[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2004 КИСЛЕВ 5765 – 12 (152)
Статус еврейских общин в Османской империи
Ирма Фадеева
Продолжение. Начало в № 11
Вид Стамбула с башней
Галата. XVII в.
Как уже говорилось, пестрый этно-религиозный состав османского населения, разнонаправленность интересов этнических групп не могли не порождать внутренних конфликтов, в которых османское государство выступало не только в качестве арбитра, но и как сторона, активно участвовавшая в выработке правил торговли и ремесленного производства. Для успешного ведения дел немусульманам подчас приходилось эти правила обходить. Что делалось не без ловкости. Чиновники нередко прибегали к принудительным поставкам и работам – прежде всего в связи с военными действиями. Характер османской экономики в значительной мере определялся тем обстоятельством, что в течение нескольких столетий империя существовала за счет дани и налогов с населения покоренных земель, а также за счет набегов, за счет грабежей новых территорий. Существенным отличием мусульманского государства и в прошлом, и в настоящем было и остается непосредственное вмешательство центральной власти в экономическую жизнь путем издания законов и постоянного, даже мелочного, контроля, что, конечно, не способствует развитию и процветанию экономики.
Стамбул. Айа-София. Гравюра XVII в.
Тем не менее для необходимой османским властям хозяйственной деятельности приходилось предоставлять отдельным производителям, нередко одной этнической группы, особые привилегии и монопольное право на поставку сырья, а также гарантированные регуляторы сбыта. Например, монопольное право на закупку шерсти евреи Салоник получили потому, что все производство в этом городе предназначалось для столицы, всегда имевшей на Востоке не только особый политический, но еще и экономический статус. Подобная хозяйственная специфика, даже при наличии больших капиталов, не способствовала становлению общегосударственного рынка, зачатки которого формировались в XVII– XVIII веках в ряде европейских стран.
Но даже в условиях жесткого административного регулирования в немусульманских общинах, еврейской тоже, происходило накопление торгово-ростовщического капитала, источником которого были сфера обмена, система откупов, ростовщичество – все то, чем турки не занимались. Коран запрещает взимать ссудный процент. К торговле и финансовым операциям долгое время турки относились как к занятиям низменным: «А с торговцами-шакалами, – утверждал турецкий автор XVII века Кочибей Гёмюрджинский, – никакого дела не сделаешь». Конкуренция в этих презираемых турками сферах деятельности, однако, была жесточайшая. И была одной из основных причин многовековой напряженности и конфликтов армян, греков и других христианских народов с евреями, поскольку последние имели в этих занятиях немалый опыт и сноровку.
Занавес для Ковчега завета.
Шерсть, шелковая вышивка. XVII в.
Как уже говорилось, в силу религиозных запретов немусульмане в мусульманском государстве, за некоторыми упомянутыми исключениями, были отстранены от государственных и военных дел. Но ограничения эти имели и оборотную для них сторону. Во-первых, турки массами гибли в бесконечных войнах, их численность постепенно, но неуклонно сокращалась, тогда как численность немусульман, в особенности христиан, возрастала. Во-вторых, немусульмане свободно могли действовать там, где турки традиционно отсутствовали: в навигации, торговле, финансовых операциях… В этих-то сферах они достигали настоящих высот. На сей феномен обратил внимание Макс Вебер в своей известной работе «Протестантская этика и дух капитализма»: «Национальные и религиозные меньшинства, противостоящие в качестве «подчиненных» какой-либо другой «господствующей» группе, обычно – именно потому (курсив М. Вебера. – И.Ф.), что они добровольно или вынужденно отказываются от политического влияния и политической деятельности, – концентрируют все свои усилия в сфере предпринимательства. Этим путем наиболее одаренные их представители стремятся реализовать свои способности, которые не находят применения на государственной службе. Так обстояло дело с поляками в России и Восточной Пруссии, где они, несомненно, шли путем экономического прогресса (в отличие от влиятельных поляков Галиции). То же демонстрировали гугеноты во Франции Людовика XIV, нонконформисты и квакеры в Англии и – last but not least[1] – евреи на протяжении двух тысячелетий». Но все же далее, на примере католиков, которые даже в качестве преследуемого меньшинства в Англии и Голландии не обнаруживали склонности к предпринимательской деятельности, Вебер указывает, что причину столь различного поведения представителей разных вероисповеданий следует искать не столько во внешнем историко-политическом положении меньшинств, сколько в устойчивом внутреннем своеобразии каждой конфессии.
Раввин Цви из Буды (османский период, последняя треть XVII в.)
Каков же критерий для оценки отношений мусульманских и немусульманских этносов Османской империи? Однозначно эти отношения определить трудно. Они менялись в разные исторические эпохи. С одной стороны, имел значение статус каждой этнической группы в государстве, с другой – степень ее экономического процветания или бедности.
Эти отношения зависели также от уровня благосостояния господствующего слоя господствующего этноса. С XVIII века заметно возрастает влияние западных держав во внешней и внутренней политике Порты в связи с ее военными поражениями, экономической слабостью и постепенным процессом политического упадка. Появились и все больше крепли тенденции к покровительству западноевропейских держав и России наиболее близкой им той или иной этно-религиозной группе. Все эти составляющие действовали и в XIX веке, и в начале века XX – вплоть до распада империи.
Культовые предметы евреев Османской империи.
Музей еврейских общин в Турции в Стамбуле.
В начальный период существования османского государства отношения между немусульманскими этносами и господствующим мусульманским слоем были в прямой зависимости от вполне очевидной вещи: чем больше процветал во времена успешных завоеваний этот слой, тем лучше складывались его отношения с другими этносами. В первые столетия существования империи турки руководствовались идеей патернализма, который не чужд исламу ханифитского толка, господствовавшего в их государстве. Подчиненные этносы должны были довольствоваться великодушием победителей. Упадок империи непосредственно затронул правящий слой, состоявший, главным образом, из турок или перешедших в ислам нетурок.
Отношения этого слоя с другими этносами менялись. Возраставшее в эпоху упадка империи благосостояние «неверных», в основном христиан, раздражало мусульман, усиливало напряженность и нетерпимость в османском обществе. Впрочем, это общая закономерность, она имела место не только в мусульманских странах. Во всех иных инородцам тоже никогда не прощали и не прощают по сей день их благосостояния, возникшего на фоне упадка титульных наций. Поэтому сентенция греческого историка Стефана Иерасимоса, имеющая в виду положение османских христиан, прежде всего греков, истолковывается значительно шире: «Когда мусульманин, – говорит он, – не может более противопоставить “неверному” собственное процветание или превосходство образа жизни, он ему противопоставляет озлобленно гипертрофированную религиозность, каждодневно склерозируемую и ханжескую». Там, где хозяевами положения оказывались христиане, они вели себя не лучше. Но что бы ни предпринимали господствующие этносы, все империи древности и Средневековья, созданные силой оружия, были обречены на распад. Даже в апогее могущества османские государственные структуры выглядели архаичными при сопоставлении со структурами ряда западноевропейских государств, где уже набирали силу процессы модернизации. Пытаясь как-то объединить огромные пространства, населенные народами разных цивилизаций, культур, религий, турки подчинили все эти этносы единой централизованной бюрократической системе, которая слабела по мере исчерпания ресурсов, полученных в ходе завоеваний. После открытия Америки и морского пути в Индию страны Запада, консолидировавшиеся на принципах национального государства, эксплуатировали и грабили недавно освоенные огромные колониальные территории. Прямым следствием этих двух столь различных процессов в Европе и Османской империи, заметно обозначившихся в конце XVII–XVIII веков, стало смещение главных осей восточной торговли к океанам, а в результате – постепенное, но неуклонное обеднение Средиземноморья и Ближнего Востока. И хотя в XVII веке правящие турецко-мусульманские группы уже имели развитые собственные торговые секторы экономики, они были вскоре задавлены двумя грозными противниками. Османская бюрократия безжалостно и безрассудно взимала вперед и в свою пользу всю прибавочную стоимость, ни в малейшей степени не заботясь о прибыли или инвестициях. То есть, по сути, воспроизводила традиции грабежа, с которого и начиналась империя. Конечно, в таких условиях ни арабские, ни турецкие, ни османские торговцы-немусульмане не могли выдержать конкуренции защищенных капитуляциями и собственными экстерриториальными законами европейцев. Поэтому немусульманам империи не оставалось ничего иного, как наперегонки добиваться покровительства, а позднее и подданства европейских держав. Отсюда берет начало слой компрадоров, с которыми впоследствии ожесточенно боролись турецкие националисты.
Стамбул. Вид на мечеть Сулеймана I. Гравюра XVIII в.
Наряду с торговыми слоями, чье положение в империи не было прочным, существовала мощная прослойка османской бюрократии, включавшая крупных сановников центральной администрации (великий везир, военачальники армии и флота, главы важнейших служб столицы, высшие религиозные иерархи). В эту прослойку входили и первые должностные лица дворца, пользовавшиеся огромными доходами, которые давало их положение, хотя источники доходов не всегда были дозволенными. Имевшие великолепные дома и ставшие первоочередными потребителями импортируемой и местной продукции, они в какой-то мере стимулировали торговлю – главным образом, предметами роскоши.
Существовало и среднее звено администрации. Его составлял довольно стабильный класс чиновников, в большинстве своем турок. Некоторые должности занимали и представители других национальностей: драгоманы (переводчики) были в основном греками, придворные медики – чаще всего евреями, сборщиками налогов и таможенных пошлин служили и евреи, и христиане (либо их подставные лица). Все эти категории османской бюрократии определяли спрос на предметы роскоши: еврейская богатая прослойка тоже входила в число потребителей изделий такого рода. Этно-религиозные меньшинства, евреи в том числе, играли роль главных посредников при контактах европейцев с высокопоставленными османскими чиновниками. Эти контакты приобретали тем большее значение, чем скорее турки теряли позиции в мировой торговле.
Костюмы оттоманских вельмож: великий везир; каймакам-паша – заместитель великого везира; хаджегян – высокопоставленный чиновник Порты;
реис-эфенди – «начальник секретарей», пост аналогичный посту министра иностранных дел.
Одной из наиболее активных торговых держав была Англия. В ее средиземноморской торговле в середине XVII века важное место занимал итальянский порт Ливорно. Мореплавание и торговля в значительной мере поддерживались участием многих евреев, которые были связаны со своими единоверцами в Стамбуле, в других крупных османских городах и с торговцами городов Западного Средиземноморья.
Ослабление военной мощи турок, ощутимое со второй половины XVII века, повлекло за собой падение престижа имперского правительства, дальнейший рост коррупции во всех звеньях администрации и, как следствие, – тяжелый, затяжной финансовый кризис. В таких условиях началась упорная борьба европейских держав за влияние на великого везира, значение которого особенно возросло в эпоху правления череды безвольных, мало пригодных к государственной деятельности султанов XVII–XVIII столетий. Падали доходы центра, в том числе и от внешней торговли, падали доходы провинций. Каждой провинции теперь все больше приходилось рассчитывать на собственные силы, поскольку денежные ресурсы империи постепенно таяли.
Вид Стамбула и его мечетей. Неизвестный художник. XVII в.
2. Новое время
Обретя большую, чем прежде, экономическую и военную мощь, европейские державы навязали Порте принцип защиты прав христианского населения. Россия отстаивала права народов православного вероисповедания. Именно этот принцип обосновывал все ее войны XVIII–XIX столетий, в которых турки теряли одну территорию за другой. Что касается еврейского населения, всем чуждого, то его положением ни в малейшей степени не была озабочена ни одна европейская держава. Правда, в самой Европе после Великой французской революции 1789 года различные категории населения, ранее бесправные, в том числе евреи, преодолевая многочисленные препоны, постепенно все же добивались формального равенства перед законом с другими гражданами.
Амадео Прециоси. Раввин и вдова на стамбульском кладбище. Цветная литография.
Историк О.Л. Вайнштейн, работавший в Национальном архиве Парижа, изучавший там французскую прессу революционных лет, нашел документы, свидетельствовавшие о сочувствии турецких евреев французской революции, которая «дала права гражданства их братьям». Однако подобным сведениям в революционных кругах левантийских торговых компаний особого значения не придавали. В Париже опасались любых осложнений в отношениях с Портой. Османская империя продавала Франции хлеб и тем побуждала французские власти к осторожности. В противном случае страна могла лишиться хлеба. Порта, в свою очередь, хотя и не симпатизировала революционным событиям в Европе, тоже воздерживалась от враждебных действий по отношению к Франции.
Оттоманский шерстяной настенный ковер с шелковой вышивкой. XVII в.
Австрийский драгоман пришел к реису-эфенди Мустафе Решиду, будущему великому везиру, инициатору известных танзиматских реформ, с жалобой на французов, устраивавших в кварталах Пера шумные республиканские демонстрации. Жалобу он закончил словами: «Помилосердствуйте, эфенди, прикажите им хотя бы снять с голов эти их кокарды…» Решид с присущим османским чиновникам бесстрастием ответил: «Эх, друг мой, сколько раз мы вам объясняли: Османская империя – государство мусульманское. У нас на всякие значки не обращают внимания. Купцов дружественных держав мы считаем гостями. Что они хотят, то и надевают на голову; какие хотят, такие значки и цепляют. Если они наденут себе на голову корзину для винограда, то и тогда Порта не обязана спрашивать, зачем надели. Зря вы сами себя беспокоите…»
В османских документах есть сведения о том, что, хотя идеи французской революции и отголоски ее событий докатились до Стамбула, философская мысль, породившая эту революцию и революционные движения в других странах, подавляющему большинству населения Османской империи не была известна. Лишь небольшая часть богатых аристократов Молдавии и Валахии, зажиточных фанариотов (стамбульских греков из квартала Фанар), вступавших в контакты с иностранцами, другие христиане и евреи, знавшие французский язык, греческие судовладельцы и моряки, поддерживавшие торговые связи с Европой, и, наконец, мусульманские чиновники, находившиеся в деловых отношениях с иностранцами и фанариотами, имели кое-какое представление об идеях Великой французской революции. Основная же часть жителей империи, как мусульмане, так и немусульмане, вообще была мало осведомлена о каких-либо европейских делах. Многие жители Стамбула ничего не знали даже о том, что происходило на Бейоглу, во французском посольстве, где сторонники революции, прослышав о взятии Бастилии, нацепили трехцветные кокарды, столь раздражавшие австрийского драгомана, и открыто выражали свою радость.
Под угрозой упадка империи, а вовсе не под влиянием французских революционных идей наиболее просвещенные и ответственные османские чиновники, пользуясь поддержкой султанов, в XIX веке провели реформы, прежде всего в военной сфере, а потом в сферах законодательства и образования, в государственных структурах. Модернизация мусульманского государства, по сути теократии, оказалась невероятно сложным делом и растянулась на многие десятилетия. В итоге империя развалилась. Реформаторы встречали мощное сопротивление в обществе. Немусульмане (за исключением евреев), стремились к полной независимости. В этом их поддерживали европейские державы, особенно Россия, не только дипломатическим путем, но и силой оружия добившаяся освобождения Греции и балканских славян.
«Стамбульский еврей». Гравюра с картины Ж.Б. Ванмура.
1714 год.
Подавляющая часть османских чиновников не хотела никаких реформ и тайно их саботировала. Мусульманскому духовенству и массам мусульманского населения реформы представлялись отступлением от ислама, предательством, разрушением основ их религии и бытия. Султана-реформатора Махмуда II (1808–1839), сына креолки с острова Мартиника, мусульманские подданные называли гяуром и, конечно, могли бы убить, если бы династия Османов, к которой он принадлежал, не была для них священной.
Османским государственным деятелям в первой половине XIX века вопрос о равенстве христиан и евреев с мусульманами не казался главным, но он был связан с реформированием государственных учреждений; к тому же при постоянном и настойчивом вмешательстве европейских держав в дела Порты этот вопрос становился частью османской официальной политики.
Новым в сложившейся многовековой практике служебных отношений стало строгое предписание относительно оплаты расходов служебных лиц, их содержания во время разъездов по стране, которые некогда возлагались на немусульманское население. «Все официальные лица, – говорилось в фермане Махмуда II, – кем бы они ни были: везиры, мирмираны[2] и т. д., имеющие надобность в поездках по империи, покупают необходимые им съестные припасы на собственные деньги, а бедные не должны снабжать их даром». Заканчивался ферман обращением к властям любого ранга с требованием, чтобы «все подданные султана – и мусульмане, и реайя – были избавлены от притеснений и обид, укоренившихся в административной практике, что во все времена противоречило священным мусульманским законам и что противно личной воле султана».
В январе 1834 года был опубликован другой указ, запрещавший произвольные поборы в судах и налоги сверх сумм, установленных законом, ограничивавший средства на содержание чиновников, эмиссаров правительства.
Беспрецедентным, с точки зрения мусульман, был неожиданный поступок султана. В первый день мусульманского праздника рамазан он пригласил к себе константинопольского патриарха, главного раввина и двух армянских патриархов (католического и армяно-григорианского) и вручил им украшенные бриллиантами почетные ордена. «Этот поступок, – сообщал российский посол в Стамбуле А.П. Бутенев, – вызвал всеобщее удивление… Он служит доказательством намерений султана следовать системе терпимости и равенства ко всем своим подданным».
Дворец богатого паши. Гравюра с картины XVIII в.
Махмуду II приписываются слова: «Среди моих подданных я различаю мусульман в мечети, христиан в церкви, евреев в синагоге, но, помимо того, никоим образом я их не дифференцирую. Мое отношение к ним, мое чувство справедливости ко всем равно сильно и все они поистине мои дети».
Гюльханейский указ (хатт-и-шериф) от 3 ноября 1839 года был оглашен в присутствии султана Абдул Меджида I (1839–1861). Он предоставлял немусульманам гарантии жизни, чести, имущества, которые прежде даже не декларировались. Воплотить в жизнь столь радикальные для мусульманского государства установления оказалось тогда нереальной задачей, поскольку они самым чувствительным образом затрагивали религиозные традиции мусульман. До разделения светских и религиозных начал в государстве было еще далеко. И все же именно этот указ, несмотря на преамбулу, утверждавшую верность вековечным устоям ислама, нанес им удар. Принципы Гюльханейского указа были подтверждены и развиты в хатт-и-хумаюне 1856 года.
Основой его была декларация веротерпимости: «Моя Высокая Порта примет энергические меры, чтобы обеспечить каждой религии, каково бы ни было число ее последователей, полную свободу проявления.
Всякое отличие или наименование, имеющее целью унизить одну часть моих подданных перед другими вследствие их веры, языка или племени будет навсегда устранено из всех административных документов. Законы будут строго карать за обычай употребления как частными лицами, так и властями всех рангов наименований поносных и оскорбительных.
Никто не должен быть стесняем в отправлении своих религиозных обрядов, никто не должен подвергаться преследованиям за свое вероисповедание, никто не будет принуждаем к перемене своей религии.
Поскольку назначение и выбор чиновников, а также прочих должностных лиц империи непосредственно зависят от нашей высочайшей воли, мы постановляем, что все подданные нашей империи, без национальных различий, будут допущены к отправлению публичных должностей – в зависимости от их способностей и заслуг и в соответствии с правилами, ко всем в равной степени применяемыми.
Все подданные моей империи без всякого различия будут допущены в гражданские и военные правительственные школы, если будут соответствовать условиям возраста и вступительных экзаменов, определенным в регламентах сих школ.
Сверх того, каждой общине разрешается учреждать собственные школы наук, искусств и промышленности, а способ преподавания и выбор учителей для этих школ подлежат контролю смешанного совета народного просвещения, члены которого будут назначены нашей высочайшей властью».
Как уже говорилось, далеко не все декларации высочайших указов нашли реальное воплощение.
Турки так и не решились вооружить христиан. Создание отдельных военных подразделений по этно-религиозному признаку было для них делом самоубийственным, а служить под началом командиров-мусульман христиане не хотели. Евреи предпочитали откупаться от службы в османской армии, благо это допускалось законом.
Окончание следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru
[1] В последнюю очередь, но не в меньшей степени (англ.).
[2] Двухбунчужный паша, управитель небольшого города. В мирное время командовал гарнизоном города, во время войны подчинялся трехбунчужному паше – везиру.