[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2014 ТЕВЕТ 5774 – 1(261)
СЕАНС ПСИХОАНАЛИЗА
Михаил Горелик
Не могу с уверенностью утверждать, что Нина Воронель ввела в русскую литературу психоаналитический роман. Может, и есть что-то известное специалистам, но так, навскидку, не припомню. Похоже, она все-таки первая[1]. В таком случае честь ей и хвала: это большая литературная заслуга. Ну да, детское приключение Хамберта Хамберта, своего рода прелюдия, запуск тонкого механизма, интерес автора, считавшего венского мудреца шарлатаном, ненадежно скрыт иронической улыбкой. Но так чтобы существенный элемент и движитель сюжета? Нет, не припомню. А у Нины Воронель во всей красе. Дело даже не в самой Сабине Шпильрайн и не в заявленных уже в названии романа отцах-основателях: куда важней, что прославленная кушетка постоянно предлагает прилечь и персонажи не в силах от этого предложения отказаться. Сдается мне, Нина Воронель использовала роман (сознательно? бессознательно?), чтобы и самой занять ту же позицию и прикрыть глаза. Впрочем, творчество по природе своей — и невроз, и его лечение вместе.
Кабинет Зигмунда Фрейда с прославленной кушеткой
В качестве маргиналии, для тех, кто не в теме. Сабина Шпильрайн (1885, Ростов-на-Дону — 1942, там же) — пациентка, или, как принято говорить на языке психоаналитической субкультуры, анализантка Юнга, ставшая его любовницей и сотрудницей. Затем сотрудница Фрейда. Окончила Цюрихский университет. Ряд идей, высказанных в работах Шпильрайн, были заимствованы и развиты ее учителями. Ее диссертация «Деструкция как причина становления» (1912) считается психоаналитической классикой. Фрейд ссылается на нее в работе «По ту сторону принципа удовольствия».
О жизни Шпильрайн снято несколько фильмов. Один из них, «Меня звали Сабина Шпильрайн», упомянут в книге Нины Воронель. Кажется, он был показан по российскому телевидению. Нина Воронель называет свою книгу «документальным романом» и «вольной реконструкцией».
Все, конец маргиналии, теперь к делу.
В основе невроза Шпильрайн, во всяком случае в романе, сильное детское переживание, определившее сознание: отец бьет по голой попке старшего брата, тоже маленького, девочка испытывает ужас, совмещенный с эротическим переживанием, — все это вызывает у нее дефекацию. На их персидский ковер. Детская какашка — золото психоанализа. Эпизод вытесняется, естественно. Отец со своей беспощадной розгой персонифицирует Закон, Б-га, иудаизм, еврейство вообще — Сабина, блудная дочь, жизнь готова положить, чтобы уйти от них навсегда, забыть, еврейский мир омерзителен. Поэтому — единственный в психоаналитической компании акцентированно породистый ариец Карл Юнг.
Описанный в романе «В тисках – между Юнгом и Фрейдом» дом в Ростове-на-Дону, где жила Сабина Шпильрайн в детстве и юности
Юнг симпатизировал нацистам. Но это уже много позже. И не в романе. После войны разводил руками: время было такое. Вообще отношения этой пары вызывают в памяти Хайдеггера и Ханну Арендт. С той разницей, что Ханна осталась жива, а Сабина сгинула в расстрельном рве.
Так, Нина Воронель еще на кушетке? В «Готическом романе» героиня, йеке, что важно, голову теряет от любви к Карлу, тоже к Карлу, к немцу. Все ее еврейские любови и любовники ничтожны, бессмысленны, гадки перед этим мужским, неотразимо обаятельным лицом Европы. Готова душу отдать, совершает внутреннюю йериду.
Важное повторение — из романа в роман.
Еврейское захолустье и большая культура Европы.
Эротически притягательная.
Муж — еврей. Трагическая ошибка. Понятно, что нелюбимый. Со своим жалкими мещанскими еврейскими добродетелями. Может, ему еще и кошерное мясо готовить? Это рядом с блистательным Карлом.
Вот нога мужа. Лакированная штиблета разбивает бокал. Вот его ноги, стоптанные туфли в воздухе, крюк от люстры. Монтажный стык, неоднократно возникающий в романе. Википедия утверждает, что муж Сабины умер от инфаркта, — Нина Воронель решила: пусть повесится.
В романе много не только эротики, но и прямых описаний секса, не столь давно еще табуированных в русской литературе. Влажно-вовлеченных. И холодно-отстраненных: наблюдает скучные фрикции как бы со стороны. А теперь, хватит уже, надоело, для завершения процесса нажмем вот сюда. Женский роман. Sub specie vaginae. Как это переживается на том берегу. Тиресий, эксперт компетентнейший, лучшего не сыскать, утверждал, что много интенсивней. Ни одного эпизода с мужем. Было как-то — и ладно: двоих детей зачали. Супружеский долг. А лучше бы и совсем не было.
Сабина в кругу семьи. Все три брата (справа) погибнут в годы «большого террора». Фотография начала прошлого века
Жизнь Сабины Шпильрайн — вплоть до гибели в расстрельном рве Змиевской балки. Бежала от еврейства всю жизнь — вернулась в смерти. Приложилась к народу своему. Родилась в Ростове — здесь же и завершила путь в братской (сестринской) могиле.
А могла бы в Цюрихе — местная достопримечательность на ухоженном кладбище. Троцкий позвал, лично обратился, будем вместе создавать нового человека. Погубила себя и детей. Понятно, что крах психоанализа в СССР был в любом случае неизбежен, но патронаж Троцкого поднял градус компании.
