гнездо в груди твоей достойной дочери. Ведь ее мать, наверное, умерла от чахотки, и дочь унаследовала предрасположенность к этой страшной болезни.

– Ты удивительно проницателен, Шимшон. Все именно так, как ты говоришь, и именно поэтому я всегда прежде всего старался ничем не огорчать бедного ребенка. Огорчение для нее – смертельный яд. И я готов совершить самое трудное для меня  на свете. Я отдам ее тебе в жены, даже если ты будешь продолжать упорствовать и останешься иудеем.

Услышав эти слова, рабби Шимшон испугался.

– Господин, – дрожа, сказал он, – я и здесь не могу быть послушен твоей воле. Моя религия запрещает мне брать в жены девушку, которая не принадлежит, как и я, к тем, кто исповедует веру моих отцов.

– Ты что же, хочешь в своем упрямстве выполнить все, что предписывает твоя религия до последнего установления?! Я приношу величайшую жертву из всех, которые когда-либо приносил человек моего ранга, – я готов выдать за тебя, раба и иудея, свою дочь и не требую, чтобы ты перешел в веру Пророка. Ты же возражаешь, ссылаясь на положения своей религии, и не хочешь поступиться ни одной буквой!

– Господин, я согласен служить тебе так, как ты прикажешь.Моя жизнь в твоих руках, и если ты потребуешь, чтобы я отдал ее, служа тебе, я готов это сделать. Но от исполнения священных заповедей Б-жьих я не откажусь. Никто на свете не сможет заставить меня сделать это.

Эмир поднялся и принялся расхаживать по комнате. Потом раздвинул занавеси, отделявшие его покои от соседних, и прошел к Фатиме.

– Дочь моя, – сказал Саид, – Шимшон не хочет брать тебя в жены, потому что ты другой веры. Готова ли ты оставить свою веру и ради него сделаться иудейкой?

– Его Б-г – мой Б-г.

Лицо эмира потемнело.

– Дочь моя! – повторил он. – Ты согласна ради этого иудея отказаться от того, что для твоего отца – высшая истина и негасимый свет? Знай, если ты отречешься от веры в единого и истинного Пророка, то открыто я никогда не смогу дать  своего согласия. Ты должна будешь тайком бежать со своим евреем и никогда уже не сможешь вернуться ко мне. Фатима, неужели отец для тебя так мало значит,  и ты готова навсегда меня оставить? И даже когда я умру и попаду в рай, как Пророк обещал мусульманам, и там нам не придется свидеться: ты, отступница, будешь обречена на вечные муки в аду! – Стоило Саиду произнести последние слова, как дочь его, страшно побледнев, без чувств упала на землю.

Увидев у своих ног безжизненную Фатиму, Саид громко вскрикнул. Он дернул за шнур, привязанный к звонку, и в комнату поспешно вбежали слуги. Служанки привели девушку в чувство, однако она все равно была слишком слаба, и ее пришлось уложить на диван. Мрачнее тучи вернулся эмир к рабби Шимшону.

– Еврей, – сказал он, – ты убиваешь мое дитя.

– Я слышал, господин, о чем ты говорил с дочерью. Я не решился прервать тебя, но ты совершенно напрасно мучил Фатиму. Даже если бы она была еврейка, я все равно не мог бы жениться на ней: дома у меня уже есть жена.

Эмир с удивлением смотрел на него.

– Поистине твои отговорки не имеют конца! – сказал он. – Ты что, христианин, и тебе приходится довольствоваться одной женщиной? Разве у Авраама не было двух жен, у Иакова – трех, у Давида – шести, а у Соломона – семисот? Разве многие евреи в землях султана Саладина не имеют по нескольку жен?

– Да, господин, прежде всем евреям было позволено брать в жены по нескольку женщин; в странах Востока это делают и по сей день. Но вот уже сто лет, как раввины Запада приняли решение объявлять вне закона каждого из живущих там евреев, если он отважится стать хотя бы двоеженцем.

– Твоему упрямству нет границ. Решение раввинов для тебя важнее жизни моей дочери. Но и эта отговорка ничего не значит. Ты можешь поступить так же, как граф Эрнст фон Гляйхен: граф бежал с дочерью иконийского султана, и папа римский позволил ему назвать ее «супругой», а ту, что осталась дома, – «женой».

– У евреев, мой господин, нет священников, которые могли бы нас от чего-то освобождать или что-то нам разрешать.

– Но ведь ты можешь послать жене на родину разводное письмо.

Рабби Шимшон побледнел. Его хотят заставить расстаться с любимой женой, со славной, верной, доброй Диной, бесценной спутницей юности, матерью его детей!..

– Господин, – помолчав немного, сказал он, – зачем ты терзаешь себя и меня? Разве ты позволишь твоей дочери бежать со мной?

– Тогда перестань упрямиться и прими ислам.

– О господин, не требуй от меня невозможного.

– Ступай, но помни: если Фатима умрет, ты мне заплатишь за это.

Рабби Шимшон снова вернулся туда, где с ним обращались чудовищным образом.

Саид весь отдался заботам о дочери. Фатима была очень больна, и спешно вызванный врач сказал, что состояние девушки внушает ему самые серьезные опасения. У нее начался сильный жар. Она бредила, вскрикивала, и было понятно, что сердце ее разрывается от боли и горя. Незадолго до смерти сознание ее прояснилось. Она попросила позвать к себе отца и сказала ему:

– Я причинила тебе боль. На пороге смерти я прошу, чтобы ты простил меня.

Склонившись над своей умирающей девочкой, Саид заплакал навзрыд.

– Отец, – сказала Фатима, – выполни еще одну мою просьбу перед тем, как мы навеки расстанемся.

– Проси чего хочешь, моя радость, и твое желание исполнится. Только одного не запрещай – отомстить за твою смерть тому, кто стал ее причиной.

– Именно об этом я и хотела просить тебя: откажись от мести. Будь великодушен, отец, прости его и отпусти. Подари ему свободу.

– Никогда! После того как он отнял у меня главную радость моей жизни? Ведь я теперь буду несчастен до конца дней, а он… Он станет радоваться!

– Тогда, по крайней мере, пообещай не убивать его.

– Глупое дитя, ведь это за тебя я буду мстить ему. Нет, он должен умереть!

Бедняжка услышала эти страшные слова, и лицо ее исказила судорога. Она начала надрывно, мучительно кашлять; кровь потоком хлынула изо рта. Эмир громко закричал. Прибежавший врач пытался хоть немного облегчить страдания умирающей.

Когда приступ прошел, Фатима приподнялась и нашла глазами отца. Тот стоял поодаль, опустив голову. Взгляды их встретились, и она еле слышно произнесла:

– Не убивай его, отец. Пообещай, что не убьешь.

И тут произошло невероятное. Жалость к дочери пересилила.

– Обещаю, – с трудом заставил себя произнести Саид.

Взгляд больной прояснился. Со словами: «Спасибо, отец» она тихо отошла в лучший мир.

Тело Фатимы предали земле со всеми возможными почестями. Скорбь эмира не знала границ, но больше всего мучило его то, что он связал себя обещанием не убивать рабби Шимшона. Ему казалось, что, задуши он убийцу дочери (так Саид называл рабби) собственными руками, его боль стала бы меньше. Но сделать это было нельзя, и он велел надсмотрщику обращаться с рабом-евреем как можно более жестоко и подвергать его любым изощренным истязаниям, однако, с тем условием, чтобы сохранить ему жизнь. Словом, теперь участь рабби Шимшона оказалась еще ужаснее, нежели участь страдальца Иова, – хотя бы потому, что последний, по крайней мере, не был жертвой человеческой злобы и произвола. Несмотря на это присутствие духа не покидало пленника. Его вера в заступничество и помощь Всемогущего была непоколебима. И в пору самых тяжких испытаний он утешал себя мыслью, что в один прекрасный день вернется домой и снова увидит своих близких. Между тем, в мире готовились важные события, которым предстояло потрясти человечество. Речь о них пойдет в следующей главе.

