[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2014 ТЕВЕТ 5774 – 1(261)
читали?
Семен Парижский. Дилемма для Альхаризи
2013.12
Критик и блоха
Переводчик и критик находятся в разных весовых категориях. Первый может потратить четверть века на перевод одной из труднейших книг средневековой еврейской литературы, а второй — час-два, чтобы перечеркнуть сделанную работу.
Огульно утверждая, что «во многих местах переводчик все-таки упростил себе жизнь и “срезал углы”», критик, за исключением одной-единственной строчки, вообще не счел нужным процитировать хотя бы один фрагмент перевода, что является нонсенсом для любой рецензии. Но сосредоточимся на его пяти замечаниях.
1.«...Авторское вступление и первая макама построены на персонификации языка иврит в качестве “падшей” женщины, которую автор “спасает” и с которой сочетается своего рода мистическим браком. В переводе весь этот аллегорический сюжет разваливается из-за того, что переводчик использует слово “язык” в мужском роде».
Критик то ли пропустил с. 49–50, то ли сделал вид, что их просто нет. А там-то и говорится о «падшей» и о «браке».
«Ее спросил я:
— Где ты живешь и чья ты дочь? /
— Меня прогнали люди прочь, / — ответила она. — Я сирота, хоть и жив мой отец. / Он носил меня прежде, как царский венец, / а теперь я у всех под ногами лежу. / Я — священная Речь. Ты во мне не признал госпожу? /
<...> Упал я на колени и Создателя / благодарил, что мне решил Он дать ее. / Я перлы Псалмов в ее уши продел, / стихов ожерелье на шею надел / и с нею перед Б-гом обручился. / Тогда-то к нам Язык и возвратился».
И после этого кто-то скажет, что аллегорический сюжет развалился и нет ни «спасения падшей», ни «брака»?!
2. Так же, как критику не понравилось, что «язык» мужского рода, ему не понравилось, что «блоха» женского рода, т. к. автор описывает «сексуальные похождения самца блохи».
Да, на иврите пар’ош («блоха») мужского рода. И что прикажете делать? Писать «он, блох»? Или бубнить на ухо каждому читателю: «Это — самец, понимаешь»? Если бы критик дочитал книгу до с. 520, то в примечании 33 он увидел бы, что «... в оригинале говорится о рабе-негре <...> По контексту эротический образ не проиграл от этой замены».
3. «Некоторые сложные для перевода фрагменты оригинала переводчик просто пропускает», — пишет критик и откровенно вводит читателей в заблуждение, ибо в подлинно сложных фрагментах нет никаких пропусков. В остальном каждый переводчик обладает необходимой свободой маневрирования, что блистательно продемонстрировал сам Альхаризи при переводе макам своего предшественника Аль-Харири, где он опускал все лишнее.
4. О трехъязычной поэме из 11-й макамы критик пишет: «Все бы ничего, но сразу после стихотворения идет рассуждение о неразрывном родстве трех семитских языков: “Вот вам поэма на трех языках, которых не разнять, / и эту строенную нить уже нельзя порвать...” Прочитав перед этим стихотворение на русском, арабском и латыни, едва ли можно понять, о каком родстве идет речь».
Понять было бы гораздо легче, если бы критик продолжил цитировать перевод: «Я сочинил ее на арамейском, / на арабском и еврейском...»
5. И, наконец, еще один упрек: «<...> рассказчик выходит из “кофейни”, хотя кофе появляется на Ближнем Востоке только через много столетий после Альхаризи».
Ошибка: кофе появился на Ближнем Востоке задолго до него, а вот кофейня, действительно, после. Но неужели эта «блоха» — достаточный повод, чтобы столь безапелляционно заявить, что читателю дали «не самый совершенный перевод литературного памятника, который может помешать оценить его по достоинству»?
Пусть читатель сам познакомится с бессмертным творением Альхаризи, чтобы совершить вместе с ним незабываемое путешествие в Средние века.
Владимир Лазарис
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.