[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2013 ЭЛУЛ 5773 – 9(257)
Фрагмент страницы из стенографического отчета прений сторон по делу Бейлиса, где упоминается некий Файвл (Файвел) Шнеерсон, столовавшийся у Бейлиса и служивший солдатом на Дальнем Востоке (Дело Бейлиса. Речи прокурора, гражданских истцов, защитников и резюме председателя. Том II. Киев, 1913)
Дело Бейлиса и хасидское движение Хабад
Хава-Броха Корзакова
В этом году исполняется 100 лет со дня вынесения судом присяжных оправдательного приговора Мендлу Бейлису[1], который был обвинен в ритуальном убийстве христианского мальчика Андрея Ющинского[2]. О деталях следствия, суда, теологической экспертизы, которая в очередной раз доказала несостоятельность кровавого навета, и остальных подробностях дела Бейлиса написано огромное количество литературы. Упомяну три недавно вышедшие книги: «Дело Менделя Бейлиса: материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о судебном процессе 1913 г. по обвинению в ритуальном убийстве» с комментариями Генри Резника (СПб., 1999); заслуживает внимания книга Леонида Кациса «Кровавый навет и русская мысль. Историко-теологическое исследование дела Бейлиса» (Москва, 2006); десять лет назад впервые был опубликован русский перевод воспоминаний самого Бейлиса «История моих страданий» (Нью-Йорк, 2003). В прошлом году вышла статья Шнеура-Залмана Бергера «Главы Хабада борются против навета на Бейлиса» (Бейс Мошиах. 2012. № 829. С. 60–65; № 830. С. 86-93), посвященная малоисследованному аспекту этой давней истории. Автор рассказывает о роли р. Шалома-Дов-Бера[3] и р. Йосефа-Ицхака Шнеерсона[4] во время следствия и процесса, а также после него; мне бы хотелось дополнить это исследование и привести некоторые тексты, не переводившиеся на русский язык.
Особенность дела Бейлиса заключалась в том, что обвинение было выдвинуто еще до того, как нашли обвиняемого, — сразу после обнаружения тела Ющинского следователи стали получать анонимные письма, в которых убийство объявлялось «ритуальным» и приписывалось евреям. Мендла Бейлиса[5] арестовали только через четыре месяца — он работал приказчиком на кирпичном заводе, находившемся недалеко от места, где был обнаружен труп. Против него были только путаные и противоречившие друг другу показания нескольких свидетелей, — впрочем, показания свидетелей во время следствия неоднократно менялись. На следствие было оказано большое давление — и со стороны националистически настроенных слоев общественности, и со стороны некоторых представителей властей, в том числе тогдашнего министра юстиции Щегловитова. Первоначально назначенные следователи, которые склонялись к уголовной версии, были смещены. Накануне процесса была переиздана брошюра 1844 года «Разыскание об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их», авторство которой приписывалось лексикографу Владимиру Далю[6]. Было очевидно, что предстоит суд не только над Мендлом Бейлисом — в очередной раз обвинению подвергался весь еврейский народ.
Но у обвинения был и более специфический аспект, а именно антихасидский. 18 апреля 1911 года (еще до ареста Бейлиса) в Думу был подан запрос, подписанный 39 депутатами во главе с Пуришкевичем, где среди прочего было сказано следующее: «Известно ли им (министрам), что в России существует преступная секта иудеев, употребляющая для некоторых обрядов своих христианскую кровь, членами каковой секты замучен в марте 1911 года в городе Киеве мальчик Ющинский? Если известно, то какие меры принимаются для полного прекращения существования этой секты и деятельности ее сочленов, а также для обнаружения тех из них, кои участвовали в истязании и убийстве малолетнего Ющинского?»[7]
Под «сектой» подразумевались хасиды. Бейлис происходил из хасидской семьи, хотя сам религиозным не был.
Более того, по стечению обстоятельств на процессе прозвучала фамилия «Шнеерсон». Дело в том, что у Бейлиса жил торговец сеном по имени Файвл Шнеерсон — дальний родственник раввинов из династии Шнеерсон. По версии обвинения, Файвл должен был похитить Ющинского (с целью жертвоприношения), однако это ему не понадобилось, потому что мальчик сам пришел на завод играть с другими детьми. Обвинение несколько раз подчеркивало родство Файвла Шнеерсона с любавичскими Шнеерсонами, хотя защитой было доказано, что связи между ними нет[8]. Несмотря на это, поверенные гражданской истицы, матери Ющинского, член фракции правых в Государственной думе Георгий Замысловский и известный адвокат-антисемит Алексей Шмаков, несколько раз пытались доказать связь между «преступлением» Бейлиса и любавичскими хасидами. Замысловский даже утверждал, что в книге Генриха Греца «История евреев» при описании каждого следующего кровавого навета якобы появляется кто-нибудь, носящий фамилию Шнеерсон[9].
Р. Шалом-Дов-Бер Шнеерсон начал заниматься историей Бейлиса с самого начала, еще до того, когда обвинения прямо или косвенно коснулись его самого.
В письме Шмуэлю Гур-Арье[10] от 24 августа 1911 года рабби пишет[11]: «В общем, настроение сейчас очень напряженное, до нас доносятся внушающие страх слухи, и да смилостивится Всевышний над сынами Израиля... Я предполагаю, что Вашей чести тяжело встретиться с вышепоименованным по известной причине... однако необходимо держать в курсе происходящего». Речь, видимо идет об известном адвокате Оскаре (Израиле) Грузенберге[12].
На суде Бейлиса представляли лучшие столичные адвокаты: Оскар Грузенберг, Александр Зарудный, Николай Карабчевский, Дмитрий Григорович-Барский и Василий Маклаков. Грузенберг не сразу согласился участвовать в процессе, хотя ему уже приходилось защищать еврея по обвинению в ритуальном убийстве (дело Давида Блондеса в Вильне в 1900–1902 годах). Однако он видел, что дело Бейлиса вызвало гораздо более широкий общественный резонанс, и хорошо знал, с какими острыми политическими проблемами оно было связано в тот момент. В феврале 1911 года Государственная дума впервые начала обсуждение законопроекта об отмене ограничений в отношении евреев и в первую очередь черты оседлости. Одновременно рассматривался законопроект о введении земства в Западном крае, согласно которому евреи не получали избирательных прав. Борьба вокруг вопроса была в этот момент чрезвычайно острой, и ритуальная версия убийства Ющинского стала ключевым моментом в антисемитских публикациях. Поэтому знаменитый адвокат сомневался, не будет ли его принадлежность к еврейскому народу скорее отрицательным фактором в ходе процесса. Рабби Шалом-Дов-Бер Шнеерсон взялся его убедить.
Рабби написал Грузенбергу письмо с призывом защитить своих единоверцев в этот горький час, но не стал посылать его по почте. Он попросил своего сына, р. Йосефа-Ицхака Шнеерсона, и одного из своих ближайших учеников, р. Шмуэля Гур-Арье, лично отправиться с письмом к адвокату и уговорить его. Это письмо не сохранилось, но спустя тридцать лет р. Йосеф-Ицхак Шнеерсон рассказал об этом письме и о встрече с Грузенбергом[13]:
Организаторам заседания в память о гениальном адвокате г-не О.-А. Грузенберге, мир ему.
Уважаемый комитет, и прежде всего его председатель,
Я слышал, что те, кто почитает имя и помнит великие деяния <...> г-на Ашера[14] сына р. Йосефа, благословенной памяти, Грузенберга, ради блага народа Израиля собираются устроить ему доброе поминовение. <...>
И поскольку я участвовал вместе с моим другом <...> р. Шмуэлем Гур-Арье, <...> в работе по поручению его святости, моего отца и учителя, благословенной памяти, Любавичского Ребе, <...> и посетил г-на О.-А. Грузенберга по поводу процесса г-на Мендла Бейлиса, благословенной памяти, я нахожусь среди почитателей его имени и доброй памяти г-на О.-А. Грузенберга. <...>
Когда мы пришли, г-н Грузенберг приветливо принял нас со всеми присущими ему возвышенными качествами, однако, когда мы сказали ему, что пришли посетить его по поручению моего отца и учителя, Любавичского Ребе, по поводу навета на г-на М. Бейлиса, вот, его светлое лицо заволокло облаком грусти, и хрусталь его глаз погас, и продолжительный и сильный стон вырвался из его груди.
Через несколько мгновений мрачного молчания г-н О.-А. заговорил: Моему сердцу очень больно огорчать вас и рассказать о недобром ветре, гуляющем среди членов Сената[15], относительно наших братьев-евреев и относительно тех ограничительных законов и дурных постановлений, которые министр юстиции г-н Щегловитов требует у них принять относительно евреев.
Я, — продолжает г-н О.-А. свою речь, — что не живу среди строго придерживающихся веры в чудеса и рассказывающих о знамениях Б-га для народа Его Израиля, полностью признаю ясной верой, что только Сам Б-г хранит Свой народ Израиль. <...>
Мы — г-н Гур-Арье и я — передали г-ну Грузенбергу письмо его чести, святого моего отца и учителя, Любавичского Ребе, и таково было его содержание:
«Все мы знаем, что суд принадлежит Г-споду, однако вместе с тем наши мудрецы, знатоки Талмуда, изучают, что именно составляет каждое дело. А уж тем более относительно напрасного навета мы должны выбрать наиболее великих из умудренных сердцем адвокатов, и во главе их — лучший из честных защитников, чтобы защитить подсудимого и спасти его.
Еврей, в силу того что он еврей, должен заботиться о судьбе своих братьев и делать все возможное ради их блага. А уж тем более одаренный от Всевышнего, да будет Он благословен, самыми прекрасными и выдающимися талантами, должен пользоваться ими ради блага своей веры и народа.
Все наши братья-евреи сейчас в опасности, и это — позорный и позорящий кровавый навет, который враги наши возвели на г-на Мендла Бейлиса. Все насельники мира и живущие на земле знают, что не только на г-на Бейлиса возвели его, и не только на евреев, живущих во всех областях Российского государства, но и всех евреев, живущих по всему миру и во всех концах земли хотят они запятнать нечистым пятном убийц и кровососов. <...>
И ты, наш брат-еврей, Ашер, сын Йосефа, Грузенберг, — вот, тебя избрал Всевышний, Б-г наш, чтобы спасти Свой народ, с помощью твоего ясного разума, сладости слов твоих и твоего сердца, полного святых чувств по отношению к нашим обездоленным братьям, спасти от нападения нечестивых. <...>
А ты, пожалуйста, избери чудесные звезды из числа адвокатов и устрой защиту во всех необходимых областях. <...> Вот, я посылаю тебе мои благословения, ибо ангелы жизни и мира, благословения и успеха встретят тебя везде, куда бы ты ни обратился. Ради блага народа Израиля, братьев твоих будь же мудрым».
Это письмо произвело огромное впечатление на г-на Грузенберга, он был очень взволнован, встал со своего места и начал ходить по своему кабинету туда и сюда, глубоко погруженный в свои мысли. А через четверть часа сел на свое место и после минутного молчания сказал:
— Событие в Киеве и арест г-на Бейлиса — это сапфировый браслет на руке ненавистников Израиля, министр юстиции Щегловитов и его коллега <...> уже занимаются выбором представителей обвинения, и хотя мое еврейское сердце — майн идише харц — говорит мне, что я должен приложить к делу защиты все свои силы, однако, с другой стороны, вот, мой здравый смысл и холодный рассудок говорят мне, что мое пребывание в числе представителей защиты может поставить под угрозу общее положение, поскольку министр юстиции выберет ненавистников Израиля.
Однако, после того как г-н Гур-Арье и я описали ему угнетенное положение всех сынов Израиля, живущих во всех частях Российского государства, и их страх и трепет <...>, и вот, когда услышат они, что гениальный адвокат г-н О.-А. Грузенберг, известный во всем мире, [взялся за это дело], то ободрится дух их. И вот, через полчаса размышлений г-н Грузенберг согласился взять на себя организацию и распределение обязанностей между представителями защиты во всех областях, и возглавить их. <...>
От имени великих мудрецов Торы во всех городах, где жили евреи России, в течение всего процесса и особенно в последний день публично читали Псалмы во всех синагогах и домах учения.
Последнее публичное заседание на процессе г-на Бейлиса происходило в самом большом зале в городе Киеве. <...>
— Когда обратились ко мне, чтобы я выбрал участников защиты и возглавил их, я знал — и так и сказал, — что обвинение выберет из всех адвокатов самых злых ненавистников народа Израиля и противников нашей Торы и религии, и с помощью всей своей мудрости они будут возводить любую напраслину на народ Израиля и его Тору. Однако народ Израиля — особенный на земле, и каждый еврей обязан жертвовать собой ради своих прямодушных братьев, а Б-г Израиля — Г-сподь надо всеми, и требует Он истины и справедливости, а я, Оскар Осипович Грузенберг, — еврей, и из глубины своего сердца, которое болит из-за судьбы нашей Торы и наших братьев, призываю вас, Дом Справедливости, — посмотрите в окно истины, которое открыли перед вами представители защиты в стене лжи, что построили перед вами ненавистники народа Израиля, чтобы обвинить невинного человека, непричастного к преступлению и греху. И с одного края земли до другого да будет услышан голос моей клятвы в том, что чисты мы, все сыны Израиля, и Мендл Бейлис от ужасного обвинения в кровавом навете. Слушай, Израиль, Г-сподь наш Б-г, Г-сподь един.
От мощного и чистого голоса г-на Грузенберга зазвенели стекла зала. <...>
Суд удалился, чтобы установить приговор по закону, а когда провозгласили, что суд идет, настала тишина, и председатель суда поднялся на трибуну со словами: «Суд установил, что еврей Мендл Бейлис невиновен, Мендл Бейлис свободен». Аплодисменты и крики: «Слава Грузенбергу!», «Да здравствует Грузенберг!», «Да здравствует справедливый суд!», «Да здравствует защита!» наполнили зал.
Примерно в полпервого ночи <...> пришло радостное известие:
«Любавичскому Ребе Шнеерсону. Рабби, поздравляем Вас и всех наших братьев, народ Израиля! Суд установил, что Мендл Бейлис невиновен, Мендл Бейлис свободен! Ваш О.-А. Грузенберг».
Да будет душа г-на Ашера, сына Йосефа, связана Всевышним в связке жизни с душами чистых и праведных. <...>
С благословением[16].
Р. Шалом-Дов-Бер Шнеерсон
На основании этого письма р. Йосефа-Ицхака не совсем понятно, что именно убедило Грузенберга взять на себя защиту Бейлиса, ведь эти соображения, скорее всего, приходили в голову и ему самому. Вероятно, большую роль сыграла сила убеждения р. Йосефа-Ицхака Шнеерсона и р. Шмуэля Гур-Арье. Но, возможно, было еще кое-что.
При встрече Грузенберг сказал хасидам, что он, хотя и не доверяет рассказам о чудесах, тем не менее верит в то, что только Сам Всевышний хранит Свой народ, Израиль. Возможно, характерная для хасидизма вообще и для Хабада в особенности идея того, что не следует ждать чуда, сложа руки, подвела его к мысли о том, что и лично он сам не имеет права ждать чуда сложа руки и так или иначе должен принять участие в происходящем.
В ходе процесса Грузенбергу понадобилось более ста пятидесяти еврейских книг, 33 из которых были присланы ему по его просьбе р. Шаломом-Дов-Бером Шнеерсоном.
После успешного окончания процесса р. Шалом-Дов-Бер послал Грузенбергу в подарок факсимильную копию редкого издания Талмуда[17]. Их сотрудничество продолжалось и в дальнейшем, в иных юридических вопросах[18].
Р. Шалом-Дов-Бер Шнеерсон был в контакте и с другими участниками процесса. Он связался с известным адвокатом Генрихом Слиозбергом, защищавшим Бейлиса. По мнению Слиозберга, ребе самому следовало бы прибыть в Петербург, однако последний по многим соображениям придерживался другого мнения. Переговоры между ними велись в глубокой тайне.
Р. Шалом-Дов-Бер связался также с казенным раввином Москвы Яковом Мазе, который участвовал в теологической экспертизе на процессе. По свидетельству В. Д. Бонч-Бруевича, выступление р. Мазе произвело большое впечатление на слушавших не только из-за его огромной эрудиции, но и благодаря его риторическому таланту[19]. Эрудиция р. Мазе на процессе не была исключительно его личной заслугой: несмотря на свое происхождение из хабадской семьи, сам он не был частью движения Хабад, поэтому по вопросам хасидского учения и каббалы его консультировали р. Шмуэль Гур-Арье, раввин Нежина р. Шломо-Менахем-Мендл Хен[20] и глубокий знаток каббалы р. Леви-Ицхак Шнеерсон[21].
Кроме собственно подготовки к суду, было необходимо воздействовать на общественное мнение. Авраам-Йеуда Хен[22] (брат Менахема-Мендла) составил публицистическую брошюру «Евреи и кровь», в которой продемонстрировал несостоятельность обвинения иудеев в ритуальном кровопролитии и использовании крови в каких бы то ни было обрядах, а также указал на то, что «христианские младенцы» начинают «пропадать» почему-то именно тогда, когда в том или ином месте набирает силу антисемитизм. Исходя из логики идеологов кровавого навета, эти младенцы должны были бы пропадать перед каждым Песахом везде, где есть еврейские общины, однако такого, естественно, не происходит. Брошюра, переведенная на русский язык, произвела большое впечатление на публику, но, разумеется, не убедила ярых антисемитов.
Поскольку показания свидетелей были путаными и ненадежными, основную роль в процессе сыграли доводы адвокатов и объяснения экспертов.
Православная церковь «ритуальную версию» не поддержала, и в качестве эксперта-теолога со стороны обвинения выступил католик Юстин Пранайтис. Защита уличила его в полном незнании еврейской религиозной литературы. Со стороны защиты в экспертизе, кроме р. Якова Мазе, участвовали академик-гебраист П. Коковцов, профессор Петербургской духовной академии И. Троицкий и профессор П. Тихомиров[23], суду была представлена также экспертиза профессора Киевской духовной академии А. Глаголева[24]. Были проведены также медицинская и психологическая экспертизы, результаты которых свидетельствовали в пользу защиты.
Посылая Оскару Грузенбергу книги, р. Шалом-Дов-Бер Шнеерсон посоветовал ему закончить свою речь молитвой «Шма Исраэль» («Слушай, Израиль»)[25]. Несмотря на то что речь была рассчитана главным образом на русских и украинских присяжных, совершенно простых людей, Грузенберг так и поступил. Его речь продолжалась шесть часов (с перерывами), и в конце он сказал: «Я больше о религии говорить не буду... Я твердо надеюсь, что Бейлис не погибнет. Он не может, он не должен погибнуть. Но что, если я ошибаюсь; что, если вы, господа присяжные, пойдете, вопреки очевидности, за кошмарным обвинением? Что ж делать?! Едва минуло двести лет, как наши предки по таким же обвинениям гибли на кострах. Безропотно, с молитвой на устах, шли они на неправую казнь. Чем вы, Бейлис, лучше их? Так же должны пойти и вы. И в дни каторжных страданий, когда вас охватывает отчаяние и горе, — крепитесь, Бейлис. Чаще повторяйте слова отходной молитвы: “Слушай, Израиль! Я — Г-сподь, Б-г твой, единый для всех Б-г!” Страшна ваша гибель, но еще страшнее сама возможность появления таких обвинений здесь, под сенью разума, совести и закона...»[26]
Большое впечатление на присяжных произвела также речь другого защитника, Василия Маклакова. В результате, как мы знаем, Бейлис судом присяжных был оправдан.
Оскар Грузенберг (фрагмент портрета Оскара и Розы Грузенберг). Валентин Серов. 1909 (1910?) год. Частная коллекция
Сотрудничество глав Хабада с Оскаром Грузенбергом продолжалось и после процесса Бейлиса. Р. Йосеф-Ицхак вспоминает[27]:
Кто может знать все, что происходило вокруг него[28] и силу его заботы? Ночью, как днем, работал он в своем кабинете, мгновение считалось, как день, и «ради чести Всевышнего скрыта эта вещь.
Когда разразилась война, главное дело пришло от особых ненавистников Израиля, да сотрется имя их, что начали возводить напрасные обвинения и обвинять евреев в том, что они любят немцев, и поэтому стали разведчиками (шпионами). Вот, я помню, что в пост Гедальи 1915 года[29] утром меня позвали к Учителю нашему, и пришел я, и сказал он мне, что в письмах, которые он получил перед Новолетием, было много просьб о заступничестве и о молитвах, потому что обвиняют этих людей в шпионаже. <...> [Сказал он мне:] И взмолился я к Всевышнему в Новолетие о душах, и даровал Он мне добрый совет, как встретить это зло прежде, нежели оно будет распространено, не дай Б-г, ненавистниками Израиля, и вот, я думаю, что с Его помощью можно это сделать, выясняя каждое обвинение там, где оно возникнет. Однако наши интеллигенты, придерживающиеся кадетских взглядов, не доверяют мне в этом по двум причинам: одни из любви к своим товарищам по партии, и еще потому, что они хотят главного (то есть отмены черты оседлости и т. п.) и могут не заниматься частными вопросами. А по правде не так это, и по размышлении, а тем более по Торе, ведь не можем мы поступиться горем даже одной души из народа Израиля, ради общего блага. <...> А с другой стороны, из-за незнакомства больших общественных деятелей с истинными свойствами души еврея, живущего в городах полевых[30], и в некоторых вещах они тут ошибаются, и иногда оказывается, что они сами будут так думать. <...> Это просто потому, что они не знают сами, а только через посланников, а сами они не знакомы со свойством чистоты сердца сынов Израиля. <...>
Казенный раввин Москвы Яков Мазе. Из альбома «“Дело Бейлиса” в рисунках и фотографиях художника В. Кадулина». Киев, 1913
И вот, я налагаю на тебя, чтобы ты подумал и к вечеру предложил мне план и совет, как к этому подойти. И снова сказал он: я думаю, что дело это зависит от выяснения каждого обвинения на месте, чтобы показать истину, и таким образом будет вырван корень прежде, нежели принесет плохой плод. <...>
Вечером я предложил ему, чтобы были избраны два-три адвоката, из самых известных, которые общаются с большими сановниками, и была назначена группа людей, в роли быстрых посланцев туда, где случилось обвинение. <...>
А через час меня позвали, и сказал он мне: <...> Я считаю, что нужно переговорить с Грузенбергом, и с <...> Гордоном, и я хочу, чтобы ты поехал. <...> И так произошло, что я поехал, и моя поездка привела к правильным результатам. <...> Только никто об этом не знал, ибо рука Святости сделала это, чтобы спасти несколько душ из народа Израиля[31].
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. 28 октября 1913 года.
[2]. Двенадцатилетний Андрей Ющинский был убит 12 марта 1911 года, незадолго до Песаха, его тело было исколото большим шилом — по предположению позднейшего следствия, убийцы-уголовники уже после совершения преступления решили придать ему «ритуальную» окраску.
[3]. Р. Шалом-Дов-Бер Шнеерсон (1860–1920) — пятый глава любавичского хасидизма (с 1882 года).
[4]. Р. Йосеф-Ицхак Шнеерсон (1880–1950) — шестой глава любавичского хасидизма (с 1920 года).
[5]. Менахем-Мендл Бейлис (1874 или 1862–1934) в 1911 году был арестован по подозрению в убийстве Андрея Ющинского, оправдан судом присяжных 28 октября 1913 года. В 1914 году эмигрировал.
[6]. А. А. Панченко. К исследованию «еврейской темы» в истории русской словесности: сюжет о ритуальном убийстве. Новое литературное обозрение, 2010. С. 104.
[7]. А. С. Тагер. Царская Россия и дело Бейлиса. Москва, 1934. С. 92; С. А. Степанов. Популизм и Антисемитизм. Черная сотня, М., 2005. С. 364.
[8]. С целью установления связи между Файвлом Шнеерсоном и любавическими Шнеерсонами в доме р. Шалома-Дов-Бера был даже произведен обыск (А-модиа, Полтава, 1913), об этом же вспоминает р. Рафаэль-Нахман А-Коен в своей книге «Шмуот ве-сипурим» («Слухи и рассказы», 1964). Были также тщательно исследованы записи в метрических книгах и огромное количество других документов.
[9]. Бергер по материалам газеты «А-цфира» («Гудок»), дата не указана.
[10]. Раввин из Кременчуга, близкий к р. Шалому-Дов-Беру Шнеерсону (ум. в 1921 году). Выкупил и подарил р. Шнеерсону большую часть Херсонской генизы. Впоследствии именно эти книги стали предметом судебного разбирательства между советской властью и Хабадом.
[11]. Игрот кодеш. Ч. 2. С. 592. Письмо № 308.
[12]. Оскар-Ашер (Оскар Осипович; Израиль Иосифович) Грузенберг (1866–1940) — российский юрист и общественный деятель, защищал А. М. Горького, В. Г. Короленко, Л. Д. Троцкого и др. После 1921 года в эмиграции, умер в Ницце, в 1951 году прах его и его жены Розы был перезахоронен в Тель-Авиве.
[13]. Игрот кодеш. Ч. 13. С. 367–371. Письмо № 860 от 14 января 1943 года. Письмо написано почти через 30 лет после описываемых событий, и, видимо, поэтому содержит ряд неточностей, которые, вероятно, были исправлены в окончательном варианте, не дошедшем до нас.
[14]. Так в тексте письма.
[15]. Так в тексте письма.
[16]. Подпись отсутствует; очевидно, что этот текст представляет собой черновик письма, а не то письмо, которое было послано организаторам вечера памяти Оскара Грузенберга.
[17]. См.: Р. Шалом-Дов-Бер Шнеерсон. Игрот кодеш. Т. 2. Письмо № 418 от 30 января 1914 года.
[18]. См., например, его письмо Шмуэлю-Михлу Трейнину от 16.06.1916: Игрот кодеш. Т. 5. Письмо 55; и письмо Оскару Грузенбергу: Там же. Письмо 66 (конец 1916 — начало 1917 года).
[19]. Выступление Я. Мазе на процессе Бейлиса. Дело Бейлиса. Стенографический отчет, Киев, 1913. С. 431 слл.
[20]. Шломо-Менахем-Мендл Хен (1878–1918) — любавичский хасид, с ранней юности известный своей выдающейся ученостью. С 1905 года был раввином в г. Нежине. Убит во время деникинского погрома.
[21]. Леви-Ицхак Шнеерсон (1878–1944) — главный раввин Екатеринослава-Днепропетровска (1909–1939 годы), автор сочинений по каббале и хасидизму. Отец седьмого главы Хабада р. Менахема-Мендла Шнеерсона.
[22]. Р. Авраам-Йеуда Хен (1880–1957) — раввин Чернигова (1909–1918 годы) и Гданьска (1923–1933 годы), с 1935 года жил в Стране Израиля. После основания Государства Израиль руководил отделом религиозной культуры в Министерстве образования и культуры, был раввином района Бейт-а-Керем в Иерусалиме. Автор многочисленных религиозных и публицистических сочинений.
[23]. Стенографический отчет. С. 398 слл.
[24]. А. С. Тагер. 1934. С. 257; Дело Менделя Бейлиса, 1999. С. 18.
[25]. А-Коен рассказывает об этом, ссылаясь на неопубликованное письмо р. Шалома-Дов-Бера к Грузенбергу, которое последний показал хасиду по имени Залка Персиц, см.: Р.-Н. А-Коен. Шмуот ве-сипурим. Т. 1. С. 112.
[26]. Стенографический отчет. Т. 3. С. 123 слл.
[27]. В письме Симону Якобсону из Ростова-на-Дону от 31 января 1922 года: Игрот кодеш. Ч. 14. С. 154–156. Письмо № 189.
[28]. Р. Шалома-Дов-Бера Шнеерсона.
[29]. 23 сентября 1914 года.
[30]. То есть в местечках.
[31]. См. также: Игрот кодеш. Ч. 10. С. 184. Письмо № 498 от 14 января 1943 года.