XIII

Германский император, старый вояка Фридрих Барбаросса, собрал в Регенсбурге германских валльбрудеров. Они вместе с ним подняли крест. Из этого города он собирался выступить в поход – величайший из всех крестовых походов, какие видел мир. Семнадцать князей церкви, герцоги, графы и бесчисленные рыцари, среди которых был и собственный сын императора герцог Фридрих Швабский, изъявили желание участвовать в сражениях. Сотни тысяч храбрых воинов заявили, что дело веры вдохновило их и они готовы завоевать Святую землю или принять мученический венец в битве с неверными. Несмотря на строжайший приказ императора поддерживать в рядах крестоносцев порядок и благонравие, распущенность, воровство и разгильдяйство были там совсем не редкостью. Византийский император Исаaк и султан Иконии отправили послов в Регенсбург с сообщением о готовности предоставить германскому воинству безопасный проход через свои земли. Со всей торжествeнностью заключили и скрепили клятвами договоры. Но едва крестоносцы вступили на землю Византии, повсеместно учиняя разбои и грабежи, у них начались величайшие неприятности с греками, так как византийский император, со своей стороны, не чувствовал себя больше связанным договором. Писатели того времени воспользовались этим, и обвинили византийского императора в вероломстве и нарушении договора. Но тот, кто согласится смотреть на вещи беспристрастно, поймет, что крестоносцы сами виноваты во всех неприятностях, свалившихся на их головы. Ведь те же самые писатели признают, что «благочестивые пилигримы жестоко злоупотребили полученным от императора в нужде разрешением для мародерства». В землях Византийской империи и в землях, находившихся под властью султана, на долю войска паломников выпали жестокие, самими крестоносцами заслуженные страдания. Уже незадолго до того  как желанная цель была достигнута, 6 июня 1190 года  в водах реки Каликадн утонул их предводитель. Пав духом, многие после этого повернули домой. Остальные под командованием герцога Фридриха Швабского подошли к Антиохии, где тело императора было предано земле. Здесь сильно поредевшее воинство приняло решение дожидаться прихода английского и французского королей с их людьми.

Когда умер король Генрих Английский, душевно сломленный неудачной войной и вынужденным заключением унизительного мира с Францией, корону унаследовал его сын Ричард по прозвищу Львиное Сердце. Еще при жизни отца Ричард поднял крест. Воодушевление, с которым крестоносцы готовились отправиться в поход против мусульман, воодушевление, в основном, опиравшееся на желание грабить, убивать, мародерствовать и развратничать, прежде всего обратилось против миролюбивых и добродетельных, занимавшихся полезными ремеслами евреев (особенно в Англии). Их крестоносцы хотели истребить и их имущество забрать себе. В день коронации молодого короля, 3 сентября 1189 года, когда Ричард после церемонии в церкви вернулся во дворец, пришла еврейская делегация  присягнуть новому королю и поднести положенные подарки. По наущению Балдуина, епископа Кентерберийского, евреям в аудиенции было отказано, и слуги короля выставили их вон. Для черни это был знак, что сам король благословляет ее на убийства и грабежи евреев. Начались страшная резня и разбой, люди поджигали дома, где жили евреи, убивали и сжигали живьем мужчин, женщин и детей. Лондонского раввина, рабейну Якова Орлеанского, так же, как и его учителя, известного под именем рабейну Там, друга и прежнего соученика рабби Шимшона из Куси, собирались заставить принять крещение. Он предпочел принести в жертву и во славу имени Б-жия собственную жизнь. Молодой король тщетно пытался положить конец отвратительной бойне. Это удалось ему только на следующий день. Тогда он велел предать суду всех грабителей и убийц, попавших в его руки. Он издал строгие законы, они должны были не допустить повторения подобного кошмара. Но когда король отправился во Францию, чтобы оттуда начать свой поход против неверных, вооружавшиеся для войны крестоносцы снова набросились на евреев. Самой ужасной смертью погибли тогда целые общины Израиля в Линне, Норвиче и Стэдфорде. Жуткая участь постигла евреев Йорка, где существовала весьма благополучная община. Когда послышались угрозы крестоносцев, йоркские евреи укрылись в королевском замке, где в течение шести дней выдерживали настоящую осаду, защищаясь с достойными удивления мужеством и упорством. Поняв, что недостаток продовольствия рано или поздно заставит их оказаться в руках врагов, несчастные решили лучше убить себя, чем погибнуть от рук необрезанных. Мужчины с радостью принесли в жертву своих женщин и детей, после чего убили друг друга. Последние оставшиеся в живых сожгли себя вместе со всем имуществом. Это случилось 17 марта 1190 года, в ночь на Великую субботу. Пятьсот мучеников умерли в Йорке смертью героев во славу имени Б-жия.

