[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2014 ТЕВЕТ 5774 – 1(261)
Judensau. Изображение расположено снаружи церкви, на контрфорсе с юго-восточной стороны. Вимпфен-им-Таль, Германия. Конец XIII века
В мире животных
Свинья, сова и птичья голова
В лекции «Между свиньей и совой», организованной проектом «Эшколот», искусствовед Дильшат Харман и историк Галина Зеленина рассказали о средневековом еврее как объекте и субъекте изображения: о зооморфных образах еврея в христианском искусстве и о людях с песьими, кошачьими и птичьими головами в еврейских рукописях, о том, всегда ли животный облик уничижителен или может иметь позитивную трактовку.
Judensau в текстах, ритуалах и изображениях
Хотя свинья, как всем всегда было хорошо известно, считается в иудаизме нечистым животным («…потому что копыта у нее <свиньи> раздвоены и на копытах разрез глубокий, но она не жует жвачки, нечиста она для вас; мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь», Лев., 11:7-8), она с античности начинает ассоциироваться с евреями, разумеется, в негативном ключе. Этой специфической связи (и, как считается, вызванному ею запрету на употребление в пищу) даются разные, весьма причудливые, объяснения. Так, Тацит пишет в своей «Истории» (5.2.1-5.5.1):
Большинство же писавших сходится на том, что, когда в Египет пришло моровое поветрье, от которого тело покрывается язвами, царь Бокхорис вопросил об избавлении от него оракул Гаммона и получил ответ, что следует очистить царство, а людей такого рода, как ненавистных богам, выселить в чужие земли. <…> их всех разыскали, собрали вместе, а затем бросили в пустыне <…> Чтобы народ навсегда остался ему верен, Моисес ввел новые обряды, противоположные обрядам остальных смертных. У них по́шло все, что для нас свято, и, наоборот, все, чего мы чураемся, у них дозволено. <…> Они воздерживаются от мяса свиньи в память о постигшем их несчастье, потому что эти животные подвержены той же чесотке, которая некогда поразила их самих.
Капитель с изображением совы, стоящей на свинье. Собор Санта-Мария в Таррагоне, Испания. XII век
Если Тацит основывается на истории исхода из Египта и предполагает сходство между евреями и свиньями, то очень живучий и популярный в разных фольклорных традициях, западно- и восточноевропейских, сюжет об одной страшной метаморфозе относится к новозаветным временам и говорит о тождестве между евреями и свиньями. Евреи (фарисеи), дабы испытать Иисуса, его пророческий дар, прячут в каком-то месте еврейку (беременную еврейку; еврейку с детьми; под одним корытом еврейку с детьми, под другим — свинью с поросятами) и просят угадать, кто там. Иисус отвечает, что свинья с поросятами, и спрятанные люди действительно превращаются в свиней и таковыми остаются. Приведем пару примеров этой этиологической легенды из славянской традиции:
Яны <евреи> взяли падлажыли пад карыто жыдоўку и спрашивають:
— Што тут?
— Свиння и парася.
Аткрыли, а там свиння и парася. И от еўрэи свинины не едять, гаворать: «То наша тетка».
<Евреи хотели испытать Христа и посмеяться над ним.> В пич замуруемо жидывку <и посмотрим, угадает ли он. Спрашивают у Христа:> «Ўгадай, шчо в пэчи е». — «Свяня и дванаццать поросят». <Евреи открывают, а там и правда свинья и двенадцать поросят.> От чого воны сала ны ядять[1].
Из авторитетных средневековых авторов первым тему сходства свиньи и евреев поднял франко-германский ученый и аббат Рабан Мавр в своем трактате «О природе вещей» (847):
Свинья символизирует нечистое и грешников, о которых сказано в Псалме <16 (17):14>: «которых чрево Ты наполняешь Твоими скрытыми <сокровищами>. Они сыты плотью свиньи <ошибочный перевод, на самом деле: полны сыновьями> и оставят остаток детям своим». Он <псалмопевец> говорит, что евреи полны нечистым, тем, что сокрыто Господом, то есть тем, что известно как запрещенное. Под плотью свиньи он имеет в виду то, что названо нечистым в заповедях Ветхого Завета. Однако евреи передали остаток своих грехов своим сыновьям, когда воскликнули: «Кровь его на нас и на детях наших» (Мф., 27:25).
