[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2014 ШВАТ 5774 – 2(262)
Дневник Редактора
Два раза в неделю я приходил в старый одесский дом в Краснофлотском переулке. Там, в двух минутах от Дюка, в своей квартире хозяин разместил еврейскую публичную библиотеку. В 1989 году все было, конечно, бо´льшим, чем называлось. И еврейская библиотека являлась одним из центров жизни.
В тот раз мой собеседник был взволнован больше обычного. Но вместо очередной книги из израильской посылки он дал мне сложенный вдвое лист почти слепой копии газетной статьи.
Имя автора я знал. У нас дома были все книги еврейской тематики, изданные в СССР. И рядышком с моими любимыми — «Лямом и Петриком» Квитко и «Зелменянами» Кульбака, зачитанными в детстве, — свое почетное место занимали «Свечи на ветру» Григория Кановича. Я, признаться, был уверен, что и последняя книга переведена с идиша. И вообще, автору еврейской прозы полагалось жить лет пятьдесят назад...
Но вот это эссе, так взволновавшее моего визави в Краснофлотском. «Еврейская ромашка». Того самого Кановича, — оказывается, не только живого, но и более чем злободневного. Ехать — не ехать. Общееврейский вопрос.
«...После некоторого размышления я пришел к выводу, что правильней было бы, пожалуй, поставить его так:
— Можно ли оставаться?»
Так ко мне вернулся Канович. Конечно, мне и в голову не могло прийти, что через двадцать лет мы подружимся, что мне выпадет честь готовить к изданию два новых его романа и, как это всегда у меня бывает, именно они станут любимыми.
Без них не понять, почему, словно ангелом Б-жьим выведенный из огненной печи, Гирш-Янкл, еврейский мальчик из литовской Йонавы, всю жизнь продолжает разговор со своей бабушкой Рохой и ее — таким домашним — Готеню.
Яков Семенович (так его зовут по паспорту) рассказал мне дивную историю. Как бабушка мотивировала его ходить вместе с нею в синагогу, за каждый визит платя десять центов. Расплатившись, она тяжело вздыхала и потрясала кулачком в сторону Небес: «Ты разоришь меня, бандит!» И немедленно объясняла внуку: «Это я тебя имею в виду!»
В этой байке все творчество Кановича. Мягкий, типично «литвишер» юмор, только подчеркивающий всю бездонность бездны, поглотившей «бабушку Роху-самурая с дедом Довидом, домовладельца Эфраима Каплера с пекарем Хаимом-Гершоном Файном, доктора Ицхака Блюменфельда с раввином Элиэзером, гробовщика Хацкеля Бермана с ломовым извозчиком Пинхасом Шварцманом, сотни с сотнями, тысячи с тысячами. Одно стертое с лица земли еврейское местечко переговаривается с другим».
Григорий Канович — еврейский писатель.
Нет, не так, Григорий Канович — литовский писатель.
Не то. Григорий Канович — советский писатель.
Нет уж. Григорий Канович — израильский писатель.
Тоже нет.
Всё так — вместе, и не так — по отдельности.
Канович — связь времен. Он помнит Литву досоветскую, советскую и постсоветскую. Он вырос с ее евреями, он застал их уход в бездну. Они не персонажи его, они — его родные. Он сам один из них. Сохранившийся, чтобы свидетельствовать. Он протягивает им «руку» и возвращает им «имя». Его книги — гигантский «свидетельский лист».
Как истинный литвак, он в своей «Ромашке» не дал готового ответа. Поэтому и сейчас, через двадцать пять лет, так актуальны размышления, заключающие это легендарное эссе. Поздравляя Якова Семеновича с восьмидесятипятилетием, можно пожелать всем нам прислушаться к этим словам сейчас:
«В последнее время каждый встречный и поперечный в патриотическом раже повторяет: “Ам Исраэль хай!” — “Народ Израиля жив!” Польстить народу всегда легче, чем ему служить и его защищать. А защитить этот ам Исраэль можно только одним способом — став им.
Иначе — и я не вижу в том никакого парадокса — не стоит ни уезжать, ни оставаться».
Борух Горин
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.