Естественно, возникает в романе московский детский дом-лаборатория «Международная солидарность», детище русского психоаналитического общества с Верой Шмидт во главе. Вот не знаю: Нина Воронель первой сделала эту замечательную женщину литературным персонажем?
Почему нет ключевого слова «педология»? Где «педология»? Постановление ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе Наркомпроса» (1936), контрольный выстрел в русский психоанализ, — тоже не упомянуто. Что, впрочем, необязательно. Дело же не в словах, не в названии постановлений. Старшая сестра моей покойной тещи, покойная тетя Маша, мне приятно назвать ее имя просто так, без всякой необходимости, окончила педологический техникум — без последствий, к счастью, по специальности не работала: постановление подоспело.
Советская провинция, годы «большого террора», трое братьев Сабины, принадлежащих к научной элите СССР, расстреляны, предчувствие неминуемого ареста, саспенс с нарастающим страхом, тяжкая скудная жизнь в годы войны, во время оккупации, боялась НКВД, погибла от немцев, чей образ в памяти был ностальгическим, — все это есть в романе.
Три женские судьбы: Сабина Шпильрайн, ее малолетняя (в начале романа) соседка по ростовской коммуналке, русская девочка с неслучайным именем Сталина, и молодая женщина Лиля, это уже девяностые, помогающая пожилой уже Сталине написать книгу о Сабине Шпильрайн. То есть роман Нины Воронель не только о жизни Шпильрайн, но и об истории книги о Сабине. Своего рода роман в романе.
Нина Воронель использует эффект остранения: рассказ девочки — сначала ребенка, затем подростка. Тот же прием, что в романе «Глазами Лолиты».
Сталина обладает абсолютной памятью, позволяющей ей с невероятной точностью воспроизводить эпизоды своего детства, рассказы соседки, частично изложенные на кушетке, и про Юнга с Фрейдом — оригинальный сеанс, где пациенткой была психоаналитик, а психоаналитиком девочка-подросток.
Сталина — своего рода двойник Сабины, сохраняет в раздвоенном сознании жизнь своей погибшей соседки. Сталина страдает от тяжелого невроза, в существенных чертах похожего на невроз самой Сабины — вплоть до дефекации в момент переживания, лежащего в основе ее болезни, вплоть до утраты речи. Девочка отравлена страхом и болью: дочь врагов народа. Как и Сабина, вынуждена скрывать свое прошлое. Сабина излечивает ее. Не только психоанализом, но и любовью. Сабина всю жизнь бежала от своего еврейства — породнившаяся с ней русская девочка ментально становится еврейкой и проносит это через всю жизнь.
Сабина Шпильрайн в юности. Какие шляпки тогда носили!
Забравшись на дерево в саду над Змиевской балкой, Сталина видит расстрел евреев. Медиумические и визионерские способности позволяют ей проследить последний скорбный путь Сабины в деталях, которые не могла видеть.
Невроз возвращается. После войны ее лечит скрытый психоаналитик, с помощью определенной техники вытесняющий травмирующие переживания в подсознание и погружающий девочку в спасительную амнезию. Забудь Юнга, забудь Фрейда, забудь Сабину Шпильрайн, Змиевскую балку тоже забудь. Забудь опасные имена и обстоятельства. Закрепляет ее невроз, но дает ей возможность жить.
Вытесненные переживания возвращаются через десятки лет: в Нью-Йорке на научной конференции случайно попала на фильм о Сабине Шпильрайн — все вдруг всплыло. С неимоверной отчетливостью. Невротическая личностная трансформация: в течение трех дней Сталина отождествляет себя с тринадцатилетней девочкой, переносится из Нью-Йорка в Ростов, 1942 год, вываливает в компьютер воспоминания и переживания тех лет, как если бы это все происходило здесь и сейчас. С помощью психоаналитика «возвращается». Молодая подруга Сталины, Лиля, помогает ей оформить фрагменты в книгу.
В конце книги, уже после смерти Сталины, Лиля (следующая реинкарнация Сабины) перемещается в Цюрих, покидая Россию навсегда. Вместе с Лилей Сабина возвращается в Европу. Круг замыкается.
В романе масса описаний Европы: Вена, Берлин, Цюрих, Цюрихское озеро, Боллинген, Кюснахт — места Юнга. Улицы, кафе, пансионы, многоцветные лестничные витражи в доме Фрейда, «воздушные розовые пирожные, которые подают только в Вене», деревья пред окном виллы, ресторанчик в горной деревеньке из семи домов, нежное переживание и проживание Европы. Как бы сюжетно обусловлено — на самом деле самоценно. Вроде как я вспоминаю тетю Машу.
Интересно: Израиль в этом романе вообще не упомянут, даже как опция. Молодым героям романа, кажется, невдомек, что Цюрих не единственное направление, не единственно возможный жизненный вектор. При всем при том, что Нина Воронель, благородная и героическая алия семидесятых, живет в Северном Тель-Авиве, топонимика, внятная для понимающих, давно уже пустила корни, здесь ее дом, ее жизнь. Однако же интересные вещи рассказывает она на устроенном ею самой сеансе психоанализа.
И вот еще что. Есть сильный образ: еврейский мальчик, играющий в футбол в Змиевской балке со своими русскими товарищами. Мальчики ничего не знают. Образ коллективного вытеснения.
Россия страдает от невроза, от неотрефлектированного прошлого.
Ждет своего психоаналитика.
На обложке книги лицо девочки — фрагмент картины Люсьена Фрейда, внука основателя венской школы. Хорошо придумано. Но вот что очевидным образом не предумышлено, случайное совпадение, но как кстати: лицо фрейдовской девочки поразительно напоминает детские фотографии Нины Воронель.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.