Получение скрижалей Завета. Мужчины в еврейских шапках, женщины — со звериными головами. Миниатюра из Трехчастного махзора. Германия, около 1322 года. Британская библиотека, Лондон
Трактат Рабана Мавра стал основой для средневековых бестиариев, в которых свинья — однозначно негативный персонаж. Она, в частности, символизирует грешника-рецидивиста, который возвращается на свою грешную стезю, что еще хуже, чем согрешить впервые. Это видение образа свиньи подкрепляется цитатой из 2-го Послания апостола Петра (2:22): «Но с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи».
Ассоциация евреев со свиньей была особенно сильна в Центральной Европе, в германских землях. Это проявлялось, в частности, в юридических церемониях; так, «Швабское зерцало» (Аугсбург, 1274–1280) предписывало евреям приносить очистительную клятву, стоя босиком на свиной шкуре:
Вот клятва евреев:
Как им клясться по поводу всяких дел, подлежащих их клятве? Он должен встать на свиную шкуру и положить перед собой Пятикнижие Моисеево. И он должен положить на книгу свою руку до сустава и повторять за зачитывающим слова клятвы…
Judensau на фасаде городской церкви в Виттенберге. Начало XIV века
В искусстве средневековой Германии «еврейская свиноматка», Judensau, — свинья, окруженная евреями, которые пьют ее молоко, а иногда — поднимают ей хвост и питаются ее экскрементами, — становится довольно распространенным сюжетом. Исайя Шахар, автор классического исследования этого образа[2], перечисляет 62 изображения, из которых большую часть составляют поздние гравюры, рисунки и т. д. Сейчас в Европе насчитывается от 23 до 28 изображений (разница объясняется тем, что некоторые из них имеют спорный характер), находящихся на своем изначальном месте или же перенесенных в музеи. А было их еще больше — имеются свидетельства, по меньшей мере, о 8 подобных изображениях, убранных городскими властями.
Сначала Judensau изображали в церковных интерьерах — там, где евреи не могли ее увидеть, то есть «еврейская свиноматка» изображалась только для своих, как шутка для посвященных, и не была призвана унизить евреев. Зачастую это изображение было частью цикла, осуждающего пороки, демонстрирующего борьбу добра со злом в целом, где евреи представляли просто один из видов грешников (например, в соборах Магдебурга, Ксантена, Бранденбурга). С XIV века Judensau начинают изображать на внешних стенах храмов (в Регенсбурге, Виттенберге, Кольмаре), а в XV–XVI веках — и на частных зданиях (в Шпальте, Зальцбурге). Жители соседних еврейских кварталов могли, разумеется, увидеть это изображение и оскорбиться; возможно, в этом и состояла теперь его функция.
В изображениях Judensau любопытна, в частности, копрофагическая тема. Мотивы «телесного низа», как известно, важная составляющая средневековой смеховой культуры, а тема экскрементов не раз встречается в рассказах о евреях и иудаизме с целью высмеять «устаревшую» религию и обозначить ее нечистоту. К примеру, Цезарий Гейстербахский в «Диалоге о чудесах» (XIII век) рассказывает такую историю:
О девушке, которая была крещена в Линце. Несколько дней спустя ее неверная мать встретила ее и убеждала вернуться в иудаизм. «Я не могу, — сказала та, — я уже сделалась христианкой». Тогда мать сказала: «Я легко отменю твое крещение. <…> Я трижды окуну тебя в отхожее место, и тогда действие твоего крещения исчезнет».
Примечательно, что в описании другого персонажа бестиариев, ассоциируемого с евреями, — совы — также присутствует тема фекалий: сова — птица «грязная и зловонная», гадит в свое гнездо и сидит в собственном помете.
