[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2005 ИЯР 5765 – 6 (158)
ЕВРЕИ И КАПИТАЛИЗМ
Ирма Фадеева
Окончание. Начало в № 4, 2005
Развитие капитализма предполагает наличие прочных связей, необходимых опорных пунктов во многих странах мира. Такая сеть на протяжении столетий у еврейских торговцев существовала повсеместно. Они умели связывать воедино торговлю разных государств и континентов. Имела значение также их необычайная восприимчивость и приспособляемость к чужой культурной среде. Неслучаен вклад в теорию капитализма двух таких экономистов, как Давид Рикардо и Карл Маркс.
Для становления новой системы необходимы были и устойчивые политические, культурные, семейные, религиозные отношения между отдельными людьми и организациями. Капиталистическая банковская система развивалась постепенно и двумя путями. С одной стороны, путем приспособления традиционных банкиров – менял и ростовщиков, которыми были отнюдь не только евреи, к новым условиям, то есть путем превращения мелких контор в банкирские фирмы, обслуживавшие капиталистическое производство в качестве посредников в платежах и кредите.
М. А. Ротшильд и В. Гессен-Кассельский. 1859 год.
С другой стороны, шло формирование банковских ассоциаций в виде акционерных предприятий, которые в дальнейшем стали наиболее многочисленными. В эти процессы внесли свой вклад многие страны и народы, евреи тоже, но протекали они в разных странах с разной скоростью и успехом.
В Германии, например, в силу ее раздробленности, до 1873 года отсутствовала единая денежная система, что делало необходимым существование меняльного промысла, которым, конечно, занимались и евреи.
Что касается фантастических еврейских капиталов, то подавляющая их часть была создана в первую очередь трудом и терпением, а уже во вторую – удачным стечением обстоятельств, ловкостью или другими, менее почтенными способами. Вполне честным путем, кстати говоря, была создана крупнейшая в мире финансовая империя Ротшильдов.
Ее основатель Майер Ансельм Ротшильд родился в 1743 году во Франкфурте-на-Майне в бедной еврейской семье. Мальчик рано осиротел и был отдан в еврейскую школу в Фюрте. Там заметили его способности и решили, что, выучившись, он сможет стать раввином. Но Майер Ансельм, закончив школу, вернулся во Франкфурт и занялся коммерцией, к которой имел явную склонность. Переехав в Ганновер, юноша поступил на службу в банкирскую контору, где основательно изучил тонкости профессии. В 1780 году он вернулся в родной город, где открыл на Юденгассе небольшую лавку. Удачной оказалась его женитьба на девице Шнаппер. Жена помогала мужу во всех начинаниях. Сама она продавала в лавке подержанные вещи; Майер же торговал вразнос в городе и окрестностях. Впрочем, по другим данным, он открыл меняльную лавку.
Несколько лет неустанных усилий и умения ладить с людьми дали неплохой результат, вознаградивший семью за былые лишения. Весьма оборотистый, но при этом невероятно пунктуальный при выполнении взятых на себя обязательств, Ротшильд большое значение придавал своей личной репутации. К его посредническим услугам охотно прибегали оптовые торговцы трикотажем во Франкфурте, Майнце и Дармштадте. Известный в их кругах еврей подчас выполнял деликатные и важные поручения – и неизменно с безукоризненной честностью.
Имея незапятнанное имя, в годы Французской революции Ротшильд всё еще занимался малозначительными торговыми операциями, но стремительно развивавшиеся события в Европе вскоре вынесли его в первые ряды представителей крупного европейского капитала.
20 апреля 1792 года Франция объявила войну Австрии. К Австрии присоединилась Пруссия, ее союзница. Первоначальные успехи антифранцузской коалиции довольно скоро сменились поражениями. Французская армия очистила от коалиционных войск собственную территорию и перешла в наступление. 6 ноября 1792 года она одержала победу при Жемаппе. В войну против революционной Франции вступила Англия. В июне 1794 года, после битвы при Флерюсе, французы захватили территорию Бельгии, Голландии и Рейнской области разом. Германские князья не очень-то хотели воевать с республиканской Францией. Эти владетельные герцоги и маркграфы, боявшиеся даже незначительных военных столкновений, мечтали лишь о том, чтобы скорее убраться за Эльбу.
А. М. Ротшильд, старший сын М. А. Ротшильда. 1836 год.
Бросив своих подданных на произвол захватчиков, знатные беглецы в панике всё же успели прихватить с собой золото и другие ценности. Среди беглецов был курфюрст Гессен-Кассельский, обладавший большим состоянием, чем остальные властители Германской конфедерации, вместе взятые. При всем желании он не смог бы в короткий срок вывезти целиком свои сокровища, а потому решил часть из них отдать на хранение доверенным лицам.
Вильгельм Гессен-Кассельский был страстным коллекционером антиквариата. Старинные изделия много лет собирал и Ротшильд. Последний преподнес принцу дорогой подарок и вскоре стал поставщиком его двора. В трудное время уже хорошо знакомый курфюрсту еврей-финансист оказался в числе его доверенных лиц.
После военных действий, которые вели теперь наполеоновские войска, и разгрома нескольких антифранцузских коалиций Пруссия по Тильзитскому миру (1807) потеряла треть своей территории и была вынуждена выплатить Франции огромную контрибуцию. Курфюрст Гессен-Кассельский в начале войны передал на хранение Ротшильду 2 млн флоринов. Когда он вернулся, выяснилось, что из этой суммы не пропал ни один грош. Деньги свои курфюрст получил даже с процентами, поскольку деятельный финансист не сидел сложа руки. От операций с крупными суммами он и сам немало приобрел. Обладатель большого состояния, Ротшильд стал теперь известен в европейских кругах как надежный банкир. Этому способствовал и его весьма свободный взгляд на политику. Ему было безразлично, с кем иметь дело в национальном, конфессиональном или государственном смысле. На первом плане были бизнес и деловая репутация. Его честность и обязательность распространялись на всех, кто нуждался в его услугах. Равно безразличен был Ротшильд и к политическим пристрастиям своих партнеров. Он занимался поставками в армию Наполеона и предоставлял денежные ссуды воевавшим с ним европейским правительствам. В 1802 году он заключил с датским правительством свой первый крупный договор о займе на 10 млн талеров.
Майер Ансельм Ротшильд давал деньги в долг Англии и России; давал и владетелям небольших княжеств. Таким способом он прокладывал путь наднациональным корпорациям, которые впоследствии стали мишенью для ненависти националистов всех мастей, в том числе и гитлеровских нацистов. В наши дни корпорации подобного рода подвергаются яростным атакам антиглобалистов.
Евреи охотно включались в конкурентную борьбу в столь хорошо им знакомой торгово-финансовой сфере, но действовали и могли действовать лишь в рамках того мироустройства, с каким их свела жизнь. При всем старании, при всем знании предмета они были бессильны пробить брешь в системе принципов, на которых зиждились некоторые человеческие сообщества. Это делается особенно очевидным при сопоставлении достижений евреев в западных и восточных государствах. В мусульманских странах путь капитализму, уже шагавшему по Европе, упрямо перекрывался и религиозными догматами, и другими способами, связанными со спецификой местного бытия.
Коран строго запрещает ростовщичество, взимание ссудного процента. Вот лишь два примера: «Аллах разрешил торговлю и запретил рост» (Сура II, 276); «Уничтожает Аллах рост и выращивает милостыню» (Сура II, 277)... Позднее некоторые мусульманские купцы пытались обойти этот запрет, прибегая к различным ухищрениям. Сделка оформлялась без упоминания на бумаге оговоренного процента и выглядела формально беспроцентной; бывало, путем проведения дополнительных торговых операций (например, перепродажи) ссудный процент – по-арабски риба – изображали как торговую прибыль. Средневековые богословы даже делили процент на законный (риба аль-фадль) и незаконный (риба ан-насия). Правда, далеко не все мусульмане признавали легитимность такой дифференциации.
Запрет на ссудный процент стал тормозом для функционирования кредитно-финансовых учреждений на мусульманском Востоке.
В Османской империи, созданной силой оружия, торговля и денежные операции не были престижными занятиями, что неизбежно вело экономику и само государство к упадку.
Турки-османы, вчерашние кочевники, первоначально строили государство на завоеванных территориях как государство даннического типа. Торговля, ремесла, денежные операции долгое время находились в руках этно-религиозных меньшинств: греков, армян, евреев.
Н. М. Ротшильд, один из сыновей М. А. Ротшильда. 1825 год.
В силу своей, по преимуществу военной, ориентации правящая верхушка османского государства ограничивалась сборами с транзитной торговли – с купцов, проходивших туда и обратно через османскую территорию. Таможенные пошлины пополняли султанскую казну, увеличивали доходы наместников провинций (эйялетов), но мало содействовали активизации османского купечества. Даже среди тех, кто выполнял посреднические функции, основная роль принадлежала не туркам. Купцы-посредники обеспечивали предметами роскоши османскую правящую верхушку, потреблявшую в большом количестве шелковые ткани, пряности, благовония, жемчуг, драгоценные камни, китайский фарфор. Поскольку турки были в основном покупателями, то результатом торговых операций стал непрерывный отток золота и серебра в другие страны. В XVI веке это ощущалось не столь сильно, как в XVII столетии, когда доходы османской казны заметно стали оскудевать. Сферы экономики, куда входили, помимо торговли, откуп налогов, доходы богатых землевладельцев, находились в руках христиан и евреев. Француз Белон дю Ман, относившийся к евреям точно так же, как подавляющее большинство европейцев того времени, в 1500 году писал: «Они (евреи) настолько контролируют товарный рынок Турции, что богатства и доходы турок находятся в их руках, потому что они назначают самую высокую цену при сборе налогов, берут на откуп налог на соль, портовые сборы и другие поступления». Француз не удержался от характерной для его времени оценки: «Самый тонкий и полный злобы народ на свете».
Известно, что примерно со второй половины XVII века еврейские общины утрачивают свою некогда столь заметную роль в османской экономике, беднеют, приходят в упадок. Примерно тогда же обозначились признаки упадка самого Османского государства. Обозначились и в экономике, которую определяла специфика теократической деспотийной империи: бесчисленные государственные регламентации и препоны для хозяйственной деятельности, тотальный контроль чиновничества, низкий, сравнительно с Европой, уровень товарно-денежного оборота, отсутствие нормальной конкурентной среды, узаконенная коррупция.
В Стамбуле и в крупных провинциальных центрах Османской империи сосредоточивались ресурсы от налоговых поступлений, что, конечно, способствовало развитию и внутренней, и внешней торговли, но коммерческая деятельность, локализованная, ограниченная рядом предписаний и запретов, сформированная в основном потребностями господствующего слоя, могла иметь место лишь в рамках давно сложившегося производства средневековых корпораций. Ни о каком-либо эффективном экономическом развитии речи быть не могло.
Активное участие в торговле, как внутренней, так и внешней, в государственном откупе налогов давало возможность отдельным представителям этно-религиозных меньшинств, евреям в том числе, богатеть, сколачивая весьма значительные состояния. Но капиталы эти не могли быть вложены в производственную, торговую или банковскую сферу (банки появились лишь во второй половине XIX века), поскольку их наследование в мусульманском государстве составляло большую проблему. После смерти владельца его имущество обычно конфисковывалось в казну, ибо по мусульманским законам оно – достояние Аллаха, а султан – представитель Аллаха на земле.
В течение нескольких столетий шла жесточайшая борьба евреев с греками и армянами за место в торгово-финансовом мире. Борьба поистине не на жизнь, а на смерть. Уже в XIX веке, при султане-реформаторе Махмуде II (1808–1839), за финансовое влияние при дворе с армянами сражались три богатейшие еврейские семьи: Габаи, Аджиман и Кармона.
Ехезкель Габаи, финансист из Багдада, при Махмуде II обосновался в Стамбуле и добился покровительства султанского фаворита Халеда-эфенди. Он стал казначеем двора (сарраф-баши). Война с финансистами-армянами на первом этапе привела к ссылке армянина Казаз Аретуна (в российских документах Каза Артын), занимавшего высокий пост директора монетного двора. Однако Халед-эфенди, как это нередко случалось, спустя короткое время впал в немилость, а Каза Артын вернулся из ссылки и сумел посредством обычных придворных интриг добиться изгнания Габаи. Тот вскорости погиб; вероятно, его убили. Уже после резни янычар в 1826 году по высочайшему указу был удавлен Исайя Аджиман.
Дом Ротшильдов во Франкфурте.
Позднее Каза Артын обрек на смерть главного откупщика двора Челеби Бехор Кармона, которого прозвали «шапчи-баши» (главный поставщик квасцов). Казни сопровождались конфискацией имущества убитых. В первой трети XIX века, как и в Средние века, не существовало закона, охранявшего собственность от произвольного изъятия и неприкрытого грабежа. Владельцы имущества чаще всего утаивали его истинные размеры – из страха перед поборами, всякого рода вымогательствами и конфискациями. Это было обычной приметой османской жизни. Удивление, даже изумление вызывало любое отклонение от принятого правила. Именно поэтому об эпизоде, связанном со смертью упомянутого выше Каза Артына, сообщал канцлеру К. В. Нессельроде российский посланник в Стамбуле Р. Рикман: «Скончался управляющий монетным двором армянин Каза Артын, оставив значительное состояние. Управляющий пользовался большим доверием султана и, опасаясь, что его наследство, как обычно, заберут в казну в ущерб прямым наследникам, незадолго до смерти успел отправить Махмуду II опись своего имущества. Чтобы вознаградить доверие покойного, из великодушных побуждений султан распорядился отдать половину наследства родным Каза Артына. Такой поступок расценивался окружающими как пример благородства и щедрости повелителя». Владыкой жизни и имущества подданных, как и в Средние века, по-прежнему был султан, который при всем том не раз оказывался жертвой заговора.
В XIX веке в Османской империи был осуществлен ряд реформ с целью модернизации политических, социальных, экономических институтов. Реформаторы надеялись таким путем предотвратить дальнейший распад государства. Но «очаги» капиталистического производства, внедренные в традиционную азиатскую структуру иностранным или местным инонациональным капиталом, длительное время оставались чуждыми для всей системы. Они поглощали прибавочный продукт местной некапиталистической структуры, однако не воздействовали на нее преобразующим образом. Главное – не было ни правовых норм, ни людей, готовых и способных работать в совершенно новых экономических условиях. Местные мусульманские структуры отторгали чужеродные формы хозяйственной деятельности. Последние спустя многие десятилетия уже в более благоприятный период, когда Турция стала республикой, всё еще с трудом приспосабливались к местным условиям. То же можно сказать и о заимствованных у Европы политических институтах. Евреи же при всей своей экономической активности никоим образом не могли способствовать благим переменам. Государственная система не позволяла.
Великий везир Махмуда II Мустафа-паша Байрактар (Знаменосец), который и возвел султана на престол, желая остановить развал государства, решил провести реформы военной системы и финансов. В качестве советника по финансам при нем состоял еврей Дели Челибон. Он же был банкиром янычарского аги, а реформы в первую очередь затронули бы интересы той могущественной корпорации, к которой принадлежал ага и которая сопротивлялась всяким попыткам модернизации. Поэтому Челибон на предложение обсудить проект реформ и выдвинуть свой вариант дал уклончивый ответ. Байрактар, разгневанный неискренностью советника, явно не желавшего ему помочь, приказал повесить Челибона во дворе дома главного муфтия. Позднее по приказу султана янычарский корпус был ликвидирован, и тысячи янычар погибли во время резни. Не в первый раз еврей-советник оказывался между молотом и наковальней. Прими он предложение великого везира, его убили бы янычары. Евреи не могли и не хотели брать на себя ответственность за какие бы то ни было экономические преобразования в стране. В любом случае их непременно в чем-нибудь обвинила бы та или иная правящая группировка.
Кстати, Махмуд II разрешил евреям пересекать Босфор на лодках (каиках) с четырьмя парами весел. Сам он считал это проявлением неслыханного либерализма. Дело в том, что прежде по закону о роскоши реайя (немусульмане империи) и франки (европейцы) могли пользоваться не более чем тремя парами весел. С эпохи правления Махмуда II начинается постепенное проникновение европейских норм в установления Османского государства.
Капитализм, конечно, не был изобретением евреев; евреи, однако, сделали очень много для его становления и развития – как, впрочем, много сделали и для других сфер бытия тех народов, среди которых им довелось жить.
С появлением государства Израиль в ряде стран предпринимателей-евреев начали обвинять в лоббировании израильских интересов. Но ведь в современном мире за пределами собственных государств оказались гораздо более многочисленные и гораздо более консолидированные этнические сообщества – китайцев, русских, арабов, латиноамериканцев, лоббирующих интересы своих общин. Все эти группы в той или иной мере привержены к своим этническим очагам, странам исхода. Никому не приходит в голову обвинять их за это – ни в Европе, ни в США. Не одно столетие многие евреи, вышедшие за пределы собственной общины, иногда порвавшие с ней, оказываются нужными цивилизованному миру – из-за вклада в науку и культуру различных стран. Как правило, еврейские общины в целом сохраняют лояльность стране пребывания. Серьезной же проблемой, которую пока что в Европе не вполне оценили, становятся крупные и быстро растущие общины мусульман на Западе. Именно там террористы добывают средства на «джихад». Известно, что значительная часть их финансовой «подпитки» идет от исламского бизнеса, часто нелегального. Мусульманские общины – благоприятная среда для вербовки боевиков и шахидов. Несмотря на усилия международных организаций, таких, как, скажем, МБР, капитализм «буксует» в странах мусульманского Востока, принимая там уродливые формы. Он худо-бедно развивается лишь в Турции, где в 20–30-х годах прошлого столетия харизматический лидер, герой войны за независимость (1918–1923) Мустафа Кемаль сумел осуществить беспрецедентные светские реформы, разграничив государственные и религиозные области деятельности, приняв светскую конституцию.
Сегодня Турция – одна из наиболее динамично развивающихся стран Ближнего и Среднего Востока. У нее нет необходимости сверять свою экономическую деятельность с нормами ислама, чего нельзя сказать о других мусульманских странах. В Иране, например, несмотря на отнюдь не процветающую экономику, правительство изыскало средства в бюджете для помощи Палестинскому движению сопротивления. Поношения в адрес Израиля, да и вообще всех евреев Земли составляют важнейшую часть официальной иранской пропаганды – наряду с критикой капитализма, империализма и, разумеется, сионизма. Иран финансирует «Исламский Джихад», «Хезболлу» и другие ближневосточные террористические организации, ссылаясь на исламскую солидарность и фактически препятствуя урегулированию конфликта в регионе. В Иране национальные интересы не отождествляются с экономическим процветанием; не отождествляются они даже с материальным благополучием населения, которое там не цель, а средство. Впрочем, и само население готово во имя торжества средневековой, пропитанной ненавистью идеологии терпеть нищету, безработицу. Сносить культурную и экономическую отсталость. Для этих людей время остановилось много столетий назад, и пока что невелика надежда на существенные изменения в ближайшем будущем.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru