[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2013 ЭЛУЛ 5773 – 9(257)
Петр Фарбер на пикете в защиту своего отца. 6 августа 2013 года
HOMO FARBER
Беседу ведут Михаил Эдельштейн, Афанасий Мамедов
В 2010 году москвич Илья Фарбер отправился на Селигер и после тщательного исследования этих краев решил остаться в глухом сельце Мошенка. К настораживающей неблагозвучности топонима выпускник ГИТИСа отнесся без должного интереса. Устроившись учителем музыки, рисования и литературы в местную школу, Фарбер особое внимание уделял внеклассным занятиям, посвящая учеников в тайны ушу и восточных психотехник. Вскоре его назначают директором местного ДК и он начинает заниматься ремонтом здания. То, что случилось дальше, стало для многих примером вопиющей несправедливости российской судебной системы. Прокомментировать «дело Фарбера» мы попросили: писателя и педагога Дмитрия Быкова, директора ООО «Горстрой-1» (Тверь) Юрия Горохова, председателя Национального антикоррупционного комитета Кирилла Кабанова, сотрудника Института психологии РАН Ольгу Маховскую, адвоката Генриха Падву, журналиста и общественного деятеля, основателя движения «Русь сидящая» Ольгу Романову, президента Института Ближнего Востока, в 2001–2004 годах — президента Российского еврейского конгресса Евгения Сатановского, сына Ильи Фарбера Петра Фарбера.
ПЕТР ФАРБЕР
Я присутствовал на всех заседаниях суда и сам давал показания как свидетель, и я уверен в папиной невиновности. Я думаю, что его преследование связано с особенностями строительного бизнеса в Тверской области, где трудится, в частности, Горохов Юрий Николаевич, подавший на папу заявление в ФСБ, где такие гороховы повально выигрывают тендеры на ремонты сельских клубов, делают за небольшую сумму косметический ремонт и получают деньги из бюджета. Я думаю, это довольно стандартная схема. Папа знал о всех недостатках ремонта, понимал, что Горохов хочет получить бюджетные деньги незаконно, и Горохов осознавал, что если папа останется на свободе, то у него будут неприятности. Так что это просто личная месть. А в Тверской области — по крайней мере, у адвокатов складывается такое впечатление — к каждому человеку приставлен знакомый фээсбэшник, а уж к Горохову, наверное, сразу несколько. Я думаю, он просто обратился к каким-то своим знакомым, поэтому и подавал заявление именно в ФСБ. И они папу задержали, вручили эти меченые купюры и так далее, хотя там не был доказан ни факт вымогательства, ни что-то другое. Заявление Горохова послужило просто поводом для ареста папы. Потом обвинение неоднократно менялось. Например, Горохов изначально написал заявление о вымогательстве у него взятки в размере 432 600 рублей. Следователь предъявил папе обвинение в получении взятки в 132 600 рублей. А еще 300 появились потом непонятным образом, когда срок папиного содержания под стражей подходил к концу и его могли бы выпустить на свободу до суда. И тут ему предъявляют еще 300 тыс., а это уже особо тяжкая статья, и срок продлевают. Одну половину этой «взятки», 150 тыс., доказали по знаменитому «хрусту пятитысячных купюр» на аудиозаписи, а в другой части нет ни хруста, вообще ничего, только показания Горохова, к которым судья отнесся совершенно некритически. Тут еще такой момент. Изначально Горохова допрашивали как потерпевшего, потом признали, что он потерпевшим не является, то есть все его предыдущие показания недействительны, и стали допрашивать как свидетеля, и везде в материалах дела и на суде он проходит как свидетель. Но переквалификации его в свидетеля не было, ему просто отменили статус потерпевшего, то есть он, по сути, мираж, его в деле все равно что нет. Несмотря на это, в основу приговора положены именно показания Горохова, что, мне кажется, доказывает его роль в этом процессе. И это только одна из мелочей, каких в этом деле тысячи. Два судебных процесса, прошлогодний, с участием присяжных, и нынешний, сильно отличались друг от друга. На первом суде участники позволяли себе невероятные вещи, а у нас была адвокат по назначению, она просто сидела и молчала, защиты не было никакой. Многое из того, что говорилось в зале на первом процессе, даже не занесено в протокол. Там прокурор говорил присяжным: «Жадность Фарбера сгубила», «Может ли человек по фамилии Фарбер бесплатно помогать русской деревне?», «Что же получается, теперь Фарбер у нас невиновен?» Когда присяжные выходили из зала, прокурор очень громко произнес: «А хотите, Фарбер, я расскажу всем о вашей судимости?» И такие вещи происходили систематически. Папу удаляли из зала с прений, его лишили последнего слова, он не присутствовал при составлении вопросного листа присяжным и когда объявляли вердикт. Можно сказать, присяжные его вообще не слышали, когда он задавал свидетелям вопросы, судья все его вопросы снимал. Даже в напутственном слове присяжным перед их уходом в совещательную комнату судья сказал: «Не обращайте внимания на слова подсудимого, он просто пытается оправдаться, чтобы избежать сурового наказания. Если вы оправдаете его по 285-й статье [злоупотребление должностными полномочиями], я переквалифицирую обвинение на 286-ю [превышение должностных полномочий] и будет то же самое, так как наказание по этим двум статьям идентично». Естественно, это все делалось намеренно, чтобы повлиять на присяжных.
ЮРИЙ ГОРОХОВ
Летом 2010 года мы выиграли аукцион и должны были к ноябрю выполнить и сдать работы по ремонту мошенковского Дома культуры. Но в процессе возникла необходимость в дополнительных работах, которые не были предусмотрены сметой. Допустим, стали ремонтировать стену, а стены как таковой нет, она сгнила. Поэтому пришлось нанимать людей со стороны (я к этому контракту не имел отношения), которые разбирали эту стену и делали новую. Но пока нет стены, я не могу заниматься ее отделкой. Такие же проблемы были с фундаментом — сунулись, а он разрушен, нужно восстанавливать, переделывать. То есть были объективные причины, по которым часть работ не могла быть сделана в оговоренные сроки, и со стороны заказчика было полное понимание и никаких претензий. В результате в тот момент, когда уже можно было переходить к отделочным работам — шпаклевке-покраске, — мы вошли в зиму, а в морозы красить, понятно, нельзя. Была договоренность с администрацией, что они запустят отопление и мы немедленно приступим к отделке (к установке отопления я тоже не имел отношения, они нанимали других людей). С отоплением что-то не получилось, и зимой мы работать не смогли. А по весне директором был уже Фарбер. Но, кстати, на тот момент из контракта на 2,5 млн уже было выполнено работ на 2 млн, оставалось довыполнить примерно на 500 тыс. Реально мы вложили гораздо больше, но сейчас речь не об этом.
Первое знакомство с Фарбером было таким. Он нас вызывает в Мошенку, мы приезжаем — и просто потрясены. Комната, которая была готова к покраске, стоит с разбитыми стенами: побит гипсокартон, вырван утеплитель и прочее. И Фарбер рассказывает, что у нас есть враги, в первую очередь какой-то местный депутат (потом мы выяснили, что речь шла о Елене Фокиной), у нее свои ключи, она приходила с кем-то, чтобы проверить, как идет ремонт, и разбила стены. На самом деле, хотите верьте, хотите нет, он все это сделал сам, чтобы подчеркнуть свою значимость, показать, что он единственное лицо, заинтересованное в окончании ремонта, а кругом враги, и только он может нас от них защитить.
Потом он стал говорить, что сроки упущены, ремонт должен быть давным-давно окончен. Поэтому он расторгнет с нами отношения и наймет другую компанию. А дальше от него поступило предложение «поискать компромиссное решение». Сначала он просил то ли 600, то ли 500 тыс., сейчас уже не помню. Он говорил, что деньги ему потребуются, чтобы решить вопросы с «врагами» — с главой администрации Осташковского района, с кем-то в Москве. Стали торговаться, он снизил до 400, потом до 300 тыс. На этом остановились. И эти 300 тыс. я ему в два приема выплатил. Но под конец ремонта он вошел во вкус и захотел еще — за подписание акта о приемке выполненных работ. И тут, честно и откровенно скажу, мое терпение лопнуло. И вот за эти 130 тыс. он и страдает. Если бы не они, все бы обошлось по-нормальному. Но Фарбера погубила жадность. Назначенная следствием экспертиза установила ряд недоделок при ремонте ДК, эти сведения вошли и в приговор. Комментировать это я не хочу. Это все Фарбер запутал, ему и распутывать. Он хотел показать, что работа не выполнена или выполнена некачественно, а раз хотел, то и получил. Но при этом он подписал акт формы-2 о приемке выполненных работ. Как это можно мотивировать? Только его дуростью, я по-другому не могу сказать. Чтобы получить меньший срок, он должен был хвалить, какой я прекрасный подрядчик и как грамотно все сделал, и статья 285 [злоупотребление должностными полномочиями] сама собой бы отпала. Он вместо этого подсунул акт о несуществующих недоделках, на этот акт опиралась экспертиза, и все это в итоге обернулось против него. Конечно, экспертизу проводил не он, но это было сделано по его наущению. При подписании формы-2 у Фарбера были два или три мелких замечания, которые я устранил через несколько дней после подписания в течение примерно полутора часов. И то это была глупость. Вот вы сейчас находитесь в помещении, да? Там есть дверная ручка? Как она расположена? Горизонтально, параллельно полу? А вот Илья Исаакович решил, что ручки должны быть повернуты вниз, объясняя это тем, что так будет безопаснее. И я сначала сделал нормально, а потом переделывал, как сказал Фарбер. Плохо висела батарея. Я и это исправил, хотя сантехникой занималась совершенно другая организация. На основании чего Фарбер и за ним эксперты решили, что там есть еще какие-то недоделки, минеральная вата и прочее, я не знаю. У меня есть акты скрытых работ, подписанные технадзором, которые принимал заказчик, там все на месте, и вата, и прочие дела. И мне никто претензий после следственной экспертизы не предъявлял. Акт формы-2 был Фарбером непосредственно перед его задержанием подписан в моем офисе под аудио- и видеозапись, которую делала ФСБ. Там все понятно, идет обсуждение взятки, прямо говорится: «за подписание акта, вот он акт, ты подписываешь, после этого я отдаю тебе деньги». Этот акт приобщен к уголовному делу, на суде это обсуждалось, сторона защиты пыталась оспорить, что Фарбер подписывал именно ту бумагу, которая есть в деле, но это просто очередная попытка извратить правду. Я вообще не понимаю, почему не выдать уголовное дело журналистам, если любой желающий мог присутствовать на суде, где аудио прослушивалось, видео просматривалось, мне задавали сотни вопросов, на которые я давал пояснения. А в итоге теперь защитники Фарбера опять пытаются все поставить с ног на голову. Почему я обратился именно в ФСБ? Объясняю. Фарбер постоянно бросался громкими словами, говорил, что у него все кругом схвачено, что у меня есть враги, которые не хотят, чтобы я здесь работал, что за ним стоят силы из Москвы. Потом я выяснил, что все это неправда, а тогда я реально боялся, что все может обернуться против меня. Милиция же подчиняется тому же главе района, которого он называл в числе моих врагов. После того как я обратился с заявлением в ФСБ, они организовали прослушку, проверяли, правду ли я говорю. Сотрудники ФСБ неоднократно просили меня звонить Фарберу с наводящими вопросами, чтобы четко звучало, за что я должен передать деньги, какую сумму, где и т. д. Почему-то ФСБ не представила в суде эти записи, но они у них есть. А те записи, которые висят в интернете, делал я. Это сейчас Фарбер выглядит овечкой благодаря СМИ, а на самом деле волчара еще тот. Еще Петя Фарбер фантазер, которому что ночью приснится, то он днем и выкладывает. А другие подхватывают и еще сверху накручивают свое. В результате в интернете нет ни слова правды об этом деле. Если Петя заботится об отце, он бы лучше пришел ко мне и покаялся. Я ведь на самом деле не злыдень какой-нибудь, и мне глубоко по барабану, сидит Фарбер или не сидит. Я бы не имел никаких претензий, если бы его вообще выпустили. Я его лично не сажал, мне вся эта история давным-давно надоела. Я просто говорю правду. И то, что я говорил в первых показаниях, я повторяю и сейчас. Был факт вымогательства? Был. Да, я понимаю, что суровый приговор. Но опять-таки, он виноват сам во всем. Он настроил против себя всех: и Следственный комитет, и прокуратуру — своим агрессивным поведением, непризнанием очевидных фактов. Он менял показания много раз, все это есть в уголовном деле. Он нанимал четырех адвокатов и сам потом от них отказывался. Где логика человека? Я не понимаю. Я вообще многого не понимаю. Ему же прямо говорили: признайся и ты отделаешься либо условным сроком, либо трешку тебе дадут, это по максимуму. Нет, он решил стоять на своем.
Пикет в защиту Ильи Фарбера в Москве. 6 августа 2013 года
ОЛЬГА РОМАНОВА
Таких дел, как дело Фарбера, к сожалению, очень много. Совсем недавно ярославский суд приговорил к пяти с половиной годам строгого режима водителя, который вышел на дорогу справить малую нужду, а ему были припаяны развратные действия в отношении несовершеннолетних. У меня в Ивановской области есть подшефный, врач, ему больше 60 лет, — его осудили на четыре года за взятку в две тысячи рублей. А как ему не брать взятку в две тысячи, когда у него зарплата 3800? Теперь к нему весь район ездит в зону лечиться. Чем дело Ильи Фарбера отличается от всех подобных дел? С самого первого заседания в суде малюсенького города Осташкова абсолютно четко педалировалась антисемитская линия. Прокурор подчеркивал национальность Фарбера, подчеркивал его фамилию. Все это происходило абсолютно откровенно, с пещерной дикостью. Вообще, у меня в Твери три дела с большой примесью политики, никак между собой не связанных. И фамилии обвиняемых — Фарбер, Череповский и Зиновкина. Не то чтобы мы не защищали Ивановых, Петровых и Сидоровых, у нас их много, к несчастью. Но вот именно в Твери почему-то сажают по нелепым обвинениям, чаще всего связанным с ФСБ, людей с другими фамилиями. То есть существуют очень большие претензии к тверским правоприменителям по национальному вопросу. Если в Тверской области появляется еврей, почему его надо сразу сажать, что за манера?
Дело Фарбера получило такой резонанс, потому что речь идет о замученном романтике. Илья Фарбер, артист с двумя образованиями, бросил Москву, решил пойти в народ и стал работать учителем рисования в деревне Мошенка. Это нечеловеческая глубинка, туда нет никаких дорог. А Фарбер решил там устроить культурный центр, за что его фактически и посадили — не лезь, — причем под улюлюканье тамошней толпы. На суде тетки из деревни давали показания про то, какой отвратительный у Фарбера характер. То есть они его сажают за то, что у него плохой характер! Он, конечно, наивный человек, бессребреник, «городской сумасшедший». Совершенно шукшинский персонаж, не из нашего времени — молодой красивый учитель, которого очень любили дети, потому что он занимался с ними сбором мусора в лесах и т. п. Я до сих пор не знаю, виноват Фарбер или нет. За что людям дают взятки? За то, что они что-то делают, например, подписывают акт о приемке работ. Но ведь Фарбер его так и не подписал, когда его задержали с мечеными купюрами, акта не было ни при нем, ни при Горохове. То есть получается, что ему дали денег просто так. А в таком случае я больше верю в версию Фарбера, который говорит, что он ремонтировал клуб на свои деньги и Горохов обещал ему их отдать, когда получит перевод из бюджета. Точно так же можно арестовать вас или меня при получении гонорара и обвинить, что это взятка за заказную статью — простите, а где факт заказа? В деле, кроме показаний Горохова, есть еще знаменитая аудиозапись. На первом процессе прокурор Павел Верещагин, позже ставший судьей, сказал, что видеозапись передачи взятки потеряна, но он может рассказать, что на ней было. Но это не прошло. А на аудио-пленке, которую мы все слышали, шаги и какие-то шумы — шорох то ли листвы, то ли бумаги, науке это неизвестно. И прокурор сказал: «Вы знаете, что это такое? Это шелест денег. Я насчитал 30 хрустов по пять тысяч рублей, итого 150 тыс.». И это «доказательство» учтено в деле. Еще несколько аудиофайлов с переговорами Горохова и Фарбера висят в Сети. Конечно, там разговор все время идет о деньгах и о ремонте — о чем же им еще говорить? Но, на мой взгляд, эти записи доказывают вымогательство взятки Гороховым. Я совершенно согласна с тем, что здесь имеет место быть преступление. Я только не понимаю, почему это преступление Фарбера, а не Горохова. Вообще, там история вот какая. Деревня Мошенка стоит на первой линии Селигера, и там существовал налаженный бизнес по торговле земельными участками. Потом главой местной администрации стала женщина по фамилии Валеева, и торговля прекратилась. И как раз в этот момент в деревню приехал Фарбер со своими детьми. Долгое время они жили в спортзале школы, а потом эта самая Валеева — очень красивая одинокая женщина, у нее тоже дети — Фарбера поселила к себе. Такой вот прекрасный жест доброй воли. В конце концов, Фарбер — разведенный отец. И до Валеевой, судя по всему, хотели добраться через Фарбера — посадить его и заставить давать на нее показания. Фарбер этого не сделал, и они сконцентрировались на нем. Но Валеевой после всей этой истории, конечно, пришлось уйти с административной работы, и бизнес по торговле золотой землей вновь процветает. То есть в деле много мотивов: и финансовый, и антисемитский, и просто неприятие «понаехавших».
ДМИТРИЙ БЫКОВ
Фарбер сам по себе вызывает у меня очень большие вопросы. Конечно, когда его называют непрофессионалом — это правда. Ему не следовало ехать в эту деревню учительствовать. Чтобы учить, надо знать, а он не является специалистом ни по музыке, ни по ИЗО, ни по литературе. Кроме того, общение с сельскими детьми, которые, по его собственному признанию, к восьмому классу плохо читают, — я в это не слишком верю, но допускаю, — требует невероятных методических навыков. Я бы не отважился в сельскую школу поехать, хотя у меня есть опыт общения с трудными детьми и трудными классами, — я не знал бы, как и о чем с ними говорить. Без психологической подготовки к таким детям ехать категорически нельзя. Он не знает их жизни, у него нет с ними общих ценностей. Хождение в темноте по жердочке, сбор с учениками трав — все это вещи, которые автоматически выдают дилетанта. Но методические претензии к нему мы подробнее обсудим, когда он будет на свободе. Я допускаю, что и ремонт в клубе он делал неправильно и, вероятно, противозаконно. Но, во-первых, такое поведение является нормой российских отношений, как ни грустно, но это так. А во-вторых, в чем бы он ни был виноват, наказание несоразмерно вине. И здесь тот самый случай, когда история начинает управлять людьми. Всякая гибнущая империя производит одно такое дело, пытаясь купить массы на самую дешевую наживку — на антисемитизм. Дело Фарбера обязательно должно рассматриваться в одном контексте с делами Дрейфуса и Бейлиса, которые тоже сначала казались абсолютно случайными людьми. Но потом выяснялось, что все, поздно, общество уже нельзя на эту приманку купить, оно изменилось и воспринимает такую попытку как оскорбление. Роль таких процессов в том, что в них всплывают все язвы правосудия. И тут очень важно, что и Дрейфус, и Бейлис, и Фарбер — абсолютно заурядные люди, обыватели. Дрейфус был человеком примитивного склада, в конце жизни он сказал, кажется, по поводу процесса Димитрова: «Ну, раз судят, значит, там что-нибудь есть». Приказчик Бейлис был полуграмотен. Фарбер тоже вполне заурядный безработный актер. Но это-то именно и важно, чтобы в центре такого процесса стоял обыватель, потому что эту ситуацию каждый может прикинуть на себя. Это не политик, не любовница министра, не человек, который известен своей оппозиционностью. И, конечно, Фарбер будет таким же символом конца путинской эпохи, как Бейлис — конца самодержавия. Все эти дела закручивались вокруг евреев. Когда в стране пытаются установить автократию, антисемитизм всплывает сам собой, без него не обходится — как кори не бывает без сыпи. И хотя еврейский вопрос для русского народа на 99-м месте, власть эту карту вытаскивает сама, тут ничего не сделаешь. Поэтому и в деле Фарбера антисемитизм сначала был, так сказать, гарниром, но постепенно становится сутью.
Вероятно, за неадекватно жестоким приговором Фарберу стоят какие-то неизвестные нам обстоятельства, но это совершенно неважно. История сама складывает мозаику, сама выявляет эти силовые линии. В подоплеке, возможно, любовь начальника УФСБ к гражданской жене Фарбера. А нарисовалось это в результате как неправосудная расправа над маленьким человеком. Важно ведь то, как это останется в истории, а не то, что было в действительности, вот что самое трагичное.
Резонанс дела Фарбера во многом вызван учительской солидарностью. Это абсолютно загнобленная профессия, очень трудная, история с Фарбером развивается на фоне введения дресс-кода для учителей, то есть репрессии против учительства в стране идут. И совершенно очевидно, что реакция будет соответствующая: учителя восстанут в его защиту вне зависимости от того, учитель он или нет. Кроме того, ключевым пунктом всей оппозиционной повестки становится независимый и адекватный суд. Не экономика, в которой никто ничего не понимает, не идеология, которая людей очень сильно разводит, а именно суд. И националисты, и либералы, и левые, и зеленые, и ЛГБТ-сообщество — в этом пункте сходятся все. И дело Фарбера здесь выглядит очень показательным.
ЕВГЕНИЙ САТАНОВСКИЙ
Для любого есть статья, и если ты на свободе, то, значит, она просто пока до тебя не добралась. При феодализме закон не действует, все зависит от того, чего хочет король, чего хотят герцоги, графы — и так далее, вплоть до самого захудалого барона. В данном случае решали именно захудалые бароны. Вопрос: есть ли в стране король? Не хочет ли любимая власть поправить собственное безобразие? Если она на это неспособна — очень жаль, значит, есть повод задуматься, не нужна ли стране какая-нибудь другая власть, способная исправлять свои ошибки. И не надо про давление на суд: когда смотришь на подобные дела, складывается впечатление, что на этих людей давление пора уже асфальтовым катком оказывать. Судам доверия ноль. Милиции доверия ноль. Политической системе доверия ноль. Среди людей, явно стоявших очень недалеко от приговора Фарберу, существует вера в жидомасонский заговор. С этим все понятно. Но почему все это происходит в стране, где действующий президент антисемитом не является? Он какой угодно: с авторитарными наклонностями, немножко Бонапарт — но он точно не антисемит. Ведь когда по такого рода сшитому на колене делу вы сажаете дагестанца — вы получаете группу людей, уходящих в лес. Когда вы сажаете русского — у населения появляется большое желание взяться за вилы или за обрезы. Когда вы разбираетесь с евреем — вы тоже получаете ответ, хотя и немного другой. Перекрывать трассу Москва—Дон, взрывать олимпийские объекты Сочи или вливать ночью в ракеты на Байконуре пейсаховку вместо гептила еврейская общественность не будет, не наши методы. Евреи что потопают, то и полопают. Я полагаю, несчастному Фарберу сильно повезло, что у нас сейчас тяжелые отношения с Соединенными Штатами, есть шанс, что международная общественность поднимет дикий вопль, который достигнет уха высокого начальства. На российские организации в этом отношении надежды мало по той простой причине, что президент прислушивается к очень немногим людям, из которых вряд ли кто-то захочет тратить свой ресурс на спасение «какого-то Фарбера». Российский еврейский конгресс отреагировал: он написал нечто и призвал собрать денег на помощь Фарберу. В прежние времена РЕК писал бы немножко другие вещи, действовал бы немножко по другим каналам и добивался бы немножко других результатов. А деньги находились бы не путем вселенского сбора, а просто были бы вынуты из кармана и выданы, как это неоднократно и происходило. Но все мельчает. Не исключаю, впрочем, что кто-то из бюро РЕКа все-таки сделает правильные шаги — в этих авгиевых конюшнях гнать надо одного-двух человек, все остальные пока дееспособны. Будем надеяться, что там найдутся правильные пчелы, которые умеют делать правильный мед. Что до взяток, то я не знаю, кого из хозяйствующих лиц, от заведующего урюпинским курятником № 16 до миллиардера-олигарха, можно при нашей системе оставить на свободе. Даже если допустить, что Фарбер виновен в том, что ему вменяют, — есть принцип соразмерности вины и наказания. Если он получил семь с лишним лет за 400 тыс., то какого срока заслуживает госпожа Скрынник? А господин Сердюков со всеми девушками из своего гарема? А все остальные из клана неприкасаемых, с кем работают и с кем еще не работают? Вот когда они получат по семь лет за каждые 400 тыс. рублей, я скажу, что приговор Фарберу справедлив.
Мать Ильи Фарбера Елена Фарбер на пикете в поддержку сына. 6 августа 2013 года
ОЛЬГА МАХОВСКАЯ
Когда СМИ начинают лепить из обычного человека героя, его первая реакция — шок, но после шока должна начаться кристаллизация лучших качеств. Давление со стороны для любого человека испытание. Однако, если личность зрелая, она будет к этому готова: в тепличных условиях никто не живет. Мы закаляемся, защищая свои взгляды, свое «я». Да и для себя самого человек, когда его загоняют в угол, должен уметь отвечать на вопросы: «Что я делал?», «Почему так вышло?», «Почему ко мне так относятся?» Неплохо было бы уметь аргументировать свое поведение — не столько для того, чтобы оправдаться, сколько для утверждения своей позиции. Известно, что люди, прошедшие через лагеря и тюрьмы, психологически более устойчивы, у них гораздо больше ясности в понимании того, что происходит вокруг, больше мужества, помогающего пережить трудные моменты. Но сейчас мне бы хотелось понять, что именно происходит с Ильей. К сожалению, я не смогла пока прочитать его собственные тексты, только то, что пишут о нем. Возможно, поэтому у меня сложилось впечатление, что Илье не дают слова, потому что ему есть что сказать, иначе бы он так не фрондировал. Сложность ситуации, в которую попал Илья, помимо всего прочего, связана еще и с тем, что его лишили возможности быть с детьми. Непросто осознавать, что теперь дети будут отвечать за ошибки отца, пусть даже совершенные по причине излишней доверчивости. Все это не может не угнетать Илью. По тем репортажам, которые я видела, у меня сложилось впечатление, что он пережил тяжелую депрессию. Одна из причин деградации общества — его повышенная агрессивность — давно уже приняла бытовой характер. Агрессию вызывает все подряд, что уж говорить о Фарбере, который своим необычным поведением дал много поводов для подобной реакции. Несомненно, социальная роль Фарбера — Дон Кихот. Он в контрах со многими социальными группами и ведет себя как миссионер-одиночка. Характерная позиция дон кихотов. Он не захотел быть просто учителем в Москве, просто служащим. А на селе учитель — прежде всего миссионер и только потом служащий, зарабатывающий деньги. Илья не случайно выбрал именно этот путь, он характеризует его как личность. И то, что на селе Фарбер не нашел возможности договориться, тоже показательный момент. С особенностями его характера связана и ситуация в Мошенке, и то, что он до сих пор сидит, не вызывая сочувствия у судей. Когда мы смотрим на другие судебные процессы, дело Фарбера кажется нонсенсом. Для меня этот процесс — еще и показатель незащищенности учителя. Не только сельского, любого. Что-то похожее происходит и с научными сотрудниками — целую Академию пытаются задавить, что уж говорить о сельском учителе. У меня Илья вызывает большие симпатии, потому что только такие люди с дрожжевой закваской способны своим брожением расшевелить людей.
ГЕНРИХ ПАДВА
Не могу сказать, дает ли суд над Ильей Фарбером ответ на вопрос, что происходит сегодня с судебной системой в России. С подробностями его дела я не знаком, но с удовольствием бы принял на себя защиту этого человека, потому что, как мне кажется, приговор несправедлив. Однако, не изучив дело, что-либо утверждать не возьмусь. Может ли быть крупная взятка на ремонте сельского Дома культуры, я не знаю, все зависит от суммы взятки, от того, за что, как и кому она была дана (если это имело место быть), но в целом закон определяет границы понятия «крупная взятка» довольно формально, и с этим ничего не поделаешь. О деле Ильи Фарбера я знаю из средств массовой информации, знаю, что якобы прокурор допустил антисемитские высказывания, сказал, что человек с такой фамилией не мог действовать бескорыстно, в интересах народа и т. д. Если это действительно имело место быть, то это совершенно возмутительное высказывание, за которое тоже нужно нести ответственность. Еще раз повторюсь, если подобный националистический выпад действительно имел место. Сейчас многие считают, что приличный человек просто обязан ходить на собрания, участвовать в уличных шествиях и манифестациях, но я думаю, что никто ничего не должен, каждый поступает по своей совести, по своему разумению. Тут исключительно дело доброй воли и желания. Но время от времени, когда появляется кто-то, по мнению общественности, несправедливо осужденный, власть сама рождает таких героев и сама будоражит общественное мнение. Я думаю, что такое неловкое действие было совершено в отношении Навального, когда его осудили и взяли под стражу в зале суда. Это ужасно, когда человеконенавистнические настроения заслоняют разум и не позволяют принять достойное правовое решение вопроса. Я думаю, что и с Фарбером может случиться такая же история, он вполне может превратиться в национального героя. Сможет ли он выдержать бремя такой «славы», сказать не могу, потому что совершенно не знаю, что он собой представляет. Трудно сказать, насколько он способен играть эту роль. Во всяком случае, для этого нужно быть очень мужественным и сильным человеком. Я ничего не слышал о том, что 22 августа Совет по правам человека при президенте будет проводить расследование по делу Ильи Фарбера. И не очень понимаю, каким образом они в состоянии рассматривать такие вопросы. Я думаю, что с этим должны иметь дело только профессионалы. Еще раз повторюсь, что готов принять на себя защиту Ильи Фарбера, конечно, если он сам или кто-то из его родственников этого захочет.
КИРИЛЛ КАБАНОВ
Исторически в российском законодательстве, как, впрочем, и в законодательстве многих других стран, взятка рассматривалась как тяжкое преступление, караемое суровыми сроками. Почему это так? Взятка рассматривается как угроза не только государству, но и обществу в целом. Например, взяточничество в медицинской системе напрямую связано с уровнем жизни и оказываемыми медицинскими услугами. Если в сельском хозяйстве нельзя без взяток получить кредит, то это влияет на продовольственную безопасность. И так далее. Судья, ведший первый процесс по делу Фарбера, признал, что приговор суровый и за убийство иногда дают меньше. Возможно, общество воспринимает такое положение дел как несправедливость. Но тут надо понимать, что взятка, в отличие от убийства, всегда связана с умыслом, не бывает взятки по неосторожности или из-за превышения пределов необходимой самообороны.
Согласно Уголовному кодексу, крупный размер взятки начинается со 150 тыс. рублей. Конечно, это не тот уровень. Любой серьезный случай, скажем, закрытие уголовного дела — это миллионы. Но должна учитываться не только сумма взятки, но и то, какая, так сказать, функция ее получает. Если сотрудник ГИБДД берет взятку даже в пять тысяч с пьяного водителя, то его действия могут привести к тяжким последствиям, например к смерти на дороге. Или пожарный надзор — вспомним «Хромую лошадь». А в отношении врачей или учителей законодательство, конечно, надо гуманизировать. И это уже делается. Пленум Верховного суда 9 июля принял постановление «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях», где разъяснил, что эти категории граждан не являются представителями власти, а следовательно, получение ими денег не может квалифицироваться как взятка. Самая тяжкая статья, которая им грозит, — это 163-я, вымогательство. Я считаю, это подход правильный, потому что мы при оценке преступления всегда должны исходить из возможных последствий. К сожалению, зачастую в судебных процессах мы видим влияние правоохранителей на суд. Как результат — выборочное правоприменение, когда люди, расхитившие сотни миллионов, получают условный срок, а кто-то сидит за несколько тысяч. В Башкирии глава муниципалитета получил взятку 3 млн, был присужден к штрафу в 300 млн, но не отдает его — сирота, у него нечего взять, маленькая старая машина и гараж, а остальное на близких родственниках. Эта проблема была и в советское время, когда за мешок картошки получали на полную катушку, а за куда более серьезные вещи оставались на свободе.
Что касается дела Фарбера, то, во-первых, он, конечно, как директор ДК не обладал властными полномочиями. Во-вторых, важно разобраться, что было прописано в его должностных обязанностях. Я думаю, что проведение ремонта не могло быть в полном объеме его функцией. Я не видел всех материалов, но, как я понимаю, он отвечал за обеспечение деятельности ДК и под эту функцию проводил ремонт. Возможна ли переквалификация дела на другую статью? На мой взгляд, да. Хотя это не обязательно автоматически приведет к радикальному смягчению его участи, скажем, по статье 159, мошенничество, санкции тоже достаточно суровые. Но трудности с переквалификацией могут быть вот какие. То же мошенничество — это милицейская статья, а в деле Фарбера всю оперативную разработку вели органы госбезопасности. Доказательную базу по делу я оценивать на данном этапе не готов. Единственное, что могу сказать как человек, много работавший в свое время по таким преступлениям: без подробного документирования раньше, в 1990-х годах, суды просто не принимали подобные дела к рассмотрению. Наказание, конечно, очень и очень жесткое. Мне непонятно, чем мотивирован такой срок. Он несоизмерим с возможными негативными последствиями от этого преступления. Но давайте вспомним, как назначаются судьи. Все материалы на кандидата на судейскую должность проходят через ФСБ, и без заключения госбезопасности ни один судья не получает полномочий. Так что, возможно, в этом деле судьи просто демонстрируют свою лояльность ФСБ. На одном московском процессе в качестве доказательств использовались оперативные справки, не подкрепленные абсолютно ничем. И на возражения адвокатов судья отвечал: «Я что, ФСБ не должен верить?»
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.