Обезьяна с детенышем кормит сову. Фрагмент мизерикорда из
собора в Толедо, Испания.
Конец XV века
«Кричит сова, предвестница несчастья»
Если в Германии пользовалась популярностью «еврейская свиноматка», в английских и французских бестиариях «еврейскими животными» были сова, гиена и бонакон — конь-бык, с загнутыми назад и потому бесполезными рогами, убегает от врага, подняв хвост, и мечет в него обжигающий навоз (опять тема фекалий!).
Согласно Библии, сова нечиста, что роднит ее со свиньей: «Из птиц же гнушайтесь сих: орла, грифа и морского орла, коршуна и сокола с породою его, всякого ворона с породою его, страуса, совы, чайки и ястреба с породою его, филина, рыболова и ибиса…» (Лев., 11:16-17). Второй источник негативных представлений о сове — античная традиция, прежде всего Овидий: «Гнусною птицей он стал, вещуньей грозящего горя / Нерасторопной совой, для смертных предвестием бедствий» (Метаморфозы V.550). Отсюда — сова как дурной вестник в английской литературе Средневековья и Ренессанса, например:
И филин, чей беду пророчит глас…
Джеффри Чосер. Птичий Парламент
Вино, свалив их с ног, мне дало смелость;
Их потушив, меня зажгло. — Но тише!
Кричит сова, предвестница несчастья,
Кому-то вечный сон суля. Он там.
Уильям Шекспир. Макбет
Итак, сова — птица нечистая, глупая, связанная с дурными событиями, а главное — слепая, ибо летает ночью, а днем не видит — и так же слепы евреи, неспособные узреть свет христианской истины. Бестиарий Гильома ле Клерка (1210) так описывает сову:
Теперь мы расскажем о ночном вороне
<сове>,
Птице дурной расы. <…>
Эта птица грязная и зловонная. <…>
Она всегда любит ночь и темноту,
Вполне ясно, что это плохо.
Через эту птицу изображаются
Лживые и дурные евреи,
Которые не взглянули на Господа,
Когда он пришел спасти нас.
<…>
Евреи пребывают во тьме
И не видят истины;
Они любят тьму больше,
Чем истинное солнце в небесах.
А английский бестиарий середины XIII века разъясняет:
Это такая птица, которая бежит света и не может вынести вида солнца. Эта птица обозначает евреев, которые, когда Господь наш пришел спасти их, отвергли его со словами: «Нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин., 19:15) и «более возлюбили тьму, нежели свет» (Ин., 3:19). И тогда Господь наш обратился к неевреям и пролил свет на тех, кто сидел во тьме.
В английском искусстве, помимо слепоты — физиологической и идеологической, сова сближается с евреями еще по двум параметрам: во-первых, это внешнее сходство — сова, единственная птица, у которой глаза располагаются на одной плоскости, как на лице, изображается с этакими еврейскими чертами, прежде всего крючковатым носом; во-вторых, это конфликт с большинством: как евреи отвратительны христианам, так сова, гнездящаяся на кладбищах и копошащаяся в своем помете, мерзка другим птицам, помельче, которые нападают на нее.
Часто сова встречается в компании с обезьяной — худшая птица с худшим животным. Обезьяна-врач, обезьяна-рыцарь. Обезьяна-врач пародирует человеческую деятельность, а сова — глупая и подслеповатая — лечится у нее, являясь ее помощником, читай — послушным орудием в руках сатаны.
Приготовление мацы. Птицеголовые и козлобородые фигуры из Птицеголовой агады. Германия, ок. 1300 года.
Музей Израиля, Иерусалим
Загадка зоокефалов
Зоокефалы, люди со звериными или птичьими головами, встречаются в группе еврейских манускриптов XIII–XIV веков, произведенных в Южной Германии и долине Рейна. Самые известные из них — Амврозианская Библия (1236–1268, Ульм), Трехчастный махзор (после 1322), Вормсский махзор (1272, Франкония), Птицеголовая агада (ок. 1300, Франкония), Лейпцигский махзор (ок. 1320, Юго-Западная Германия). Во всех этих рукописях разный алгоритм появления звериноголовых: например, в Лейпцигском махзоре лица просто искажены, в Амврозианской Библии встречаются головы разных благородных зверей, в Птицелоговой агаде сходство с животными и птицами получают только персонажи-евреи, а в Трехчастном махзоре — только женщины.
В науке было предложено три основных объяснения этому явлению. Первое и наиболее, казалось бы, очевидное, проистекающее из еврейских источников, отсылает нас к различным запретам на изображение человеческих лиц, встречающимся в ашкеназской алахической литературе XIII–XIV веков и в мистико-дидактической книге начала XIII века «Сефер хасидим». Правда, запреты эти исключительно аккуратны, можно даже сказать, что это не запреты, а наоборот, разрешения. К примеру, крупнейший ашкеназский авторитет Меир Ротенбургский в XIII веке и сын его ученика Яаков бен Ашер бен Йехиэль в XIV писали:
Безусловно, не подобает так делать <украшать махзоры животными и птицами; иногда понимается так: людьми с головами животных или птиц>, ибо когда они смотрят на эти образы, их сердца отвлекаются от их Отца в небесах. Однако же эти изображения не подпадают под запрет Второй заповеди.
Запрет изображать человека или дракона относится к тому случаю, когда они изображены в полный рост со всеми своими конечностями, но <только> голова или тело без головы не встречает запрета — <можно> как смотреть на это, так и изображать.
А «Сефер хасидим» и вовсе возражает лишь против лицезрения женских лиц, то есть может объяснить разве что специфику Трехчастного махзора:
Пока человек не преступает и не наслаждается тем, что видят его глаза, ангелы милосердия и ангелы мира подобны Праведнику. Пока человек не украшает свое лицо, с тем чтобы другие возжелали его и старается не думать в сердце своем о желаниях, Он ниспускает сияние…
Не следует нанимать работника или учителя, который смотрит на женщин, когда ему не нужно с ними говорить. <…> Закон в том, что мужчина не должен смотреть на женщину, если только ему не нужно с ней говорить. <…> Со своей женой следует говорить только во время события <т. е. коитуса>.
Главная сила благочестивого человека в том, что, хотя они смеются над ним, он не оставляет своего благочестия. Его намерение — ради Небес, и он не смотрит на лица женщин <…> особенно там, где женщин часто можно видеть, например, на свадьбе, где женщины нарядно одеты и украшены <…> И он не смотрит на женщин, когда те умываются <…> Ничто лучше не пресекает желание, чем закрывание глаз.
Второе и наименее убедительное объяснение состоит в том, что художники-христиане, которые, как правило, иллюстрировали еврейские манускрипты, таким образом демонстрировали свое презрение к евреям, а те — либо не понимали этого, либо боялись возразить.
И наконец, третье и самое позитивное, выдвинутое Марком Эпштейном в его недавно вышедшей книге «Средневековая агада» (2011)[3], предлагает видеть в птичьих и звериных головах не знаки юдофобии, а результат сознательного выбора самих евреев, которые на фоне существовавших алахических запретов, с одной стороны, и зооморфных пейоративных христианских изображений — с другой, предпочли с достоинством предстать в образе благородных птиц — орлов — или же фантастических грифонов — гибрида орлов и львов, близких уже не к зверю и не человеку, а к ангелу.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Записано в Гомельской обл., 1983 г., и в Волынской обл., 1979 г. Белова О. В., Петрухин В. Я. Еврейский миф в славянской культуре. М.–Иерусалим, 2008. С. 416.
[2]. The Judensau: A Medieval Anti-Jewish Motif and its History. London: Warburg Institute, 1974.
[3]. The Medieval Haggadah: Art, Narrative and Religious Imagination. Yale University Press, 2011.