[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2013 ТИШРЕЙ 5774 – 10(258)
Иерусалимский храм. Иллюстрация из Библии Этьена. Париж. 1540 год
Проникнуть в подсознание традиций
Беседу ведет Давид Гарт
Уже полгода при Еврейском музее работает исследовательская группа «Образ и символ в иудейской, христианской и мусульманской традиции», объединяющая специалистов по Талмуду, историков религии, филологов, искусствоведов. Мы поговорили с несколькими участниками проекта — о символах и их визуализации, о языке культуры и проблеме перевода, о релятивизме как основе толерантности.
Аркадий Ковельман
заведующий кафедрой иудаики ИСАА МГУ
Таинственной невстречи
Пустынны торжества,
Несказанные речи,
Безмолвные слова.
Анна Ахматова
Давид Гарт Чем ваш проект отличается от иных компаративных проектов, породивших немало книг, конференций и прочих продуктов, в названии которых перечислены три авраамические религии?
Аркадий Ковельман Особенность нашего проекта — его фундаментальность. Мы начинаем с фундамента — языка, на котором говорят и пишут. Язык же есть (по замечательному выражению Ницше) «движущаяся толпа метафор, метонимий, антропоморфизмов». При движении от мифа к логосу метафоры превращаются в понятия и категории. Со времен Аристотеля наука пытается очистить свои категории от метафор, но это плохо ей удается. Тем более метафоричны категории и понятия религиозные, богословские. Они дышат мифами и складываются в системы, невидимые постороннему взгляду. Невстреча трех традиций есть невстреча метафорических языков. Чтобы встретиться, надо сравнивать не богословские концепты, а «несказанные речи, безмолвные слова». Как они безмолвны? Как у Гераклита: «Владыка, которому принадлежит Дельфийский оракул, не говорит и не скрывает, а подает знаки». Пусть простит меня читатель за путаницу — знак, метафора, образ, метонимия. У каждого из этих понятий есть определения, о которых ученые договорились (или не договорились). Например, символ — тождество идеи и вещи (по Лосеву), образ — компонент символа, выражение его смысла, метафора — перенос смысла и т. п. Мне важно не разобраться с определениями, а понять систему невысказанного, лежащую за текстами. Эта система чаще всего не сознается богословами и философами. Она коренится в их подсознании, в их языке. Чтобы до нее добраться, необходима тонкая исследовательская техника. Деррида называл эту технику «деконструкцией», но у нее могут быть и другие названия.
ДГ Что понимается под традицией: религиозная, культурная или научная, так или иначе привязанная к религии?
АК Нас интересует не религия в узком смысле, а вся совокупность языка, на котором говорит традиция устами своих богословов, философов, поэтов, композиторов и художников. Корни больших текстов переплелись еще до их возникновения и продолжают переплетаться доныне. Пишут о слиянии еврейских и греческих традиций в раннем христианстве, но еврейская традиция, из которой возникло христианство, уже была насыщена эллинскими глаголами и метафорами. И после рождения христианства синтез продолжался. В Талмуде мы находим метафоры, узнаваемые в Новом Завете и в «Этике» Аристотеля.
ДГ Стоит ли говорить о какой-либо научной или социальной актуальности проекта, особом смысле того, что он осуществляется именно в это время и именно в Москве?
АК Для меня смысл проекта — в том, что в проекте есть смысл. Этот проект (на мой взгляд) — не игра в модную постмодернистскую научность, вышедшую из моды. Христианство, иудаизм и ислам, много лет бывшие в Москве на задворках, вошли в живую жизнь. Вместе с ними вошли и их языки. Собственно, язык христианства никуда и не исчезал — его невозможно отделить от материи русской речи. Он просто вновь обогатился забытыми богословскими и богослужебными терминами. Иудаизм, явившись в Москву, попытался создать свой язык. Возникли уродливые переводы и пересказы еврейских текстов, где каждое второе слово было заимствовано из иврита или церковно-славянского, а грамматика вообще отсутствовала. Это уродство закономерно. Как переложить на христианский язык (а русский язык — язык христианский по преимуществу) еврейскую религию и культуру? Проблема перевода и есть проблема нашей группы. Чтобы невстреча стала встречей, надо увидеть общие символы, общие метафоры, общие образы. А затем понять, где кончается общность и начинается существенная разница. Причем разница не случайная, не на уровне концепций и теорий, а на уровне системы метафор и метонимий. На уровне подсознания. Если этого не добиваться, русские будут и впредь видеть в иудаизме «религию Ветхого Завета», а евреи — или отказываться от русской культуры ради иудаизма, или креститься в надежде обрести духовность, которую они не в силах разглядеть у себя дома.
