[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АВГУСТ 2013 АВ 5773 – 8(256)
Писатели Георгий и Аркадий (справа) Вайнеры. 1977 год
НЕМИЛОСЕРДНАЯ ЭРА СОВЕТСКОГО ДЕТЕКТИВА
Беседу ведет Афанасий Мамедов
На рубеже 1960–1970-х в советском искусстве настало время детектива: сменилась эпоха, образ сыщика и разведчика стал неожиданно актуален. «Мертвый сезон», «Семнадцать мгновений весны» и, конечно, бестселлеры братьев Вайнеров… Писатель «Братья Вайнеры» появился после того, как младший, Георгий, начинающий журналист, предложил старшему, Аркадию, работавшему следователем, перенести на бумагу накопленный им багаж. Известность пришла после публикации «Визита к Минотавру». Книги Вайнеров экранизировались и становились высокорейтинговыми советскими телехитами. Но пиком телевизионного успеха стала экранизация романа «Эра милосердия», легшего в основу культового сериала «Место встречи изменить нельзя» с Владимиром Высоцким в главной роли. В этом году картине исполняется 35 лет, но она по-прежнему популярна. На вопрос, чем был и остается сегодня для нас советский детектив, отвечают литературовед, литературный критик Николай Александров, литературный критик и автор популярных детективов Лев Гурский (Роман Арбитман), журналист, театральный режиссер и ведущий радиостанции «Эхо Москвы» Матвей Ганапольский, режиссер, сценарист и актер Сергей Урсуляк, киновед и кинокритик Евгений Марголит. В этой беседе предполагалось участие популярного автора детективов Леонида Семеновича Словина — в какой-то степени он выступил даже ее инициатором. Но, к сожалению, Леонид Семенович ушел ровно в те дни, когда работа над материалом началась.
Лев Гурский Читатель у Вайнеров останется, даже если он уже не будет таким массовым, как раньше. Для масс пишут Донцова и компания. Вайнеры — писатели для умных и всегда были такими. Они не могли сказать всей правды, но использовали любую лазейку, чтобы превратить детектив в серьезную литературу проблем. Например, их любимый персонаж Стас Тихонов был типичным московским интеллигентом, причем весьма либеральным — насколько это было возможно. Он бы мог носить еврейскую фамилию, кабы не цензура. Герой был ироничен, читал книжки, существовал в общегуманитарном пространстве. Это было свежо и ново. И до сих пор привлекает тех, кто тянется к несбыточному идеалу.
Евгений Марголит То, что я читал у Вайнеров, никогда меня в особый восторг не приводило, нормальные крепкие детективщики. У советского детектива не было ни лоска, ни аристократизма, как в классическом зарубежном детективе. Некое подобие его у нас случилось однажды, да и то герой был англичанином и, что не менее важно, частным сыщиком — это Холмс Василия Ливанова. А сами мы дальше обаятельных героев Юрия Соломина («Инспектор уголовного розыска») или Евгения Жарикова («Рожденные революцией»), с лицами простых порядочных русских людей, не ходили.
Николай Александров Я не вижу у Вайнеров ничего сверхинтеллектуального и ничего еврейского. Достаточно сравнить их прозу, скажем, с прозой Бабеля. А вот советское есть. И много…
Матвей Ганапольский Если вы вспомните знаменитый телевизионный детектив «Следствие ведут знатоки», то там сыщики не просто раскрывают преступления, они еще обязательно читают длинную лекцию преступнику о том, как же он дошел до жизни такой, и обязательно рассуждают друг с другом о морали этого преступника. Очень там сильна была советско-агитационная составляющая. Вайнеры, как наследники традиции, как люди, которые понимали необходимость такого лафонтеновско-крыловского вывода, тоже не просто ловили преступника. В советские времена нормальный детектив у нас не воспринимался, если он не имел морали, как в басне.
Лев Гурский Обычно в советских детективных романах человек в погонах был охранителем во всех смыслах. Квинтэссенция этого образа — «сержант милиции» в некогда популярном романе Ивана Лазутина: для главного героя романа длинноволосый умник с томиком Хемингуэя был почти таким же врагом, как и урка. В западном детективе отдельно взятые сотрудники полиции — включая и руководителей указанного департамента — в каждом конкретном случае могли быть сколь угодно плохи (жестоки, алчны, коррумпированы), но это не бросало тень на институт полиции в целом. У нас же малейшее отступление от пропагандистских клише воспринималось как покушение на «честь мундира». Частные детективы? Нет у нас таких и не нужны. Коррупция в органах? Б-же упаси! Плохие милиционеры? Один на миллион или меньше. И так далее. Но Вайнеры, работая на «милицейском» поле, всегда пытались уйти от схем. Стасы Тихоновы и поныне большая редкость. Если они еще есть, их выдавливают из органов правопорядка, к сожалению.
Матвей Ганапольский Просто Вайнеры оказались блистательными профессионалами, они не занимались моралью, они двигали вперед сюжет, и вся мораль, так необходимая читателю и слушателю, была результатом взаимодействия героев. У них все было органично, и если герой Высоцкого с ненавистью говорил что-то морализаторское, то это было абсолютно естественно. Это был конфликт героев, конфликт их мировоззрений и жизненных позиций. Вот почему детектив Вайнеров «Эра милосердия» и фильм «Место встречи изменить нельзя» — это крайне удачная история. И вот почему это прекрасная детективная литература.
Сергей Урсуляк Я тоже думаю, что секрет долголетия фильма «Место встречи изменить нельзя» — в первую очередь в блестящей литературной основе. Братья Вайнеры — это выдающиеся мастера детектива. Но в огромной степени долгую жизнь фильму дал и Владимир Высоцкий. Выход этого фильма и близкая смерть Высоцкого сразу создали совершенно особый фон существованию этой картины. Мне кажется, что успех этого фильма еще и в других блестящих актерских работах, главным образом в небольших, но, еще раз повторю, в основе, как мне кажется, абсолютно выдающаяся работа Вайнеров.
Николай Александров Может быть и так, а может, это вообще другая степень правды в условиях тотальной советскости. Собственно, поэтому Высоцкий так органично смотрелся в фильме…
Евгений Марголит Несомненно, своим успехом, заслуженным успехом, картина «Место встречи изменить нельзя», прежде всего, обязана Владимиру Высоцкому. Дело не в том, что остальные актеры ниже уровнем или хуже играли. Высоцкий, ставший инициатором постановки картины, увлеченный образом Жеглова, задал уровень, поднял планку. Он заразил всю группу своим настроением, страстью… Не случайно Конкин в интервью после выхода фильма говорил, что выбивался из сил, стараясь держаться в ритме, заданном Высоцким.
Лев Гурский Для Вайнеров, кстати, Жеглов был персонажем не совсем приятным и, скорее, даже отрицательным. Но в фильме харизма Высоцкого, конечно, перевесила харизму Конкина.
Сергей Урсуляк Да, Жеглов в романе братьев Вайнеров и Жеглов в фильме «Место встречи изменить нельзя» — это два разных Жеглова. Если говорить о романе, мне кажется, что братья Вайнеры наполняли его несколько иным содержанием, чем в результате получилось в кино. Я бы сказал, что в романе Жеглов отрицательный персонаж не в том смысле, что он плохой человек, а в том, что правда не за ним, а за Шараповым. Но в фильме в силу разных обстоятельств, и в первую очередь благодаря харизматичности Владимира Семеновича Высоцкого, акценты были смещены. Многое из того, что в Жеглове абсолютно неприемлемо, если разбирать это, скажем, с точки зрения закона, было компенсировано внутренней силой и обаянием актера, который исполнил эту роль.
Евгений Марголит А мне видится здесь другая история. Безусловно, Владимир Семенович вложил в своего персонажа те свойства, те качества, которых я не нахожу в первоисточнике — романе «Эра милосердия». Конфликт в романе все-таки типичный для производственной прозы 1970‑х: конфликт «человека дела», не учитывающего человеческий фактор, и его оппонента. Именно поэтому Шарапов становится постоянным персонажем в других текстах Вайнеров, а не Жеглов. Высоцкий настолько переосмыслил исходный материал, роман и сценарий, что ему удалось привнести в эту ретрокартину историческую коллизию. Жеглов Высоцкого берет ответственность на себя, тем самым, вольно или невольно, снимая ее с других. Этот персонаж трагедийный. Следует также отметить, к месту оказались в этом фильме и профессионализм Говорухина, и его дружба с Высоцким. Я считаю, что это безусловно фильм Высоцкого. Есть у него в кино и другие замечательные работы, но Жеглов из фильма «Место встречи изменить нельзя», пожалуй, лучшая из них, причем, повторюсь, во многом вопреки литературному источнику.
Владимир Высоцкий в фильме «Место встречи изменить нельзя». Режиссер Станислав Говорухин. 1979 год
Лев Гурский На мой взгляд, Глеб Жеглов — это такой советский «грязный Гарри», который в широких массах всегда будет популярнее аккуратного и законопо-слушного Володи Шарапова. Поскольку Шарапов — персонаж сказочный и непонятный обывателю, а Жеглов — реальный и понятный, свой в доску.
Николай Александров «Грязный Гарри» — это просто другой детективный канон с другими амплуа героев. Мне не кажется, что детектив в большей степени, чем другие жанры, зависит от системы.
Матвей Ганапольский Я не думаю, что читатели и зрители прямо отождествляли себя с Жегловым, дело здесь в идеально написанном герое, который к тому же является сотрудником правоохранительных органов. Ведь у нас всегда была проблема с правоохранительными органами, они всегда повышенно коррупционны. И вдруг в художественном произведении, пусть даже написанном про далекие времена, работник органов предстает как бескомпромиссный честный герой, просто нормальный человек, тем более в исполнении Владимира Высоцкого, который считался, можно сказать, «совестью нации». Конечно, в первую очередь поэтому фильм смотрелся и смотрится до сих пор.
Лев Гурский В нашем обществе сложилось (и, увы, продолжает существовать) причудливое отношение к законности. Обыватель мысленно аплодирует Глебу, когда он подбрасывает кошелек карманнику, и криком кричит от возмущения, если такое же сделают с ним. А в чем разница, граждане? Теоретически закон един для всех, и презумпция невиновности тоже. Но для масс субъективное понятие «справедливость» всегда выше универсального понятия «законность»…
Матвей Ганапольский Это не только признак нашей российской субкультуры, возьмите, например, любой крепкий американский полицейский детектив. Как правило, мы видим сценарий, по которому полицейский действует не по закону, а по своему полицейскому совестливому понятию и таким образом уничтожает отрицательных героев. Поэтому эта история не только про нас, эта история про весь современный мир, где часто для того, чтобы восстановить справедливость, нужно переступить закон.
Лев Гурский И все же советского телезрителя влюбили в такого персонажа, с каким в реальности нам бы едва хотелось встретиться. Плоды этой влюбленности мы пожинаем до сих пор. Какая уж там «эра милосердия»! Это все выдумки прекраснодушного кухонного еврея-либерала Бомзе.
Николай Александров Я считаю, что частный сыщик, еврей, в объективной реальности убежденный и сознательный неудачник, не стремящийся ни к карьерному росту, ни к богатству, эдакий Леонид Словин на Павелецком вокзале — сегодня откровенная утопия.
Сергей Урсуляк Дело тут в общей атмосфере в стране, герой-сыщик может существовать в атмосфере критериев добра и зла, справедливости, честности и т. д. Эти критерии должны быть прежде всего в обществе и у страны, тогда можно снимать, можно писать. А когда эти критерии нарушены, то естественно на первый план выходят какие-то другие характеры, персонажи. Мне кажется, нам в первую очередь нужно думать об этом. И в какой-то степени восстанавливать то, что у нас было когда-то.
Лев Гурский Сегодня детектив традиционный все чаще уходит в тень, а ему на смену приходит «черный роман» — совсем иной жанр. Уголовник стал вытеснять сыщика с должности положительного героя. Реальная угроза превращения страны в Большую зону вызвала к жизни психологическую аберрацию: многих перестало смущать «врастание» в повседневный modus vivendi российских граждан не только уголовных словечек (лексика нынешнего главы государства тому подтверждение), но и уголовных нравов. Это началось еще в постперестроечном детективе, когда болезненный, страшноватый, стыдный интерес читателя к изнанке жизни нуждался в удовлетворении. Трансформация благородного сыщика в «мента поганого» породила встречную трансформацию на противоположном полюсе. В результате понятия «хорошо» и «плохо» начали тихо перетекать друг в друга. Удачливый «урка», торжествующий победу над «ментами», «фраерами» и «лохами», выдвинулся на передний план. И, похоже, мы уже живем в царстве победившего «урки». Закон, суды, правоохранители существуют — но «хозяева жизни» всегда выше их. Конечно, в этой реальности детективу трудно существовать — если, конечно, это не детектив из жизни хоббитов и эльфов…
Евгений Марголит То, что сейчас снимают, как одни качки гоняются за другими, вполне понятно: и те и другие из одного котла, из одной подворотни, захватившей всю страну. Они — главные персонажи нашей действительности. Типажи у всех схожи, и это не потому, что наши режиссеры других не видят, а потому, что других лиц нет. Другие лица либо попрятались, либо давно покинули страну. Так было и в советскую эпоху — либо внутренняя эмиграция, либо внешняя. Где вы в советском кино, да и в прозе, видели детективных интеллектуалов?
Николай Александров Разница между уголовником и сыщиком-оперативником уже не ощутима. Это один и тот же мир, один и тот же язык, одни и те же понятия. Откуда здесь взяться аристократизму?
Матвей Ганапольский Детективы, конечно, бывают разными: например, сухие и аскетичные типа детективов Чейза, где практически все герои играют роль функций. Там нет ни одного лишнего слова, никто не вешает друг другу литературную лапшу на уши, а если перевести на жизненную ситуацию, там никто никого не учит жизни. По сути это чисто российская дореволюционная специфика большой литературы — быть воспитателем. Мы с этим сжились за долгие годы.
Одно из первых изданий романа братьев Вайнеров «Эра милосердия» (М.: Воениздат, 1976)
Николай Александров Я не думаю, что современный отечественный детектив когда-либо испытывал влияние братьев Вайнеров. Скорее, оглядывается на западные образцы.
Лев Гурский Красная редактура быстро обрубила даже хиленькие литературные традиции, которые шли от Крестовского или «Похождений сыщика Путилина». Между 1920-ми годами, ознаменованными издательским выплеском отечественного криминального чтива, и 1990-ми пролегло семьдесят с лишним лет безвременья. Пока Европа с Америкой шлифовали, оттачивали и на все лады варьировали свою разномастную пинкертоновщину, Россия довольствовалась идеологически выдержанной жвачкой цвета милицейского сукна: шаг влево, шаг вправо — и твои сюжеты летели в корзину или уходили в самиздат. Или прятались поглубже — как было с вайнеровским романом «Петля и камень в зеленой траве», где речь шла об убийстве Михоэлса (еврейская тема плюс тема политическая — заведомый «непроходняк» в СССР).
Сергей Урсуляк Мне очень приятно, что миф о пещерном антисемитизме России был опровергнут и посрамлен фильмом «Ликвидация». Правда, если говорить о появлении в нем еврея-сыщика, то, поскольку действие фильма происходит в Одессе, вполне естественно, что главный герой не якут. Но мне все-таки кажется, что национальное в Гоцмане вторично, не в этом секрет обаяния этого персонажа. То, что он еврей и одессит, придает его образу больше красок. Но успех этой роли не в национальном окрасе, а в обаянии фигуры. Другой разговор, что, будь он другой национальности, понадобились бы другие краски. Но мне кажется, что здесь важнее обаяние актера, и, конечно же, обаяние города, в котором происходит действие фильма.
Евгений Марголит Еврей в пространстве русской культуры — это просто другой, вот и все. А другой может быть кем угодно: «В сем христианнейшем из миров Поэты — жиды». Но следователь не поэт, он не может быть другим. Следователь плоть от плоти властей предержащих. Ну еврей следователь, ну и что, он может быть татарином, китайцем, неважно… Главное, что если он следователь, то должен быть здешний.
Николай Александров И такой герой не будет интересен.
Лев Гурский Я сам пишу детективы и считаю, что книги братьев Вайнеров повлияли на меня как на автора и продолжают влиять. Однако детективы Гурского для нынешнего времени, мягко говоря, нетипичны. Так уж исторически сложилось, что теперешняя детективная беллетристика России просто обречена плестись в хвосте у массовых жанров западного образца.
Матвей Ганапольский Мы перешли в капитализм, и отношения между людьми стали в целом другими. Гражданин, который смотрит детектив, хочет либо жизни по закону, либо жизни по понятиям, и вся эта блатная романтика, это вытеснение блатным героем героя милицейского случилось из-за того, что официальная милицейская честность, порядочность ушла в прошлое. Не надо много говорить про коррупцию по телевизору, про нее все знают. Но если у преступников, как верят граждане, существует еще так называемый «кодекс чести», то у коррумпированных сотрудников милиции ни «кодекса чести», ни «кодекса совести» не существует. Вот почему сильный герой, нарушающий правила, нарушающий законы, по гамбургскому счету, как считают зрители, имеет свой моральный кодекс, который он не может переступить. Такой герой и стал востребованным обществом.
Лев Гурский Я о другом. После августа 1991 года мы вернулись в цивилизованный мир, но с большим опозданием. И обнаружили, что незанятых литературных ниш давно не осталось. Герои поделены, сюжеты расхватаны, ситуации обкатаны, а загадки отгаданы…
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.