[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2013 ЭЛУЛ 5773 – 9(257)

Эммануил Райс. 1970-е годы

«Патриот никакой национальности»

Письма Эммануила Райса к Аарону Штейнбергу

Эммануил Матусович Райс (1909–1981) — полиглот и переводчик, преподаватель, критик, издатель, эссеист — был хорошо известен русскому Парижу, однако не входил ни в одно из его объединений или союзов. Сведения о его жизни неполны и отрывочны. Эммануил Райс вырос в еврейской семье в Бессарабии, учился в гимназии, «считал себя всегда русским и жил русской культурой»[1]. Оказавшись в эмиграции (1927), Райс поступил на юридический факультет Университета в Бухаресте, затем окончил Институт восточных языков Парижского университета (1934) и Высшую школу социальных наук (1936). У него было несколько дипломов, а в 1971 году ему была присвоена степень доктора философии. По словам современников, он владел не то пятнадцатью, не то восемнадцатью языками.

Немногочисленные биографы пишут о круговерти увлечений Райса: марксизм, антикоммунизм, христианство бердяевского толка, ортодоксальный иудаизм, евразийство и масонство. Райс ненавидел рационализм и материализм и был уверен, что необходимо обрывать связи с прошлым: «Чтобы найти себя, надо начать с отбрасывания всего, что “не я”. Каждая потерянная иллюзия есть сила. Не бойся отбрасывать, бойся оставлять»[2]. Войдя в очередную экзотическую культуру, он пытался как можно глубже изучить ее и перевести ее тексты на европейские языки, чаще всего французский.

Иудаизм Э. Райс пережил как одну из таких метаморфоз. От религиозного детства у него остались только слабые воспоминания. «С раннего детства, с тех пор как родители стали брать меня на праздники в синагогу, запечатлелся этот звук рога (шафара) в моей душе и понес семя пришествия Мессии и воскрешения мертвых»[3]. Райс писал: «Когда наступила гитлеровщина, я открыл свое еврейство, сначала из оскорбленной гордости, а потом и духовное ядро»[4]. Как всегда, он всерьез углубился в практически новую для него культуру: выучил иврит и арамейский, изучал Талмуд, «Сефер а-Зоар», хасидизм, переводил мидраши на французский язык, собирался «себя посвятить всему этому», но потом остановился, объясняя впоследствии: достичь глубин, подняться над уровнем «подмастерья» он не успеет. И решил «остаться духовно евреем русской культуры».

Этой формуле Райс следовал безукоризненно. Своей гуманитарной миссией он считал знакомство эмигрантской молодежи с ценностями русской культуры, которые недоступны в СССР, отвергаются там. Такими нетленными ценностями он считал модернизм, символизм, мистические проникновения (творчество В. Хлебникова, Н. Клюева) — в противовес отжившему и духовно мертвому реализму, который он страстно опровергал (в том числе, например, он критиковал реалистические романы Толстого). Еврейскую культуру и само еврейство принципиальный Райс подвергал такому же строгому разбору, как и все остальное, если не строже: «Констатирую факт: еврейство (современное, по крайней мере) на ложном пути <…>. Его крепость — бездушный рационализм, даже материализм, а не глубина духа и творческое усилие личности»[5].

В 1960-х годах Райс познакомился с Аароном Штейнбергом [6], философом, директором Департамента культуры Всемирного Еврейского конгресса, который приехал в Париж по делам ЮНЕСКО. У них было много общего: близость к русской культуре, универсализм, идеализм. Долгожданная встреча состоялась, но не все вопросы удалось обсудить. Райс написал письмо, и между ними завязалась переписка (1960–1963). В архиве Штейнберга хранятся 20 писем его парижского знакомого. Мы предлагаем два из них [7].

Первое письмо Райса похоже и на трактат, и на эссе, и на исповедь. Он бичует пороки современного еврейства, его закрытость, измену принципам гуманизма. А. Штейнберг никогда не чувствовал проблем, которые мешали Э. Райсу быть полноценным евреем: свою профессиональную жизнь он начал с европейской философии, потом был научным секретарем петербургской «Вольфилы», в эмиграции переводил сочинения еврейского историка С. Дубнова на немецкий язык, одновременно стал журналистом идишской периодики, редактором «Энциклопедии» на идише. Содержание его ответа новому знакомому нетрудно представить по второму письму Э. Райса.

Аарон Штейнберг успокоил своего корреспондента: еврейскую традицию можно толковать свободно, а к гоям следует относиться с уважением. Благодарный Райс назвал эти суждения революцией. Но примечательно, что он тут же оговорил свое право на полемику!

«Искатель смысла, правды и глубин»[8], Райс воздавал Штейнбергу должное. В письме от 1 января 1962 года Райс писал: «Вы — это значит, что еврейство есть, что оно не пустой звук, не путь к карьере и не боязнь антисемитизма. А я уже было думал, что еврейства нет, что те из нас, которым не удалось ни креститься, ни скрыть то, что они евреи, афишируют свою преданность еврейству в надежде хоть на малый лотерейный выигрыш».

Париж. 18 декабря 1960 г.

Дорогой Арон Захарович,

Прилагаю при сем curriculum vitae для UNESCO [9], стараясь приурочить его к Вашему, надеюсь, благополучному возвращению в Лондон с тем, чтобы Вы также успели хоть сколько-нибудь отдохнуть.

По поводу нашего с Вами парижского разговора хотел прибавить еще несколько мыслей, пришедших мне в голову позже.

Вы сказали, что ощущаете себя русским патриотом, т. е. что Вы любите русский язык, культуру, человека… и верно еще мн. др.

Лично я, Ваш слуга покорный, не чувствую себя патриотом никакой национальности, даже своей собственной — еврейской, но ближе всех прочих мне тоже, пожалуй, Россия. Если случится где-нибудь долго пребывать вдалеке от русских людей, книг, языка и проч. — мне их недостает, и это чувство, возрастая, может стать очень мучительным (евреи, слава Б[-гу], имеются всюду — вопрос только в том — какие). Кроме того, с русскими (даже с плохими) мне легче, чем с иностранцами (даже с хорошими). Я напр[имер] до сих пор никогда не знаю, как француз или немец будет реагировать на то или иное… Русский, даже если будет реагировать плохо, — я обычно могу предвидеть, как и, соответственно, с этим сорганизоваться. Кроме того, с русским я в конце всегда найду общий язык. Рискну даже сказать, что французский еврей для меня более чужой, чем русский гой.

Если у Вас то же самое (или как мне показалось — еще больше и сильнее), то Вы, верно, поймете, что немец нам с Вами ближе, чем француз или англичанин, хотя бы уж по той причине, что он ближе к русскому и больше на него похож. Антисемитизм? — Все они хороши… когда спят, и все они любят еврейскую рыбу, еврейских девочек и, особенно, еврейские деньги. Если бы не Невилл Чемберлен [10] и Даладье [11], разве был бы Аушвиц? Тут ведь Сталин и Даладье и имя им легион (всех и не перечислишь) не менее виновны, чем Гитлер или Гиммлер. Список разбойников, посмертно награжденных орденами Гитлером за атаку на Варшавское гетто, не беспокойтесь — я-то прочел более чем внимательно. В нем славянские фамилии численно преобладают над немецкими в весьма значительной мере. Особенно много… украинцев, но и поляков и русских и неопределенных тоже больше, чем немцев.

Это мне не мешает (быть может, к стыду моему) любить Россию, русских и все русское. И Вам тоже. Но мне думается, что мы с Вами… правы! Или надо повернуться спиной ко всему, что не еврейское, и с утра до ночи חזרן בגמרא[12], или же… признать правду, что мы отравлены неизлечимо, что в этом есть не только худо, но и добро, и что среди народов, виновных в Аушвице (не говоря о личной вине каждого из нас, которую [на свою долю] признаю, но это другой, особый вопрос), попадаются изредка и невинные, и порядочные люди, и искренние личные друзья, и даже праведники.

Слова פרקי אבות[13] о том, что «у нас» есть все то, что и у גויים[14] и еще многое поверх этого, видно, следует понимать как-то особенно, ибо в прямом смысле слова — это просто неверно — действительности не соответствует [15]. Ведь «у нас» не только нет Лукреция, Плотина, Шекспира, Майстера Экхарта [16], Гете, Достоевского, Лесьмяна [17] (он хоть и наш, но писал по-польски), Джелал ад-дина Руми или Лао-Цзе [18], но «у нас» даже нет эквивалента всему этому и многому другому. Кроме того, разве не абсурдно говорить, что, напр[имер], «зато у нас есть Библия», которая повыше всех ваших шекспиров и лао-цзе. Как будто здесь дело в арифметике и в сложении или в вычитании! Библия — одно, а Шекспир — другое и Лао-Цзе — третье; все это разное и друг другом не заменимое, — единственное в своем роде.

Да, Библия или פרדס רימונים[19] или Нахман Брацлавер [20] есть, и это очень хорошо, и я рад, что, изучивши и наш нелегкий язычище (потруднее не только греческого, но и китайского), я их нашел и могу ими пользоваться. Но они не заменяют Шекспира, Норвида [21] или Штейнера [22], которые — сами по себе. Если мы с Вами не смогли зарыться на всю жизнь в Gateshead [23], чтобы חזרן בגמרא — то почему нам не воспользоваться, в построении нашего миросозерцания, наряду с «нашими» кирпичами (для меня лично, все-таки, Пушкин или Розанов более «мои», чем גמרא[24] и даже Библия или Нахман), также теми из «чужих» кирпичей, которые судьба поставила в наше распоряжение. Если мы все равно не только выходим за ворота ешивы, но даже за этими воротами поселились и живем, лишь изредка, как в гости, в ешиву наезжая, на week end или на праздник, имеем ли мы право огульно отрицать все ценности «профанского» мира, даже подлинные, которым часто, напр[имер] я лично, не могу противу[по]ставить ничего им равного?

Первая страница письма Эммануила Райса Аарону Штейнбергу. Париж. 18 декабря 1960 года

Каждый из нас, и Вы тоже, наверное, знаете גויים[25], духовно, человечески и культурно очень высоко стоящих и достойных всяческого уважения и даже любви. Один мой знакомый профессор называет их всех בהמות[26]. Как я могу назвать בהמה[27], напр[имер], гоя такого-то, моего друга, который за меня хлопочет даже в ущерб своим собственным интересам, тогда как некоторые евреи являются прямыми виновниками многих моих бед? Уверен, что не составляю исключения и что немало есть аналогичных случаев, м[ожет] б[ыть], даже Вам лично известных.

Не будем подражать антисемитам. Что многие немцы весьма и весьма перед нами виновны — неоспоримый факт. Но имеем ли моральное право (да и правда ли это?) их всех огульно обвинять в преступлениях части из них? А что если немец имярек такой-то, вот именно этот предо мной стоящий, лично не повинен? Ведь мы обвиняем антисемитов именно в том, что они не разбирают правого от виноватого. Зачем же нам повторять их же грех по отношению к иным? Помню слова немецкого еврея, что он немец вместе с Кантом, Гете, А. Штифтером [28] и другими филосемитами, против скотов и идиотов, которые для него не немцы. Разве для Вас Россия — Марков II [29] и Пуришкевич?[30] А для кого они — Россия, кроме кучки им подобных человекообразных? Даже если бы они пришли к власти.

Живя во Франции во время гитлеровской оккупации, я не забыл, что лагеря Gurs и St. Cyprien [31] были не лучше, если не хуже, чем Dachau или Buchenwald, и еще многое другое. За выдачу еврея платили… 10 000 фр[анков], а потом стали платить 5, ибо вышло, что и за 5 выдают. Английские военнопленные как-то устроили забастовку, требуя наказания немецкого унтера, истязавшего кошку. А к истязанию евреев относились весьма терпимо.

Но лучшие из немцев лично мне ближе, чем даже лучшие из французов, хотя бы потому, что они ближе к русским и к идеалу лучшего человека вообще. И если русская струна в Вашем сердце вибрирует — Вы меня поймете.

При этом не надо забывать, что и русский зверь страшен. Пострашнее и пожутче даже немецкого. Зная Россию, Вы верно и это знаете и, м[ожет] б[ыть], получше моего. Но у каждого народа есть свой зверь, всегда отвратный. Есть он даже у нас, евреев. Не знаю, кажется ли мне еврейский зверь хуже, потому что он мне ближе. Но то, чего я насмотрелся напр. в Alliance [32] (при случае, если захотите, расскажу Вам любопытные подробности) — отвратительнее всего, что можно себе представить. А дело Wallenberg’a?[33] Такому я предпочитаю открытый мордобой и тому подобное! Тут, по крайней мере, знаешь, с чем имеешь дело.

Аарон Штейнберг. 1953 год

Хотел только попытаться изложить Вам свою мысль. Надеюсь встретиться с Вами при Вашем следующем пребывании в Париже. Хотя… уходя от Вас тогда вечером, у меня создалось впечатление, что я Вас разочаровал… Видно, Райс оказался скучным нытиком и путаным болван-болваном. И еще, верно, Вам неприятно, что я «плохой еврей». Но Вас я… полюбил и не захотел быть с Вами неискренним. А неприкрашенная картина часто неприглядна. Это чисто русское явление — дрянцо, но искреннее. Многие этого не любят. Если не хотите — не надо. Я только надеялся, что Вам будет приятно или хоть интересно. Моя судьба, видно, «там, где слезы и скрежет зубовный»[34], вдалеке от всяких уютных духовно-интеллектуальных уголков, где Б-г, любящий Своих беленьких ягнят, ласково щекочет их за ухом. А других — как козлище, отовсюду сапогами по заду и — вон. Бог тоже любит элегантненьких, приятненьких, послушненьких, которым везет и которые всегда во всем правы — как и сказано в פרקי אבות[35] — кого уважают люди, того жалует и Он… Но это завело бы нас слишком далеко. В другой раз, если захотите. Тем более, что остались две огромные темы:

1. эстетизм. Ну да, принимаю, эстетизм а) нужны люди и такого порядка, не всем же быть только бухгалтерами или только фармацевтами; б) ведь эстетизм что-то означает, откуда-то идет, ведь не случайно одно явление эстетически действует, а другое — не действует. Откуда? Почему?

2. Украйна… эти обе темы тоже на другой раз, если захотите.

С нетерпением буду ждать от Вас хоть короткого знака… А пока сердечный привет Софье Владимировне.

Искренне Вам преданный, Э. Райс.

P. S. Буду сердечно благодарен за указание всяких грамматических и иных ошибок. Ведь Вы все-таки москвич и возрожденец, а не полубеспризорный эмигрант, как мы прочие.

Париж. 2 января 1961 г.

Дорогой Аарон Захарович!

Впечатление создается такое: наша единственная, в силу обстоятельств, немного форсированная встреча не привела еще к настоящему диалогу между нами. Но Ваше письмо от 23-го меня очень ободрило <…>. Теперь по пунктам:

1. Пока эта первая встреча с Вами ценна для меня (и весьма!) главным образом тем, что Вы произвели революцию в моей концепции иудаизма. До сих пор я понимал так, что мое невежество, происхождение от ассимиляторов, поздняя תשובה[36] (после 30-ти лет) и мн. другое, наконец, приличествующий минимум смирения, — не дают мне права по-своему толковать нашу традицию. Я себя считаю учеником весьма мало успешным и скромным по дарованиям. Прежде чем критиковать, надо не только знать, но и чувствовать, а я… со всякими там пушкиными и похуже…

С другой стороны, я считал, что, прежде всего, традиция требует послушания, а не своеволия. Вы же Вашей идеей о свободном толковании открыли мне перспективы, широту которых я сам еще даже не ощущаю в достаточной мере. Чувствую только, что это — революция, последствия которой сейчас еще невозможно предвидеть.

2. Для меня ново, что серьезный еврей не относится к גויים[37] как к животным. Так все до сих пор вокруг меня говорили — и ученые, и неучи, и умные, и глупые, и хорошие, и дурные. Но все говорившие — более глубокие и подлинные евреи, чем Ваш слуга покорный. А я опасался, как бы мои слова о встречающемся превосходстве некоторых גויים[38] над некоторыми евреями вызовут у Вас антагонизм и неприязнь и окончательно оттолкнут Вас от этого ассимилированного шимпанзе.

Но из-за правдивости, которую я сделал себе по отношению к Вам (как и вообще к людям, к которым питаю симпатию и доверие, остальным не стесняюсь врать и во всяком случае с ними не откровенничаю) правилом, — все-таки написал искренне, что думаю.

3. Не умею искать истину иначе, чем полемизируя с самим собою. Поиски истины — дело очень сложное и может быть даже безнадежное. Но <…> сама ставящая на каждом шагу загадки жизнь заставляет искать их смысл, т.е. истину… Да, тут Вы угадали правильно — полемизирую с самим собою и с друзьями (это и есть диалог) и с הקב״ה[39] — раз Иову было можно.

А до встречи с Вами меня учили, что Иов пострадал за то, что умыл руки касательно преследования евреев, когда фараон спросил его мнения. Вы, верно, этот מדרש[40] помните. Но, несмотря на этот мидраш, я с Ним всегда полемизировал, ибо иначе не умею и… потому что до сих пор сильнейший для меня духовный соблазн это — гностики — Маркион [41] и К°… Как раз вчера один православный развивал передо мной теорию (и не глупо), что все христианство в целом говорит «нет» Богу-отцу (так он выразился). Во всяком случае, его идея не лишена оснований. Хотя самый страшный, полный и серьезный гностицизм, конечно, не у христиан (особенно не у православных), а у манихейцев или у богомилов. И у Штейнера.

4. Не только не «задели» меня Ваши замечания о несовершенстве моего русского языка (я их великолепно сам сознаю!), но — наоборот — сердечно Вас благодарю за Ваши исправления. Только не решаюсь Вас утруждать столь неблагодарным кропотливым трудом. Оно и понятно. Я — киевлянин, т. е. — полуукраинец, с 5 класса гимназии больше по-русски не учившийся, а Вы — москвич и возрожденец!

добавить комментарий

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

[1]. «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-х гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов / Сост., предисл. и примеч. О. А. Коростелева. М., 2008. С. 560.

[2]. Райс Э. Под глухими небесами. Из дневников, 1938–1941 гг. Нью-Йорк: Международное Литературное Содружество, 1967. С. 51.

[3]. Там же. С. 95.

[4]. «Если чудо вообще возможно за границей…». Гл. «Хочется взять все замечательное…». С. 560.

[5]. Райс Э. Под глухими небесами. С. 87.

[6]. Cм.: Портнова Н. «Русское колено Израилево» Аарона Штейнберга // Лехаим. 2007. № 4; Чело века // Лехаим. 2010. № 1; Портнова Н. Философ среди антисемитов // Лехаим. 2013. № 4.

[7]. Текст писем печатается по оригиналам, хранящимся в: CAHJP. P/ 159. box XV. Письма публикуются с сохранением орфографии и пунктуации оригиналов.

[8]. Померанцев К. Д. Сквозь смерть. Эммануил Матусович Райс. http://www.radashkevich.info/KD-Pomerancev/KD-Pomerancev_140.html.

[9]. Райс в то время искал работу.

[10]. Артур Невилл Чемберлен (1869–1940) — государственный деятель Великобритании, лидер Консервативной партии «Тори».

[11]. Эдуар Даладье (1884–1970) — французский политик, государственный деятель, премьер-министр Франции в 1933, 1934, 1938–1940 годах.

[12]. Повторять Гемару.

[13]. «Пиркей Авот» («Поучения отцов») — трактат Мишны из раздела «Незикин», содержащий морально-этический кодекс иудаизма. Содержит подборку афористичных высказываний еврейских мудрецов.

[14]. Неевреи.

[15]. «Вникай в нее, [Тору], вновь и вновь, ибо в ней — всё; и увидишь в ней [истину], и с ней поседеешь и состаришься, и не отклоняйся от нее, ибо ничего лучше ее не дано тебе» (Пиркей Авот, 5:21).

[16]. Иоганн Экхарт (1260 — ок. 1328) — один из крупнейших христианских мистиков, учивший о присутствии Б-га во всем сущем.

[17]. Болеслав Леесьмян (настоящая фамилия Лесман; 1877–1937) — польский поэт еврейского происхождения, писавший на польском и русском языках.

[18]. Джалаладдин Руми — персидский поэт-суфий (XIII век); Лао-Цзы (VI–V века до н. э.) — китайский философ, основатель даосизма.

[19]. «Пардес римоним» («Гранатовый сад») — сочинение Моше Кордоверо, известного каббалиста цфатской школы (XVI век).

[20]. Нахман Брацлавер (1772–1810) — хасидский цадик, правнук Бешта, основоположник брацлавского хасидизма.

[21]. Циприан Камиль Но́рвид (1821–1883) — польский поэт, драматург, прозаик, живописец.

[22]. Рудольф Штейнер (1861–1925) — австрийский философ, эзотерик, социальный реформатор и архитектор.

[23]. Гейтсхед — город в гр. Тайн и Уир на северо-востоке Англии, где находится крупнейшая ортодоксальная ешива в Европе.

[24]. Гемара.

[25]. См. прим. 14.

[26]. Животные (ивр).

[27]. Животное (ед. ч., ивр.).

[28]. Шрифтер Адальберт (1805–1868) — австрийский писатель, поэт, художник и педагог.

[29]. Николай Евгеньевич Марков (Марков Второй; 1866–1945) — русский политик правых взглядов, один из вдохновителей черносотенцев.

[30]. Владимир Митрофанович Пуришкевич (1870–1920) — политик, один из лидеров черносотенных «Союза русского народа» и «Союза Архангела Михаила».

[31]. Гюрс и Санкт-Сиприен — концентрационные лагеря во Франции, заключенными в которых были в основном евреи.

[32]. Alliance Israйlite Universelle («Всемирный еврейский союз») — международная еврейская организация, созданная в Париже в 1860 году для оказания помощи евреям во всем мире.

[33]. Видимо, Э. Райс имел в виду слухи, согласно которым Рауль Валленберг был причастен к сепаратным контактам между Германией и западными странами; см. на эту тему: Рауль Валленберг. Уйти в никуда // Лехаим. 2012. № 8; В. Христофоров: «Мы пытаемся найти ответы на вопросы» // Лехаим. 2012. № 9.

[34]. «Там будет плач и скрежет зубовный» (Мф., 8:12).

[35]. См. прим. 13.

[36]. Тшува — раскаяние, возвращение к традиции.

[37]. См. прим. 14.

[38]. Там же.

[39]. Г-сподь Б-г.

[40]. Мидраш.

[41]. Маркион (ок. 85 — 160) — христианский богослов, ересиарх, гностик.