Ури Гершович
директор Исследовательского центра Еврейского музея
ДГ Вопрос к Вам как к «хозяину салона»: почему исследовательская группа, посвященная языку трех религий, учреждена при Еврейском музее, имеющем отношение лишь к одной религии, да и то опосредованное, музее, чья экспозиция посвящена истории российского и советского еврейства с кульминацией в Великой Отечественной войне?
Ури Гершович На этот отчасти провокационный вопрос я бы ответил так. Хотелось, чтобы созданный при музее семьей Блаватник исследовательский центр занимался не только темами, непосредственно связанными с экспозицией музея, но и общетеоретическими фундаментальными проблемами исторического развития еврейской культуры, а также поисками инновационных способов репрезентации культуры. В этом свете и следует рассматривать работу нашей исследовательской группы. Ее задачи трояки. Во-первых, проанализировать основополагающие образы, символы и метафоры, обнаруживаемые в классических текстах трех традиций, и способы их конструирования. Например, как рисуется образ мессии или каково символическое наполнение понятия «Иерусалим». Во-вторых, изучить механизмы визуализации этих символов и метафор в ритуале, в повседневной жизни, в искусстве. У меня есть внутреннее чувство, ничем пока не подтвержденное, что эти механизмы и связи между вербальной и визуальной репрезентациями в разных традициях устроены по-разному. То есть символы и метафоры во всех трех традициях очень близки, чуть не тождественны, а вот способы их конструирования и визуализации — весьма различны. Наша группа должна эту гипотезу проверить. Третий, прикладной, аспект — и здесь мы оправдываем свое местонахождение — проблема репрезентации, в том числе музейной репрезентации, тех культур, чьи семиотические основания мы изучаем. К обсуждению этого вопроса, до которого мы пока не дошли, следует привлечь не только историков-религиоведов, но также и специалистов по музейному делу, медиатехнологиям, дизайну.
Рустам Шукуров
тюрколог, исламовед, доцент кафедры истории Средних веков истфака МГУ
ДГ Человек, укорененный отчасти в еврейской, отчасти в христианской культуре, каковыми являются многие читатели нашего журнала, представляет себе историю иудео-христианского диалога, включающего и полемику, и конверсии, и научные штудии, но, как правило, совсем не знает, есть ли подобное с исламской стороны — представления об отношении ислама к другим авраамическим религиям зачастую ограничиваются неутешительным знакомством с концепцией джихада. Какова на самом деле ситуация с межконфессиональным диалогом в исламской традиции?
Рустам Шукуров Во-первых, сама идея авраамического единства трех религий формировалась именно в недрах мусульманской догматики. Именно мусульманская концепция «людей Писания» (т. е. в первую очередь иудеев, христиан) оказалась первой формулировкой концепции авраамического единства. Затем, в ХХ веке, благодаря деятельности исламоведов католиков концепция оказалась внедренной в религиоведение и распространилась в общественном сознании. Во-вторых, исламский догматический концепт «людей Писания» и соответствующая исламская социологема «покровительствуемых» оказались первой попыткой в пространстве монотеизма признать, что в земных толкованиях божественной истины присутствует некая релятивность. Согласно Корану, человеку запрещено оспаривать религию «людей Книги», межконфессиональные различия будут разрешены самим Богом в Последний День, а различия между иудаизмом, христианством и исламом проистекли не из людского заблуждения, но являются частью божественного плана. Ислам настаивает на истинности собственной трактовки божественного Слова, но в то же время не берется судить иудеев и христиан, считая, что это — прерогатива Бога. Поэтому в самой исламской догме заложена идея терпимости к родственным религиям — иудаизму и христианству. Это и есть догматический релятивизм ислама, которому сознательно следовал пророк Мухаммед в своей деятельности политического лидера. Этот релятивизм был абсолютно несвойственен монотеистическим религиям, и именно в нем заключается одна из принципиальных инноваций ислама. Если современная, новоевропейская веротерпимость базируется на философских основаниях, то мусульманская веротерпимость базируется на основаниях догматических, религиозных. Другое дело, что в измерении политического дискурса современных исламских радикалов эта базовая терпимость ислама не только затушевывается, но и подменяется агрессивным неприятием иноверцев. Это остается на совести тех радикалов, которые вольны толковать исламскую догму так, а не иначе. Как для серьезной исламской науки, так и для современного исламоведения не стоит вопрос о признании исламом истинности иудейской и христианской интерпретации монотеизма, этот вопрос был решен положительно еще в VII веке.
Борис Хаймович
искусствовед, научный консультант Музея истории евреев в России
ДГ Обратимся к теме планируемой группой выставки — «Образ и пространство Иерусалимского храма в иудейской, христианской и мусульманской традиции». Понятно значение Храма для иудаизма, в том числе постхрамового; какую роль память о Храме играла в формировании христианства и ислама?
Борис Хаймович Разрушение Иерусалимского храма парадоксальным образом послужило импульсом к формированию трех мировых религий. В иудаизме храмовая служба и жертвоприношения сменились молитвой, ставшей основой ежедневной ритуальной практики. Сакральная структура Храма нашла воплощение в пространстве христианских церквей и отразилась в богослужебных обрядах. Первая мечеть пророка Мухаммеда была соотнесена с Храмом Соломона, а на Храмовой горе, на месте Иерусалимского храма, возникло одно из самых ранних мусульманских святилищ — Купол Скалы (Харам аль-Шариф).
Образ Иерусалимского храма воплотил целый спектр устойчивых и одновременно динамичных культурных парадигм. Речь идет о топографии сакрального пространства, идеальных формах и пропорциях, продиктованных Б-жественным разумом, о концепциях восхождения, паломничества, религиозного подвига, представлениях о национальном возрождении и одновременно о мире и справедливости для всего человечества в мессианскую эпоху. Все эти парадигмы нашли воплощение не только в текстах, но и в визуальных образах. Имея единый первообраз, каждая из трех религий по-своему прочитывала символику, создавая уникальную культурно-художественную традицию.
Христианство, отменив «старую веру», создало новый Храм, совершив пространственный перенос (на километр) с горы Мориа на гору Голгофу. А сам ветхозаветный Иерусалимский храм перешел в качество символического небесного образа. Ислам, завоевав новые территории и вступив в активный диалог с двумя «старыми» религиями, стремился продемонстрировать не столько преемственность, сколько первенство: вместо еврейского названия Храма — Бейт а-Микдаш — возникло арабское — Байат ал-Макдис, а в центре храмового пространства и был построен Купол Скалы. В иудаизме Храм после разрушения стал символом скорби, вечного завета и мессианского возрождения, т. е. одновременно символом прошлого и будущего. В мессианское время Храм должен быть заново отстроен на земле: именно для этого следовало хранить традицию и заниматься реконструкциями.
Так что главная цель выставки — показать духовную основу, ведущую к пониманию не только общих корней, но и необходимости взаимодействия трех традиций, которые как никогда нуждаются в толерантности и сотрудничестве.
ДГ Разрабатывалась ли подобная компаративная тема до вас — не только на конференциях и на книжных страницах, но и в музейном пространстве? И в каком жанре задумана ваша выставка — будет ли это традиционная выставка артефактов или же, в духе Еврейского музея, мультимедийная образовательная экспозиция?
БХ В музейной практике подобная масштабная выставка задумана впервые. Мы с Алексеем Лидовым, вторым куратором выставки, собираемся показать, как воплощались в практике трех религий храмовые парадигмы и переосмыслялось и пересоздавалось его пространство. Сама выставка должна стать современным проектом, использующим мультимедийные технологии в сочетании с артефактами. Относительно артефактов: мы вступили в сотрудничество с музеями Израиля и Европы, откуда рассчитываем получить предметы эпохи Второго храма и Средних веков. Многие интересущие нас экспонаты имеются в российских музеях, в частности, хорошая коллекция восточноевропейских таблиц с изображениями и реконструкциями Храма собрана в Музее истории евреев в России.
Для создания исторического контекста, объясняющего появление тех или иных артефактов, демонстрации литургии и храмовых обрядов, архитектуры, возникшей по результатам храмовой рефлексии, предметов, которые не могут быть физически представлены на выставке, мы будем использовать различные технологии, в первую очередь покажем ряд фильмов, специально созданных для данной выставки.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.