Король Ричард, узнав об этих жестокостях, впал в ярость и сурово наказывал разбойников и убийц, если только те не успевали спастись бегством от его карающей длани.

Между тем, короли Англии и Франции готовились к крестовому походу. Они тоже издали самые строгие распоряжения, которые должны были удержать в повиновении диких и разнузданных пилигримов, именовавших себя святыми воинами Христовыми. О том, насколько это удалось, можно судить по такому случаю. Шестьдесят три корабля английского флота прибило к берегам Португалии, где король Санчо принял паломников с распростертыми объятиями. Они же в благодарность за это предались в Лиссабоне самому дикому разврату. Они насиловали женщин и девушек, они выгнали евреев и сарацин, живших в городе под защитой короля, из их домов, а дома подожгли. Они разорили все виноградники в окрестностях Лиссабона.

И все-таки королю Ричарду, которого его солдаты боготворили за невиданные мужество и храбрость, удалось навести относительный порядок в рядах этих необузданных людей. Подобно льву, Ричард не отступал перед опасностью. Однажды в сопровождении только одного слуги проезжал он через деревню в Калабрии, и вот между ним и жителями вспыхнула ссора. Все население деревни, где никто раньше не видел короля, взяв в руки палки, набросилось на него, и он с единственным своим спутником выдерживал натиск десятков людей, пока не подоспела свита. Подобные доказательства неслыханной смелости снискали молодому королю всеобщую любовь, тем более, что он был справедлив и благожелателен по отношению ко всем, даже к самым простым людям.

Пока не миновали Сицилию, англичане

 и французы двигались сообща. Но оба короля плохо выносили друг друга. Это дало многочисленные поводы к ссорам между войсками. Когда же Ричард разорвал помолвку со своей прежней невестой, сестрой повелителя Франции, и обручился с дочерью короля Наварры, между английским и французским королями исчезла всякая видимость дружбы и доверия. Получилось так, что войска разошлись, и отныне в одиночку старались достичь пределов Святой земли.

Французское воинство прибыло в гавань Акко 13 апреля 1191 года. Там оно соединилось с немецкой армией, осаждавшей город, носивший название Птолeмаиды. У англичан дела шли не так гладко. Только после множества опасностей суждено им было добраться до Святой земли. Едва Ричарду стало известно, что правитель Кипра не выказал должного гостеприимства по отношению к матери и невесте английского короля (их корабль прибило к берегам острова), а также и ко всем другим англичанам, он приказал своим кораблям пристать к кипрскому берегу и, несмотря на огромное численное превосходство защитников острова, одержал над ними блестящую победу. За пятнадцать дней ему удалось подчинить своей власти весь остров, взять многочисленные укрепления и города, захватить неисчислимые сокровища, которыми он затем с истинно королевской щедростью оделил своих соратников. Покорение Кипра еще больше укрепило его славу; его превозносил весь Восток, щедро расточая похвалы храброму молодому королю с сердцем льва. Его  великодушие и благородство не уступали его храбрости. Молва о Ричарде достигла даже того удаленного замка в Леванте, где рабби Шимшон влачил свое жалкое существование. И когда английское войско, в свою очередь, прибыло к стенам Птолeмаиды  и город почти сразу же оказался в руках христиан, никто не сомневался, что то была заслуга именно Ричарда Львиное Сердце.

Мусульмане пали духом, они решили, что их владычеству пришел конец. Только Саладин по-прежнему оставался тверд и неустрашим. Зато приближенные и военачальники султана потеряли почти всякую надежду на благополучный исход событий. И тогда эмир Саид отважился на отчаянный шаг с целью убрать с дороги опаснейшего врага ислама.

Вместе с двумя сыновьями эмир отправился в Птолемаиду и попросил аудиенции у Ричарда Львиное Сердце.

– Великий правитель, – сказал он английскому королю, – я и оба мои сына наслышаны о твоих богатырских подвигах, о твоей достойной восхищения доблести. Служить тебе – самое заветное наше желание. Очень скоро ты станешь хозяином этой земли, все вокруг будет брошено к твоим ногам. Именно теперь мы могли бы оказаться тебе весьма полезны: мы ведь превосходно знаем страну, знаем Саладина с его военными хитростями, знаем войско, знаем планы полководцев. Мы готовы всячески помогать тебе и в доказательство своей искренности изъявляем полную готовность перейти в твою веру.

Короля Ричарда неожиданное предложение очень обрадовало. Он осыпал эмира и его сыновей подарками. Епископу Сейлесберийскому было приказано еще до наступления вечера совершить над будущими христианами обряд крещения.

Король-победитель бесстрашно разъезжал по стране. Он не боялся приближаться почти вплотную к позициям Саладина. Саид вместе с сыновьями сопровождали его в этих поездках. Эмир объяснял Ричарду, как в случае возможного сражения выгоднее расположить войска, как сделать, чтобы крестоносцам удалось малой кровью завоевать побольше чужой земли.

Во время одной из таких поездок Саид сказал королю:

– Владыка, видишь вот тот холм? За ним находится мой замок. Твой слуга почел бы за счастье, если бы ты позволил ему принять у себя своего высокородного повелителя.

– Согласен, – ответствовал Ричард. – Я и моя свита с радостью воспользуемся твоим гостеприимством. Я голоден, меня томит жажда, хорошее угощение пришлось бы сейчас как нельзя более кстати. Езжай вперед, Саид, мы следуем за тобой.

Эмир пришпорил коня. Спустя короткое время Ричард, сопровождаемый лишь десятком рыцарей и немногочисленными слугами, перешагнул порог дома человека, которого считал верным другом и который на деле был злейшим и непримиримейшим его врагом.

XIV

Что касается рабби Шимшона, то жизнь его день ото дня становилась все невыносимее. Сколько раз был он близок к тому, чтобы изнемочь под бременем ужасных страданий, на которые обрекли его гнев Саида и жестокость надсмотрщика. Однако вера рабби в Б-га не поколебалась ни на миг. Всякий раз именно она помогала ему устоять, выжить. «Б-г взирает на землю, – ободрял он себя словами Псалмопевца, – со святой высоты своей. С небес глядит Он на землю, чтобы услышать стоны узников, облегчить муки сынов смерти. Ах, исчезли, как дым, дни мои, сердце мое иссохло, словно трава, и от стенаний моих кости мои прильнули к плоти. Я уподобился пеликану в пустыне, я стал, точно филин на развалинах. Но ты, Б-же, обращаешь слух к рыданиям одинокого страдальца, ты не оставишь без ответа моей горячей мольбы». Так несчастный пытался утешить себя, ища в молитве источник сил, мужества и терпения.

При осаде Птолемаиды в плен к мусульманам попал некий английский рыцарь, приближенный короля Ричарда. Пленник достался Саиду и стал рабом эмира. Его отправили в левантийский замок, и дворецкий эмира распорядился послать англичанина в тот же дальний конец поместья, где должен был выполнять непосильную, поистине каторжную работу и терпеть небывало жестокое обращение рабби Шимшон. Иудей и христианин, оба осужденные влачить тяжкое ярмо рабства, скоро подружились. Рыцарь Хэмфри из Олд-Касла (так звали нового раба Саида) с радостью признал в рабби Шимшоне подданного своего короля. Он рассказал ему обо всех событиях, происшедших за это время на английской и французской земле, – о смерти короля Генриха и восхождении на престол Ричарда, о воинском мужестве, о справедливости и благородстве молодого короля, о том, как тот сурово пресек преследования исповедующих единого Б-га, как наказал гонителей евреев. Рабби Шимшон плакал, слушая рассказ о страданиях своих братьев в Англии, а известие о гибели друга юности, лондонского раввина, наполнило его душу глубокой печалью. Молодой английский король, явивший доброту и справедливость к несчастным, презираемым и униженным иудеям, пробудил в его сердце искреннюю любовь и восхищение.

Вечером того дня, когда король Ричард поддался на уговоры посетить замок эмира Саида, надсмотрщик (это его удары так часто приходилось испытывать на своей спине рабби Шимшону)  вернулся домой пьяным. Когда Хэмфри увидел его из окна, бредущего к дверям в сильном подпитии, качающегося, точно дерево под ветром, из стороны в сторону, он сказал своему другу:

– Послушай, Шимшон, сдается мне, пробил час нашего освобождения. Давай нападем на этого негодяя, вопреки запретам Корана явно выпившего слишком много вина, и убежим. До меня дошли слухи, что войско англичан взяло Птолемаиду и теперь находится где-то в глубине страны. Надеюсь, это так и есть. Тогда мы в два счета сумеем добраться до своих.

Пылкий рыцарь уже хотел от слов перейти к делу, как вдруг надсмотрщик испустил радостный вопль, воздев руки к небу, и что-то проорал на своем языке. Англичанин не понял ни единого слова, поскольку тот кричал по-арабски. Но у еврея, знавшего арабский язык, от ужаса кровь буквально застыла в жилах.

– Ради Б-га, – прошептал он рыцарю, – молчи и не двигайся. Он выкрикнул нечто такое, что испугало меня до смерти. Дай я поговорю с ним, надо попробовать выяснить, что произошло на самом деле. Не привиделось ли ему это спьяну.

Надсмотрщик вошел к ним, еле держась на ногах.

– Поди сюда, ты, еврей вонючий! – заорал он, едва переступив порог. – Иди сюда, в мою комнату, сукин сын, с тобой, по крайней мере, разговаривать можно. Ты хотя бы понимаешь, что говорит верный ученик Магомета  и можешь что-нибудь сказать в ответ на нашем прекрасном языке, а вот собаки-христиане только или воют, как шакалы, или кукарекают, как петухи. Сегодня у моего господина праздник. Сегодня всемогущий Б-г отдал в наши руки самого страшного и жестокого врага мусульман – английского султана, которого его люди называют Львиным Сердцем.

– Он пал в сражении? – спросил рабби Шимшон.

– Нет. Его взяли в плен. Заманили в ловушку. Мой господин, эмир Саид, да продлит Всемогущий его дни, сделал вид, что отрекается от учения Пророка и переходит вместе со своими сыновьями в стан неверных. Английский султан, может, и храбр, как лев, но умом глупее барана. Он сходу угодил в западню, которую приготовил для него мой хитроумный повелитель. Саид заманил его сюда, в этот замок. Еще до рассвета его закуют в цепи и доставят к султану Саладину.

– Как, король Ричард в замке?

– Видишь, вон там, в левом крыле, светится окно? Теперь он, наверное, ложится спать, воображая себя свободным человеком и английским султаном, а ведь на самом деле он уже пленник эмира! Да погубит Б-г точно так же и всех остальных врагов Аллаха! А теперь я пошел спать. Убирайся прочь, погань еврейская...

С этими словами он пнул рабби Шимшона ногой, рухнул на ложе и почти мгновенно захрапел.

На цыпочках выскользнул рабби Шимшон из его логова и пробрался к своему английскому другу.

– Рыцарь Хэмфри, – тихо сказал он, – надсмотрщик сообщил мне страшную новость. Король Ричард – пленник эмира Саида, его заманили в замок хитростью, и теперь он здесь и ни о чем не подозревает.

– Что? – изумленно вскричал Хэмфри. – Это невозможно!

– И все же это так. Не станем терять драгоценное время на разговоры, позже я расскажу вам все подробности. Сейчас дорога каждая минута! Быть может, Б-г пошлет нам небывалое счастье стать спасителями короля Ричарда и самим спастись вместе с ним. Послушайте, какой план созрел у меня. Надсмотрщик и рабы спят глубоким сном. Мы подкрадемся к надсмотрщику, вы вытащите у него из-за пояса кинжал и одним ударом покончите с ним, но так, чтобы он не успел издать ни звука. Сумеете справиться с этим делом?

– Сумею.

– Потом мы возьмем ключи, отопрем нашу тюрьму, вырвемся отсюда и проникнем в замок. Там, пpоявив всю ловкость, на какую мы способны, преодолев все препятствия, все трудности, мы доберемся до спальни короля и предупредим его.

– Вы считаете, это реально?

– Нам остается надеяться на Б-га, на то, что Он не оставит нас Своим покровительством, и тогда мы выручим короля, попавшего в сети гнусного предательства. Я неплохо знаю замок и представляю себе, какие покои эмир обычно отводит для знатных гостей… Но поспешим, время действительно не ждет.

Они тихонько подкрались к ложу надсмотрщика. Громко храпя, тот спал тяжелым пьяным сном. По своей всегдашней привычке надсмотрщик сжимал в руке остро наточенный кинжал, обнаженное лезвие поблескивало в лунном свете. Рыцарь протянул руку и быстрым движением вырвал у спящего оружие, да так быстро, что изверг даже не проснулся. Еще секунда – и Хэмфри бестрепетно вонзил кинжал ему прямо в сердце, из горла убитого  не вырвалось ни единого звука. Они забрали у мертвого надсмотрщика ключи, торопливо покинули дом и бегом бросились ко дворцу. Однако, добравшись до ворот, Хэмфри и рабби Шимшон обнаружили, что те наглухо заперты.

– Единственное, что можно сделать, – проговорил рабби Шимшон, – это написать на куске пергамента предупреждение об опасности. Мы завернем в него камень, а камень бросим в окно королевской опочивальни.

– Но, во-первых, – возразил рыцарь, – я не большой мастак писать, а во-вторых, где мы возьмем пергамент и чернила?

– У меня с собой табличка и палочка для письма; при свете луны я смогу написать все, что надо. Только бы вы сумели метким броском отправить камень в комнату короля.

– Я не промахнусь, будьте спокойны. Вытаскивайте свою табличку, пишите, а потом покажите мне, за каким окном почивает Его величество.

Рабби достал из складок одежды навощенную табличку и начертал на ней по-французски железной палочкой:

«Ричард, великий король! Ты в страшной опасности! Эмир Саид только для того перешел в христианскую веру, чтобы заманить тебя в свой замок. Еще до наступления утра тебя свяжут и доставят к Саладину. Двое верных тебе людей, два раба, живущие в поместье, предупреждают тебя и просят: будь начеку!»

После этого рыцарь Хэмфри взял табличку, обернул ею камень, завязал и бросил сверток, целясь в окно, которое указал ему рабби Шимшон.

Ричард Львиное Сердце только что отошел ко сну. На полу возле его кровати спокойно спал Эдмонд, верный телохранитель и оруженосец. Внезапно в комнате раздался звон разбитого стекла, и прямо на грудь оруженосцу что-то упало. Тот, испуганный, мигом вскочил на ноги. Король тоже проснулся.

– В чем дело, Эдмонд?

Но Эдмонд уже отвязывал от камня табличку. Потом вслух прочел записку.

Лишь только до Ричарда дошел смысл слов, нацарапанных железом по воску, как он тут же поспешил к разбитому окну, распахнул ставни и в свете луны увидел обоих мужчин. Те глядели вверх, и каждый прикладывал палец к губам. Это был знак королю, что следует хранить молчание. Ричард все понял и велел оруженосцу будить спавшую в соседней комнате свиту. Потом приказал всем как можно быстрее надеть доспехи и разобрать мечи. Сам король тоже без промедления оделся и спустя несколько минут уже стоял в шлеме и латах, держа в правой руке широкий меч. Верные слуги, окружив его, ждали приказаний.

Понизив голос, Ричард передал им содержание записки, тайно брошенной в окно. Англичане стали держать совет, решая, как вернее избежать плена. Одни полагали, что следует забаррикадироваться и ждать. Другие ратовали за то, чтобу силой проложить себе дорогу и вырваться из замка. Оба варианта были опасны, каждый по-своему. Разумно ли засесть в комнате и ждать нападения? А если врагов будет слишком много? Однако выбравшись за пределы дворца и не зная здешних дорог, рано или поздно легко попасть в руки эмира...

Воины еще совещались, когда внезапно распахнулась дверь и в спальню вошел вооруженный до зубов эмир, сопровождаемый сыновьями и слугами. Саид полагал, что справиться со спящими вряд ли будет слишком сложно. Но едва его глазам предстал облаченный в доспехи король, вокруг которого столпились рыцари, как он тут же в испуге попятился к дверям. Король же, подняв свой могучий меч, бросился на эмира с криком:

– Получи свою награду, предатель!

Меч с силой обрушился на голову вероломного хозяина дворца и снес ее с плеч. Началось побоище. Ричард и его рыцари явили чудеса храбрости. От руки короля с сердцем льва уже пали сыновья эмира, но рыцари отправляли к праотцам все новых и новых приверженцев Магомета. Однако и англичане несли тяжелые потери. Некоторые были убиты, многие истекали кровью oт бесчисленных ран. Дело вполне могло кончиться поражением, и англичане уступили бы противнику, сильно превосходившему их числом, но тут нападавшим неожиданно нанесли удар в спину. А случилось вот что. Когда до рабби Шимшона и рыцаря Хэмфри донесся шум битвы, они тотчас кинулись назад, к воротам, и трясли их до тех пор, пока петли не ослабели и ворота не поддались. Затем оба смельчака проникли в помещение, где эмир хранил оружие; расположение его рабби Шимшону было прекрасно известно. Взяв себе по мечу, они пришли на помощь землякам и королю. Мусульмане, увидев, что их атакуют с двух сторон, дрогнули и обратились в бегство. Но спастись удалось лишь немногим сынам Аллаха. Большинство пало от руки рыцаря Хэмфри, пытаясь проскочить мимо него. Один из уцелевших бросился в сад, чтобы позвать на помощь рабов эмира вместе с надсмотрщиком. Но надсмотрщик был мертв, а рабы предпочли воспользоваться случаем и сбежать.

Когда наступило утро, Ричард и его люди уже были хозяевами замка.

Перевод с немецкого Марии Витковской.

Окончание следует.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru