[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ИЮЛЬ 2005 СИВАН 5765 – 7 (159)

В Числе свидетелей

Стэнли Элкин

Окончание. Начало в №6, 2005

Премингер попятился. Он никого и не успел заметить, но догадался, что парень, вышедший из-за деревьев, что росли вдоль тропы, по ошибке принял его жест за приветствие и ответил на него.

– Если хотите спрятаться получше, не надевайте белые брюки, – сказал Премингер. – Таков закон джунглей. – Парень с обнаженным торсом, в котором он узнал спасателя из отеля, осторожно спустился на тропу. Премингеру показалось, что парень чем-то смущен, и он взглянул в сторону зарослей, откуда тот появился, предположив, что там скрывается какая-нибудь из отдыхающих.

– Вовсе я не прятался, – решил оправдаться парень. – Я часто прихожу сюда в свободное время. Я видел вас там, внизу.

– И я вас видел. Вы – спасатель. – Парень опустил глаза. Они стояли в кругу солнечного света, и этот круг посреди леса выглядел ареной, где сошлись два спортсмена, борющихся за победу в состязаниях невысокого ранга. Премингер с неудовольствием заметил, что парень смотрит на его ботинки, и стал переминаться с ноги на ногу. Парень поднял взгляд на Премингера – глаза у него были красные.

– Они обо мне говорили? – спросил парень.

– Кто о вас должен был говорить?

Юноша мотнул головой в сторону отеля.

– Нет, – сказал Премингер. – С чего бы вдруг? – Вопрос вылетел сам собой.

– Мистер Биберман велел мне там сегодня не показываться. Я не знал, куда деваться, и вспомнил про это место. И шел, когда вас услышал, наверх. Я еще подумал, может, мистер Биберман послал вас за мной.

Премингер покачал головой.

Парня это, похоже, расстроило.

– Знаете, – сказал он вдруг, – я хочу спуститься. Не привык я к такому. И вообще, сколько мне здесь торчать? – Говорил он с раздражением, но напористо. Парень явно чувствовал себя униженным, винил себя за то, что его обнаружили, не мог скрыть своего страха, но и напор, напор тоже присутствовал. Он явно решил, что всем и так всё про него известно, и выслушивать его признания и дальше было бы нехорошо. Премингер мечтал, чтобы он замолчал, но парень продолжал: – Я в самом начале лета сказал мистеру Биберману, сколько мне лет. Он знал, что мне шестнадцать. Потому мне и платят всего две сотни. Тогда их это устраивало.

– Две сотни?

Парень замолчал и внимател

ьно осмотрел его. Возможно, прикидывал, кто сильнее. Словно нащупав слабину Премингера и решив ей воспользоваться, он уставился на колени Премингера. Премингера этот взгляд смутил.

– Кому еще это известно? – резко спросил Премингер.

– Наверное, миссис Френкель, – сказал парень, не поднимая глаз.

Премингер переступил с ноги на ногу, сдвинулся чуть вбок.

– Она сегодня уезжает домой, – сказал он. – Я видел ее утром. Она ничего такого не говорила. – Ему не понравилось, что беседа приобрела оттенок таинственности. В таком духе обычно общаются гангстеры в плохих фильмах. Мужчина стоит, привалившись к стене. Кто-то проходит мимо. Мужчина чуть заметно кивает тайному сообщнику. Сообщник опускает глаза и идет дальше.

Он решил идти дальше.

– Знаете, я, пожалуй, пойду наверх, – сказал он парню. И тут же стал спускаться вниз, к отелю. Он понял, что пошел не туда, но чувствовал на себе взгляд парня. Хотел было сделать вид, что он спустился всего на несколько шагов, чтобы полюбоваться неизвестно чем внизу, а потом развернуться и идти вверх. Да пошло всё к черту, устало подумал он. За спиной он слышал шаги спасателя.

Камушки, выскочившие из-под его ног, стукнули Премингера по ногам и покатились вниз. Он проводил их взглядом. Парень нагнал его.

– Я тоже пойду вниз, – заявил он, словно Премингер принял решение за них обоих. Тропинка сузилась, Премингер воспользовался этим и обогнал парня. Шел быстро, спуск был крутой и требовал сосредоточенности. Спасатель, не отстававший ни на шаг, продолжал трещать.

– Ему был нужен кто-нибудь на сезон. Уже четвертое июля наступило, а он еще никого не нашел. Мой двоюродный брат работает у него на кухне. Он мне и рассказал. Мистер Биберман знал, сколько мне лет. Я ему сам сказал. А он: «Да при чем тут возраст? Здесь никто никогда не тонет». Я у себя в комнате должен был тренироваться, как хватать утопающих. – Тропа снова расширилась, и парень поравнялся с Премингером. Он подстроился под темп Премингера, и к подножью холма они пришли вместе.

Он побежал рысцой впереди спасателя, но скоро устал и снова перешел на шаг. Хотя парень на бег не переходил, Премингер чувствовал, что он неподалеку и продолжает идти следом. Премингер нарочно направился к столикам на лужайке, решив, что там он обернется и попросит спасателя принести ему выпить. Но слишком поздно понял, что взял курс туда, где сидит миссис Френкель. Он не сразу разглядел ее под огромным куполом зонта. Оставалось разве что развернуться кругом, но, помня о том, что парень тащится за ним, и о том, что и на горе он пошел не туда, решил, что это будет еще глупее. Что, если мальчишка и тут не отвяжется? Тогда они окажутся вдвоем на поле для гольфа. Тогда от него уже не избавиться. Он прикинул, что хуже, и решил выбрать миссис Френкель – она хотя бы не нуждалась в его советах.

Миссис Френкель, одетая уже по-городскому, выглядела так, будто ее только что сфотографировали для воскресного приложения к газете. («Миссис Френкель, сидящая под грибом весом в сто килограммов, который она сама вырастила, заявила…») Но, подойдя поближе, он понял, что никакая газета ее фотографию не напечатала бы. Она расселась, вытянув вперед ноги, – словно весь день без толку промоталась по магазинам и смертельно устала. Лицо у нее было мрачное и задумчивое. Состояние для миссис Френкель необычное, и Премингер даже задержался около нее. Она не сводила взгляда с никому теперь не нужного бассейна.

– Странная вещь, – произнесла она, обернувшись к Премингеру. – Совсем малышка. – Он никогда не слышал, чтобы она говорила так тихо. – Вы ее видели? Такая тонюсенькая – ни дать ни взять картонная куколка. Это же ужас что такое! – воскликнула она. – Почему здесь? В горах? Она же просто играла в бассейне. Ну да, дети болеют, и это ужасно; но так бывает – ребенок заболеет, и ничего поделать нельзя, и он умирает. – Он так и не понял, с ним ли она говорит. – Но почему здесь, в горах, куда люди приезжают развлечься? Просто ужас, кошмар. Как же это? – Она смотрела на Премингера в упор, но, кажется, этого не осознавала. – Вы мать видели? Видели испуг в ее глазах? В них одно написано: «Этого быть не может!» Я была там. Девочка захотела мороженого, а мать ей сказала, что у нее губы синие и пора вылезать. Она на секундочку, на одну секундочку отвернулась, а когда снова взглянула… – Миссис Френкель поежилась. – Сколько она пробыла под водой? Секунд пять, десять? Бассейн – не океан, искать не надо. Только спасателю куда важнее было поболтать со своими подружками, и он, только услышав крики, встрепенулся: «Как? Что? Где?» И кто виноват? – спросила она Премингера. – Г-сподь Б-г? Мы же не дикари. Виновных можно найти и поближе.

Ему стало не по себе от ее взгляда. Хорошо хоть, ее голос обрел былую зычность. Она понемногу приходила в себя, а элегическое состояние или что там это было, оказалось всего лишь интерлюдией: похоже, этой даме, чтобы перевести дыхание, нужно не помолчать, а всего лишь понизить голос. Но ее вопрос так и повис в воздухе. Он не хотел на него отвечать, впрочем, для таких людей это, кажется, значения не имеет.. Что ж, по крайней мере, теперь он может дать показания в защиту той стороны, за которой вины не видит.

– Так что же, миссис Френкель, – сказал он. – Суть-то в чем? Вы всё утро намекали на некую тайну. Это вы насчет того, что спасатель слишком юн? – Его голос прозвучал громче, чем ему хотелось. Он словно слышал его в записи – которой вовсе и не делал. – Вас это беспокоит? Вы в эту тайну всех хотели посвятить? Не стоит напрягаться: это уже не тайна. Все уже всё знают. Конечно, хорошего в этом мало, но будь юноше не шестнадцать, а восемнадцать, девочка всё равно бы утонула.

– Спасателю только шестнадцать? – изумилась женщина. Быть не может, чтобы она не знала. Наверняка догадалась или подозревала. Вот почему так и возмущалась. – Только шестнадцать? – повторила она.

– Я не знаю точно сколько, – решил увильнуть он. – Да не в этом дело! Это был несчастный случай. Какая разница, сколько ему лет? – Только тут он понял, что парень никуда не ушел. Он стоял метрах в семи от них и всё слышал. Премингер вспомнил, как утром точно так же выглядел Биберман – он стоял, виновато понурив голову под грузом нападок, а администратор пытался его защищать. Спасатель рассчитывал, что его адвокатом выступит Премингер.

Однако Премингер с легкостью сменил тему. Безо всякой видимой причины он принялся рассказывать миссис Френкель о своей прогулке, о еще не до конца ясных планах на будущее. Она вежливо слушала и даже пару раз одобрительно кивнула. Он проболтал с ней минут десять, но, когда собрался отойти, поймал на миг ее суровый взгляд.

– Будет лучше, если мы все уедем, – сказала она.

Они с Нормой лежали за кортом. Рассеянный свет луны изморозью серебрил траву. Они молчали уже минут пятнадцать. Может, она дремала. Земля была сырая. Он чувствовал росу даже через одеяло – она была как выступившая на теле испарина. Он приподнялся на локте и заглянул Норме в лицо. Глаза ее были закрыты, и он снова лег и уставился в небо.

На корте не было ни души: под вечер исход завершился, последние машины вернулись в город. Он подумал о Бибермане, сидящем в одиночестве у бассейна; перед глазами до сих пор стояло его лицо – каким оно было жутким, когда он махал на прощанье отъезжающим гостям, всячески показывая, что всё в порядке и что уезжают они лишь потому, что закончился отпуск.

Он вытащил из-под одеяла стебелек травы.

– Размазня! – сказал он.

Норма пошевелилась и тихонько застонала.

Премингер не обратил на это внимания.

– Он стоял у дороги и махал им вслед. Жал им руки и говорил, что оставит их комнаты за ними. Даже сказал посыльному, куда что класть. – Он разорвал стебелек и половинку выкинул. – Размазня! Мне было за него стыдно.

Он размял травинку пальцами. Из нее потек липкий сок, и он с отвращением отбросил ее.

– А этот администратор! Ты слышала? «Извините, Биберман, но мне нужна публика. Я ведь без публики не могу!» И Биберман ему: «Вы замечательный актер. Вы работаете на высшем уровне». Меня чуть не вырвало. А миссис Френкель ни словечка не проронила. Ей и ни к чему было. Он сам выдал себя с головой.

– Бедняжка… – сказала Норма. Голос у нее был тихий и задумчивый, совершенно не сонный. Он повернулся к ней и улыбнулся.

– Биберман?

– Я о девочке, – сказала она.

 Безо всякого выражения. Он смотрел на ее лицо: кожа ее казалась особенно мягкой и прохладной. Она почему-то выглядела меньше и старше, но это его нисколько не смущало. Это всё лунный свет, подумал он.

Он дотронулся до ее щеки.

– Ты бы уехала с ними, да? – спросил он ласково. – Уехала бы, если бы я не попросил тебя остаться? – Она не ответила. Только повернула голову, и его рука соскользнула на одеяло. – Сегодня ты делала так уже два раза, – сказал он.

– Разве?

Он посмотрел на нее. Она лежала на спине, вытянув руки. Он придвинулся к ней, его ладонь легла на ее грудь. Она попыталась отстраниться, но он схватил ее за руки и поцеловал в губы. Через несколько минут, подумал он, начнется мой отдых. Никому не нужная милая еврейская девушка в никому не нужном милом еврейском отеле. Она яростно замотала головой. Он прижался лицом к ее лицу, припечатал ее голову к одеялу. Почувствовал, как напряглось ее тело, как окаменели руки. Она стала вырываться, и он уже не мог ее удерживать. Она оказалась слишком сильной: одним резким движением ей удалось отбросить его в сторону. Она быстро вскочила и застыла над ним. Похоже, и сама не знала, что делать дальше.

– Уходи отсюда, – сказал он.

– Ричард…

– Уходи отсюда.

– Ричард, я не хочу возвращаться.

– Уходи!

– Ну ладно, – тихо сказала она, развернулась и пошла прочь.

– Вот идет она, – крикнул он вдогонку. – Оставьте ее, она в трауре. – В нем вскипала злость. – Эй, погоди-ка! У меня идея! Устроим суд Линча. Мальчишку привяжем к трамплину, а Бибермана повесим на пляжном зонтике.

Она быстро шагала к отелю. Он встал и бросился вдогонку. Попытался удержать ее, но она увернулась, и ему представилось, как он, споткнувшись, летит вперед, а его рука тянется к ней. Но он сумел удержать равновесие и пошел чуть сзади, и всё говорил, говорил. Так уличные торговцы преследуют покупателей, но он не владел собой.

– Она утонула, и всё пошло к чертям, так ведь? Погибла чужая девочка, но здесь же все друг другу чужие. – Она побежала. Он понял, что она плачет. Он бежал за ней и слушал ее рыдания. – Надо найти, кто виноват. Спасатель. Биберман. Я. А знаешь, что всему виной? Судороги и этот треклятый австралийский кроль. – У отеля Премингер остановился. Норма вошла внутрь, а Премингер опустился на ступеньки. Нарочито истово захлопал в ладони. Всё из-за этой треклятой девчонки. Собственная истерика казалась ему болезнью – лечи ее, не лечи, она всё равно возвращается.

Когда всё снова стихло, он почувствовал, что рядом кто-то есть. И понял, что осознал это еще тогда, когда дал Норме уйти. Он огляделся и заметил ярдах в двадцати, в тени веранды силуэт человека. Лица он в темноте не разобрал.

– Биберман, это вы?

Человек вышел из тени. Он двигался медленно, даже неуверенно, и, минуя вход, попал в полосу света, протянувшуюся от дома как трап.

– А-а, Премингер! – Голос был низкий, насмешливый.

– Мистер Биберман? – сказал он тихо.

Мужчина остался на свету. Премингер встал, подошел к нему.

– Пора спать, – сказал он. – Я как раз шел к себе.

– Да-да, – сказал Биберман. – Ну что, Премингер, последнюю ночь у нас ночуете?

Премингер взглянул на него: здесь, на пятачке света, он почувствовал себя под ударом.

– Я никак такого не планировал.

– Не планировали? – усмехнулся старик. – Девушка утром уедет. Что вас может здесь удержать? Питание? – Он снова усмехнулся. – Завтра вы уедете. Но спасибо, что остались еще на день. Это меня обогатит, и я сам смогу отправиться в какой-нибудь отель. – Он заметил, что в руке у Бибермана бутылка. Старик поймал его взгляд и широко улыбнулся. – Шнапс, – объяснил он, подняв руку с бутылкой. – Немножко шнапса. Я сидел у себя на веранде, словно на палубе «Куин Мэри», где в честь моего первого плавания через Атлантику готовят кошерную еду. Одно плохо: время от времени кто-то падает за борт, и меня это очень расстраивает. Если бы мы не были в трех днях пути от берега, я бы позвонил жене, чтобы она приплыла за мной и забрала домой.

Премингер улыбнулся, и Биберман протянул ему бутылку. Он взял ее, машинально вытер горлышко и сделал глоток.

– Я, пожалуй, уеду, – сказал он.

– Да уж, конечно.

– Напрасно я сюда приехал, – сказал Премингер. – Думал, так, позабавиться. А не то чтобы из любопытства выбрал отельчик подешевле. Но ничего у меня не вышло. А я ведь просто хотел кого-нибудь подцепить.

– М-да, – сказал Биберман. – Я вас, ребята, знаю. Приезжаете с чемоданом, набитым презервативами. Гадость какая…

– Я просто хотел кого-нибудь подцепить, – повторил Премингер.

– Такое с рук не сходит, – сказал Биберман.

– Ваша правда.

Биберман пошел вглубь веранды. Премингер отправился следом.

– Вы только не думайте, что я уезжаю потому же, почему и все. Я вас ни в чем не виню. (Старик промолчал.) Правда, не виню.

Премингер едва различал его в темноте.

– Парень, который приехал кого-нибудь подцепить, ни в чем меня не винит, – сказал старик.

Премингер помолчал.

– Ну что ж… – Он не находил слов. – Спокойной вам ночи. – И он пошел ко входу.

– Премингер, вы человек образованный, вы мне скажите, – вдруг заговорил Биберман, – думаете, они могут на меня в суд подать?

Он обернулся к Биберману.

– Не вижу для этого оснований, – сказал он.

– А мальчишка-спасатель? А если я знал, что он несовершеннолетний? Что ему всего шестнадцать? Вдруг они это докажут, тогда смогут в суд подать?

– А как они это выяснят? – спросил Премингер, стараясь не выдать смущения.

– Уж я им точно не скажу. Объявления в «Таймс» давать не буду. Но если узнают, могут подать в суд?

– Ну, не знаю, наверное, попытаться могут. Я же не юрист. Честно говоря, не понимаю, почему вы должны быть за всё в ответе.

– Другие же так и считают.

– Они всё забудут.

– Если бы, – сказал Биберман.

– В следующем году у вас снова будет полно народу.

– Да, наверное, – грустно сказал старик.

– Слушайте, ведь вы не виноваты!

– Они этого не вынесли, – сказал Биберман так тихо, что Премингеру показалось, будто он сам с собой разговаривает. – Им оставалось одно – уехать. Кое-кто из женщин даже взглянуть на меня не решался. Вот почему и Катскиллу, и Майами-Бич, и Лас-Вегасу придают такое значение. Вот почему человек по фамилии Биберман ставит свое имя и на вывеске отеля, и на полотенцах. – Премингер не понимал, о чем это он. – Сами посудите – да какого черта? – Он снова обратился к Премингеру. – Спиноза – он что, писал свое имя на полотенцах?

– Может быть, пойдем внутрь? – сказал Премингер и протянул ему руку.

– Когда маленькая девочка тонет там, где никто утонуть не должен, где платят немалые деньги за то, чтобы все держались на плаву, это ужасно. Я понимаю. Тогда ты чувствуешь, что опасность подстерегает повсюду, – сказал Биберман. – Буквально повсюду. Идешь себе на футбол, и тут диктор объявляет в микрофон, что требуется доктор, но это экстренный случай. Уж на отдыхе такого не будет, думаешь ты. Думаешь, да? Думаешь, на отдыхе такого не бывает? Так, да? Да даже, когда бродишь в одиночестве по лесу, и то вдруг видишь, что олени дохнут, или реки пересыхают, или еще что.

– Пойдемте внутрь, мистер Биберман, – сказал он.

– Слушайте, Премингер! Сделайте мне одолжение, а? Завтра, когда вернетесь в город, позвоните всем этим людям и расскажите о том, что вам сказал спасатель. Вы ведь один об этом знали.

Старик закурил сигарету. Премингер видел, как мерцает ее дымящийся кончик. Лицо он пытался разглядеть, но не мог – было слишком темно.

– Вы с ума сошли, – сказал он наконец.

– Я за всё в ответе, – грустно сказал Биберман. – Но у меня духу не хватает.

– Я-то ни за что не в ответе, – сказал Премингер.

– Ошибаетесь, Премингер.

Премингер быстро встал. Прошел по темной части веранды, вступил в косую полосу света. Биберман окликнул его, он обернулся.

– Премингер, – сказал старик, – я серьезно: расскажите им, что слышали, как я хвастался: мол, сэкономил пару сотен. – Премингер помотал головой и стал осторожно спускаться по ступенькам – боялся оступиться в темноте. – Премингер, я серьезно говорю, – крикнул Биберман.

Позабыв об осторожности, остаток лестницы он проскочил чуть ли не бегом. И с удивлением понял, что направляется к пустому бассейну. Сколько раз уже он убеждался в бессмысленности своих спонтанных, неумышленных порывов. Всеми-то я оставлен, подумал он, расписываясь в собственном бессилии. Он обернулся. В комнате Нормы горел свет. Он слышал, как Биберман всё еще зовет его. Он стоял среди зонтиков на лужайке и слушал отчаянный голос старика:

– Премингер! Премингер! – Можно подумать, они играют в прятки, и старик водит. – Премингер, я серьезно!

Ну хорошо, подумал он, хорошо, черт подери, хорошо! Он дождется утра, пойдет к Норме, извинится, и они поедут в город вместе; он, быть может, начнет искать работу, быть может, они будут встречаться, и, кто знает, быть может, когда-нибудь он попросит ее руки. 

Перевод с английского В. Пророковой

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru