[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2005 АДАР-2 5765 – 4 (156)
в июне 1967-го
Марк Зайчик
Продолжение. Начало в № 3, 2005
– Вот уж не думала, что могу так растрогаться от чужих слов, – сказала Мирьям Абрамовна, выслушав мой рассказ. Мне показалось, я заметил влажный блеск в ее семитских ярких бирюзовых глазах. Эта женщина была вдовой бывшего главы правительства Израиля Леви Эшколя, который управлял страной в 1960-х годах и выиграл Шестидневную войну вместе со своей армией и народом.
Эшколь (второй из четырех братьев семьи Школьник), родившийся на Украине, стал премьер-министром Израиля после некоторых событий, вызвавших обиду тогдашнего премьер-министра Давида Бен-Гуриона и его отъезд в родной кибуц Сде Бокер на юге страны.
Леви Эшколь, рассказывает Мирьям Абрамовна, в отличие от Бен-Гуриона, был высок ростом, плечист, спокоен. Бен-Гурион – лицом, копной волос на огромной голове и горящими глазами – был похож на советского кинорежиссера Сергея Эйзенштейна. Бен-Гурион с Эшколем делали общее дело, но каждый в соответствии со своим темпераментом. Их жизненное поведение было совершенно различным.
Эшколь – опытный, спокойный человек, обогащенный большой насыщенной жизнью, несколько медлительный. С ним считались многие, в том числе и Бен-Гурион, который несколько раз говорил: «Эшколь должен будет меня сменить – конечно, когда придет время». «Старик» – такова была кличка Бен-Гуриона. Он был человеком сложной нервной организации, часто обижался на то или иное слово или дело соратников по партии и коалиции, после чего немедленно подавал в отставку и уезжал в свой кибуц в пустыне Негев.
Парламентские выборы в кнессет 4-го созыва прошли в ноябре 1959 года. Правящая партия МАПАЙ, или Рабочая партия Израиля, вышла вперед с огромным преимуществом. Прочное экономическое положение Израиля и уверенность на границах позволили партийным чиновникам больше времени посвятить так называемой чистке рядов. Это происходило на фоне противостояния старых членов партии и ее молодой поросли. К группе молодежи относились закончивший каденцию на посту начальника Генштаба Моше Даян, энергичный и многообещающий политик Шимон Перес и некоторые другие. «Молодежь» рвалась наверх, осуждая Бен-Гуриона за «торможение юных сил». Не раз и не два Эшколь, известный терпением и мудростью, «человек компромисса», призывался ветеранами партии для улаживания конфликтов и споров. Ветераны осуждали новое поколение за «безделье и погоню за сладкой жизнью». По их словам, слишком откровенно эти люди рвались наверх, «не тормозя на поворотах». Будучи успешным министром финансов, Эшколь без энтузиазма отвлекался от своих прямых обязанностей и занимался «замирением сторон» в силу ответственности перед страной.
Назначению Леви Эшколя премьер-министром предшествовала очередная отставка, разыгранная Бен-Гурионом. «Немного он был ограничен, этот Грин – это настоящая его фамилия, – говорила Мирьям Эшколь. – Время от времени ему казалось, что необходимо устроить политическую встряску, маленькую революцию. Муж думал тогда, что “Старик” устал и хочет уйти из политики. Он был предан Бен-Гуриону, работал на него, как раб, верил ему во всем. У них были идеальные человеческие отношения до того момента, когда Бен-Гуриону стало казаться, что он не получит обратно от Эшколя пост главы правительства, что Эшколь не вернет ему власти».
Более или менее ясно, что за человек 25 июня 1963 года стал во главе еврейского государства: он был честен, умен, сдержан, силен, предан и хорошо видел перспективу. Личность нового премьер-министра и стиль его работы за короткое время повлияли на израильское общество. Во многом не цельный, расколотый народ Израиля нуждался, как выяснилось, в объединяющей и «успокаивающей» власти. Леви Эшколь подошел для этой цели. Быстро выяснилось, что разница в стиле работы двух лидеров страны замечена на всех уровнях израильской жизни. В частности, известная мягкость Эшколя повлияла на отношения арабов и евреев внутри страны, религиозных и нерелигиозных граждан Израиля, европейских и сефардских иудеев. А главное, изменились к лучшему отношения ведущих политических блоков: МАПАЙ и ХЕРУТ (правой ревизионистской партии).
Бен-Гурион, человек страстный, никогда не называл лидера правых Менахема Бегина по имени. Во время яростных споров в парламенте Бен-Гурион говорил так: «Мой оппонент, да-да, тот самый, что сидит по правую руку от...» Никаких отношений между Бегином и Бен-Гурионом не было и быть не могло. Их столкновения в парламенте вызывали бурю эмоций с обеих сторон.
Эшколь сумел выслушать ревизионистов и положить начало нормальному политическому диалогу. Искреннее желание нового премьера примирить социал-демократов и наследников ревизионистского движения, основанного Владимиром Жаботинским, проявилось в 1964 году, когда новый глава правительства согласился с просьбой лидеров ХЕРУТ о захоронении в Израиле останков Жаботинского, умершего в 1940 году в Нью-Йорке. К Эшколю пришел Менахем Бегин, они обсудили ситуацию. В своем завещании Жаботинский просил захоронить себя «только по распоряжению еврейского правительства в независимом государстве, которое будет создано вскоре в Палестине». 15 лет подряд Бен-Гурион решительно отказывал в исполнении этой просьбы. «Эти похороны – частное дело семьи Жаботинского. Нам нужны живые евреи, а не мертвые», – отвечал глава государства. Он хорошо знал Жаботинского, они переписывались, Бен-Гурион почитал этого человека. Но законы политики отличаются от законов жизни.
Эшколь рекомендовал правительству откликнуться на просьбу Бегина. В июле 1964 года, через 24 года после кончины, останки Зеева Жаботинского были перевезены в Иерусалим и захоронены на горе Герцля. Захоронению предшествовала официальная государственная церемония.
Тогда же, в марте 1964 года, Эшколь женился на библиотекаре парламентской библиотеки, Мирьям Зеликович. Свадьба была очень скромной, на церемонии присутствовали только свои. До брака они были знакомы много лет, Мирьям жила поблизости от Эшколей, была подругой его жены и дочерей. «Однажды меня спросил один англичанин, не мешала ли нам разница в 34 года, не слишком ли это большая пропасть в отношениях. Я сказала ему, что да, действительно, пропасть была огромна: я всегда была взрослой, а он – на 100 лет моложе меня. Как-то мы поругались, я уж забыла почему, и он в гневе крикнул: “Да кто здесь представляет молодое поколение, в конце концов, я или ты?” Я засмеялась и сказала: “Ты молодое поколение, Эшколь”, – и мы сразу помирились, потому что это была правда…»
В их отношениях была и любовь, и страсть, это была большая человеческая удача для обоих.
Эшколь прекрасно понимал суть коммунистического режима в России. Он знал, чем чреваты ссоры с советскими лидерами. Коммунисты Советской России душили еврейскую культуру, многое сделали для того, чтобы эта культура умерла. Эшколь намеревался говорить с советским правительством о проблемах еврейского народа без надрыва и истерики, так, как он в жизни говорил с окружающими.
Эшколь, будучи хорошо осведомлен об СССР, тем не менее подчеркивал важность улучшения и углубления отношений с «оплотом социализма». Он любил повторять: «Свято место пусто не бывает».
Он всегда помнил о трех миллионах евреев, живших в этой стране, знал об их непростой жизни. В СССР жили его родные братья, их семьи, он беспокоился о них. Эшколь, наконец, любил русских поэтов.
– Мирьям Абрамовна, Эшколь сам писал свои речи?
– Обычно Эшколь всё писал сам. Иногда, если не хватало времени, подключались референты. В его окружении было совсем немного людей. Мы не держали в доме много прислуги, это было другое время. Были уборщица, шофер, охрана, и всё.
– А что он читал? Кто был его любимый писатель?
– Лермонтов. Да-да, чему вы удивляетесь? «Тамань», «Бэла», стихи… Он любил и некоторых наших писателей, но больше всех, повторяю, Лермонтова.
Однако попытки Эшколя и его представителей наладить контакты с правительством СССР трудно назвать успешными. Глава Моссада Меир Амит, летавший в Стокгольм на встречи с высшими офицерами КГБ, через много лет рассказывал, что ничего полезного эти встречи не дали: «Холодное внимание, вежливое общение – это всё, что можно сказать о наших контактах».
Примерно так же можно было охарактеризовать и дипломатическое общение. Мирьям Эшколь вспоминает, что многолетний советский посол в Тель-Авиве Чувахин был человеком высокомерным, жестким. Он был неприятен: всегда, даже в самую жуткую жару, ходил в костюме-«тройке» и производил впечатление настоящего чинуши, равнодушного надменного бюрократа. «Может быть, он и не был таким, просто действовал по инструкциям московского начальства, но впечатление производил резко отрицательное на всех. Его не любили, бедного», – вспоминала Мирьям Эшколь.
7 апреля 1967 года в крупном столкновении на сирийской границе самолеты израильских ВВС сбили шесть сирийских «Мигов». Два сирийских самолета были сбиты в бою в предместье Дамаска. После 7 апреля советские власти опубликовали в печати суровое осуждение Израиля. Напряженность на сирийско-израильской границе росла.
Несмотря на это, израильская военная разведка в те дни не считала, что в ближайшее время страну ждет война с Египтом или с какой-либо другой арабской страной. Незадолго до апрельского инцидента начальник отдела военной разведки Израиля Аарон Ярив утверждал, что тотальной войны в регионе не предвидится, так как Египет серьезно увяз в военном конфликте в Йемене. Начальник Генштаба Ицхак Рабин отмечал отсутствие единства среди арабов, выступающих против сионистского врага. Оба они на тот момент не считали войну реальностью.
11 мая СССР сообщил Египту заведомо ложные сведения о том, что израильтяне готовятся к широкомасштабной войне. В специальной депеше было сказано, что 13-я бригада ЦАХАЛ, укомплектованная тысячами солдат и сотнями танков, расположилась на северной границе, готовясь к свержению существующего политического режима в Сирии. В этой депеше всё было ложью.
Согласно одной из достоверных теорий, советское руководство было заинтересовано не столько в том, чтобы спровоцировать войну, сколько в сближении арабских стран с Египтом. В этом случае позиции СССР в арабском мире резко усиливались.
Насер демонстрировал своими действиями, что он предан договору о дружбе, обороне и взаимной помощи с Сирией, подписанному незадолго до этого. Армейские подразделения Египта в Синае были резко увеличены.
14 мая, в День независимости Израиля, премьер-министру Эшколю продолжали поступать сообщения о вводе Египтом дополнительных армейских частей в Синай. Параллельно поступило сообщение о выводе египетских войск из Йемена.
На следующий день начальник Генштаба генерал-лейтенант Ицхак Рабин доложил Эшколю, что всего в Синай вошли три египетские дивизии, которые заняли оборонительные позиции на севере полуострова. Эшколь разрешил Рабину 15 мая провести немедленную мобилизацию 5000 солдат-резервистов.
16 мая Эшколь впервые на заседании правительства доложил о ситуации, складывающейся на границе с Египтом. Египет продолжал наращивать военное присутствие в Синае, параллельно выводя войска из Йемена. За три дня число египетских солдат выросло с 25 до 80 тыс. человек. Танковые силы Египта выросли с 250 до 600 боевых машин. Сирия также увеличила свои войска, дислоцированные против израильских позиций, добавив к трем дивизиям еще две. В сирийской армии была введена боеготовность номер один.
17 мая израильский посол в США Авраам Харман встретился в Вашингтоне с заместителем госсекретаря Юджином Ростоу. Израильтянин получил заверения, что в случае конфликта еврейское государство «не останется в одиночестве». Ростоу попросил Израиль консультироваться с Вашингтоном, прежде чем решиться начать войну. «Египтяне передислоцируют войска на Синае внутри своей суверенной территории, поэтому превентивный удар вашей армии на данном этапе будет большой ошибкой», – сказал Ростоу израильскому послу.
По словам Мирьям Эшколь, у Ицхака Рабина в те дни произошел нервный срыв. На протяжении двух суток он находился дома, ни с кем не общаясь. Подтверждение этого факта содержится в книге воспоминаний начальника оперативного отдела Генштаба тех дней Эзера Вейцмана, будущего президента страны. Вейцман был амбициозен, смел, очень способен, хотя имел репутацию бесшабашного красавца-военного. Он писал, что у начальника Генштаба израильской армии, заядлого курильщика, в 20-х числах мая было зафиксировано никотинное отравление, с которым тот сумел справиться лишь через два дня. Всё это совпало с нервными перегрузками и огромной ответственностью. Он просто сорвался, Ицхак Рабин, не выдержав невероятных нагрузок тех дней.
Должен ли Израиль нанести превентивный удар по египетским войскам, и если да, то как построить эту атаку, чтобы она стала решающей? Такой вопрос стоял перед участниками совещания в канцелярии главы правительства Эшколя 25 мая вечером.
Главным участником, привлекшим всеобщее внимание, стал начальник Генштаба Ицхак Рабин: он вернулся к исполнению своих служебных обязанностей после более чем 30-часового отсутствия. На встрече присутствовали Ярив, Амит, Вейцман, референт Эшколя Исраэл Лиор и несколько других чиновников рангом ниже. Все ждали того, как поведет себя начальник Генштаба. Рабин, войдя в кабинет Эшколя, положил на стол премьера заявление об отставке. Он был военным и понимал, что должен отвечать за 30-часовую паузу в своей работе. Эшколь взглянул на бумагу и коротко сказал:
– Прекрати, Ицхак, никаких проблем с тобой ни у кого нет. Работай, как работал.
«Эшколь был умным, теплым, внимательным человеком», – написал Рабин через много лет в книге воспоминаний.
На заседании у премьера речь шла не об уязвимости начальника Генштаба, а об уязвимости Израиля.
В правительстве и в министерской комиссии по обороне выявились разногласия. Министры от Национально-религиозной партии МАФДАЛ, более чем умеренные, были категорически против нанесения Израилем превентивного удара. Они выдвинули требование пригласить на пост министра обороны Давида Бен-Гуриона.
Эшколь ответил:
– Я не включу в правительство человека и не выйду с ним на войну после того, как он назвал нас лжецами и аферистами.
Несколько слов о тогдашнем министре обороны, Моше Даяне.
В его личности сочетались многие противоречия. Он любил стихи и сам писал рассказы. Он не пропускал мимо ни одной женщины. Он обожал Страну Израиля и увлеченно занимался присвоением археологических находок, что в любом другом случае могло повлечь уголовное наказание. Даян обожал порядок и устав и одновременно… презирал законы своей страны. Однажды он публично сказал, что сожалеет… о рождении своих детей. Одноклассник Даяна вспоминал о нем так: «Моше был лгуном, невероятным гордецом, а считал себя мудрецом. Он был потрясающим хвастуном. И всё равно все очень ценили его». Мнения о нем высказывались противоположные. Поклонники называли его смелым, решительным, самостоятельно думающим. Такой человек, как Меир Амит, считал его настоящим лидером, всегда «поражающим цель», с невероятно развитыми инстинктами.
На совещании в канцелярии Эшколя обсуждалось возможное нападение арабов. Премьер-министру пояснили, что главная проблема состоит не в блокаде Тиранского пролива, а в концентрации сирийских и египетских войск на границе с Израилем.
– Эти войска реально угрожают существованию Израиля, – коротко сказал главе правительства начальник оперативного отдела Генштаба Эзер Вейцман. Эшколь молча слушал его.
– Чем больше мы выжидаем, тем более усиливается союз арабских стран и тем более возрастает опасность внезапной атаки на Израиль, – добавил Вейцман.
Представитель военной разведки сказал, что возможная атака арабов даст им инициативу и расстроит планы Генштаба, основанные на масштабном ударе израильских ВВС по аэродромам противника. Воздушный удар должен дать преимущество в воздухе, которое определит исход будущей войны.
По результатам совещания Эшколь отправил своему министру иностранных дел Эвену, находившемуся в Вашингтоне, срочную телеграмму. Эшколь просил Эвена объяснить президенту США Джонсону, что сейчас речь идет не об открытии проливов, а об угрозе существования страны.
Получив послания от Джонсона, Косыгина и де Голля, Эшколь согласился с мнением умеренных министров своего кабинета о двух- или трехнедельной отсрочке начала военных действий.
В третьем часу ночи 27 мая 1967 года в лобби тель-авивской гостиницы «Дан» вошла группа мужчин. Охранники главы правительства узнали посла СССР Дмитрия Чувахина. Был вызван помощник Эшколя по политическим вопросам Исраэл Лиор, которого Чувахин убедил разбудить премьер-министра и встретиться с ним.
– Это дело так срочно? – спросил Лиор.
– Очень срочно. Неотложно, – сказал Чувахин.
– Я смогу вам ответить через 15 минут, – сказал Лиор.
Он дозвонился в номер премьера достаточно быстро и сообщил о визитерах.
– Так прямо всё и горит? – сказал Эшколь. – Ладно, пускайте его.
Мирьям Эшколь тогда заметила, что это безобразие – все эти ночные послания и визиты.
– Это очень важный разговор, – сказал Эшколь.
– Я останусь в халате, а ты будешь в пижаме, – ответила на это Мирьям со свойственной молодости категоричностью. Эшколь всё же сменил пижамные штаны на брюки. Вместе с пижамной курткой его одежда смотрелась достаточно солидно.
В 2 часа 25 минут Дмитрий Чувахин находился на последнем этаже-«люкс» гостиницы «Дан» в номере с замечательным видом на Средиземное море. Посол передал Эшколю послание главы правительства СССР Алексея Косыгина.
«Мы надеемся, что после того как вы, господин премьер-министр, тщательнейшим образом взвесите сложившуюся ситуацию, то поймете ту огромную ответственность, которая ляжет на сторону, начавшую военные действия. Мы верим, что Израиль не будет страной, которая начнет военные действия на Ближнем Востоке», – писал Косыгин.
Рядом с Чувахиным, как всегда одетым в безукоризненную «тройку», находился его помощник. Гости выглядели неприветливо и настороженно. По словам Мирьям Эшколь, только ее муж держался спокойно, как всегда. Но было очевидно, что происходит чрезвычайно важный для Израиля разговор.
Чувахин говорил по-русски, Эшколь – на иврите. Помощник Чувахина сидел возле своего патрона, слушал беседу и что-то быстро писал в блокноте. Иногда Эшколь, хорошо говоривший по-русски, отвечал Чувахину на родном для посла языке. В комнате было много народа.
– Мы их ничем не угощали – какое может быть угощение в середине ночи таким неприятным людям? До Чувахина русским послом был Бодров, милейший, воспитанный человек, но они его сменили: зачем им приличные люди в послах? – заметила Мирьям Эшколь риторически.
– Вы готовитесь к войне, господин Эшколь, – утвердительно сказал Чувахин. – Вы мобилизовали резервные силы и сконцентрировали их на севере и юге страны.
– Мы не готовимся к войне, господин посол, Египет и Сирия готовятся к войне, – ответил Эшколь.
– Нет, наша информация верна: вы на пути к войне, и мы требуем от вас не начинать необдуманных военных действий, – сказал Чувахин.
– Я приглашаю вас, господин посол, съездить со мной сейчас на нашу северную границу, чтобы вы убедились в своей неправоте.
– Я никуда с вами не поеду. Демобилизуйте армию, господин Эшколь, и сделайте это немедленно, – сказал Чувахин. Эшколь посмотрел на него мрачно и промолчал.
Эшколь предложил Советскому Союзу принять предложение де Голля, согласно которому сверхдержавы должны оказать дипломатическое давление на арабские страны с целью предотвратить войну в регионе. Чувахин отказался это обсуждать.
С нескрываемым сарказмом Эшколь заметил советскому послу:
– Несмотря на то что мы не являемся такой развитой страной с демократическими традициями, как Сирия, не кажется ли вам, господин Чувахин, что правительству СССР стоило прислать сюда специального посланника, чтобы он выслушал и нашу точку зрения на конфликт? Может быть, стоило бы пригласить израильского премьера в Москву?
Посол не ответил, показывая своим видом, что не уполномочен это обсуждать.
Во время той ночной беседы посол СССР четыре раза спросил Эшколя: «Готовы ли вы дать гарантии, что Израиль не начнет войны?»
Эшколь ответил напористому Чувахину, что «поведение Египта означает только то, что первые выстрелы в войне уже сделаны именно арабами».
Чувахин производил впечатление человека, который не верит словам собеседника. От этого он мрачнел и раздражался. Эшколь был с ним терпелив, как с больным.
По словам Мирьям Эшколь, встреча длилась часа полтора, всё закончилось около четырех утра. Уходящий посол выглядел растерянным и подавленным. Нельзя было сказать, что Эшколь и Чувахин расстались друзьями.
В период израильской отсрочки президент Насер и иорданский король Хусейн заключили договор о дружбе и взаимопомощи. Леви Эшколь предполагал, что в этот отрезок времени надо предоставить арену действий Америке, которая совместно с другими странами может снять блокаду пролива и ликвидировать скопление египетских войск в Синае дипломатическим путем. Генерал-лейтенант Ицхак Рабин возражал: по окончании отсрочки Израиль окажется в худшей политической и оборонной ситуации. Однако все министры кабинета, за исключением одного, поддержали Эшколя.
28 мая Эшколь вместе с министром труда Игалем Алоном встретился с высшими офицерами Генштаба в бункере главного командования. Эшколь рассказал собравшимся о развитии событий в районе и объяснил причины отсрочки военных действий.
С того момента, как египтяне перекрыли Тиранский пролив, разведка Генштаба не прекращала сообщать о предстоящей атаке египтян на Израиль. По информации разведчиков, атака будет направлена на Димонский ядерный реактор, порты и аэродромы Израиля. Египтяне намеревались нанести ракетный, газовый удары и даже взорвать несколько атомных зарядов, изготовленных примитивным способом. По оценкам аналитиков, Сирия и Иордания должны будут присоединиться к войне, а американцы вмешиваться в происходящее не будут. ЦАХАЛ разработал оперативные планы. Армия ждала только «зеленого света» от правительства, чтобы начать действовать.
Эшколь сообщил генералам, что ждать необходимо неопределенное время. Реакция военных на слова главы правительства была немедленной и резкой. Шесть выступавших в прениях генералов выразили разочарование действиями правительства. Некоторые из военачальников заявили, что правительство своими решениями демонстрирует слабость и беспомощность.
«Если Израиль намеревается существовать, он не может рассчитывать на то, что его защитят другие», – сказал начальник разведки Аарон Ярив.
Жестче всех говорил командующий армией Ариэль Шарон.
– Мы в состоянии сокрушить египетскую армию. Уступив сегодня, мы поставим под вопрос наше будущее, будем дороже платить за него потом... Народ психологически готов к справедливой войне. Этот же народ понимает, что за всё надо платить и необходимо бороться за будущее. Проблема для нас не в Египте, проблема – в нас самих. Проблема – в существовании Израиля».
В конце мая 1967 года Страна Израиля не жила своей обычной жизнью. Радиопередачи и газеты (своего телевидения еще не было, владельцы телеприемников ограничивались приемом иорданских передач) сообщали о предвоенной суете в соседних странах. Арабская улица, возбужденная как никогда, кричала, пела и плясала в честь предстоящей окончательной победы над Израилем. Всё это умело режиссировалось арабами. «Наша основная цель – уничтожение Израиля», – заявил в публичном выступлении Гамаль Абдель Насер. Его слова были встречены восторженным ревом каирской толпы.
В Израиле принимались меры по организации тыла. В больницах были приготовлены 14 тыс. мест для раненых, закуплены лекарства для пораженных в газовых атаках, которые ожидались в предстоящей войне. Были приготовлены 10 тыс. могил…
Радовало поведение еврейского народа в диаспоре. В трудный час Израиль не остался в одиночестве. Тысячи евреев прибывали в страну для добровольческой помощи. Люди жертвовали все свои сбережения на армию, оборону, на медицинские и другие службы. Огромные демонстрации поддержки Израилю прошли в Лондоне и Нью-Йорке. Во Франции еврейские семьи продавали реликвии, произведения искусства, чтобы помочь Израилю. Сотнями прибывали в страну и волонтеры-неевреи. Христианские и светские нееврейские организации создали фонды поддержки. В подарок Израилю из Германии поступили 20 тыс. противогазов: посылка, которую можно было определить как символическую... И всё это – поддержка, подарки, волонтеры – усиливало ощущение грядущей катастрофы в стране.
31 мая в Вашингтон, по просьбе Эшколя, отправился директор Моссада Меир Амит. Он должен был выяснить точку зрения американской администрации. Этот 44-летний генерал вылетел в Штаты обычным рейсом под чужим именем. Амит, которого хорошо знали в Вашингтоне, встретился и провел беседы с руководителями ЦРУ и с министром обороны США Робертом Макнамарой.
– Если у вас начнется война, сколько времени она продлится? – спросил Макнамара.
– Мы закончим всё в два дня, – ответил Амит. Он был жестким человеком.
– Сколько потерь в живой силе Израиль сможет вынести?
– Мы потеряем много людей, но всё равно это будет меньше, чем в войне за независимость 1948 года, – сказал Амит.
В конце разговора он заметил полувопросительно:
– Я возвращаюсь домой с рекомендациями о начале войны?..
– Вы говорили громко и внятно, сэр, – заявил Макнамара, – вы нам очень помогли.
Амит отметил в отчете, что президент Джонсон дважды звонил министру обороны во время беседы и был осведомлен о мельчайших ее подробностях. Из всего этого глава Моссада сделал вывод, что американская администрация в лице президента и министра обороны не возражает против начала войны Израилем.
4 июня было проведено несколько совещаний кабинета, а также министерской комиссии по делам обороны. Они завершились принятием судьбоносного и бесповоротного решения.
Выступивший первым глава военной разведки генерал Аарон Ярив представил министрам подробную картину дислокации иорданских, иракских и египетских войск. Он подчеркнул, что Египет сосредоточил 200 танков в атакующем построении против города Эйлат. Кабинет министров выслушал его в полном молчании.
К этой картине добавил красок Моше Даян, сказав, что необходимо немедленно начать военную операцию и лишь после ее завершения приступить к переговорам. «Таков единственно возможный порядок наших действий», – сказал министр обороны.
На этот раз в правительстве возобладало единство. Все – и ястребы, и голуби – в кабинете министров Эшколя согласились с мнением военных о том, что промедление смертельно опасно для страны.
На своем заседании, продолжавшемся 7(!) часов, правительство решило «осуществить воинскую операцию, которая должна привести к уничтожению агрессивного, сжимающегося кольца арабских сил вокруг Израиля и предотвратить надвигающееся нападение объединенных арабских армий».
Это решение поддержали 18 министров. Лишь двое членов кабинета воздержались от голосования. Один из них процитировал Бен-Гуриона: «Никогда Израиль не выйдет на войну без союзников».
– Пусть Бен-Гурион пойдет и найдет нам союзников, но я не уверен, что мы к тому времени будем живы, – резко прервал скептика Даян.
Общие настроения выразил Игаль Алон, произнесший на том заседании фразу: «Пусть нас осудят, но мы выживем».
Итак, период выжидания закончился. Невероятные по напряжению попытки Израиля убедить ООН, США, СССР, Францию, Великобританию повлиять на арабов, снять морскую блокаду и предотвратить войну завершились. Решение было принято, Израиль решил действовать самостоятельно. Весь день 4 июня прошел в напряженной подготовке в армии и других государственных структурах. По словам участников событий, в этот день у большинства руководителей страны наблюдалось облегчение. Тревога – и облегчение одновременно.
Атака должна была начаться в понедельник, 5 июня 1967 года, ранним утром.
Окончание следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru