[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2013 НИСАН 5773 – 4(252)
АНДРЕЙ СОБОЛЬ — ПЕРЕВОДЧИК ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМА
Владимир Хазан
Если когда-нибудь будет написана история русско-еврейской литературы ХХ века или, по крайней мере, история ее авторов и текстов, среди ряда других малообъяснимых лакун обнаружится не лишенное парадоксальности если не отсутствие, то хотя бы слабо выраженное внимание — исследовательское, издательское, читательское — к такому по-настоящему значительному писателю, как Андрей Соболь[1]. К одной из несомненных его заслуг как «творческого агента» между двумя литературными мирами — русским и еврейским — следует отнести перевод романа классика еврейской литературы Шолом-Алейхема «Блуждающие звезды».
Шолом-Алейхем (1859–1916)
Андрей Михайлович Соболь (настоящее имя Юлий Михайлович [Израиль Моисеевич] Соболь, также Собель; 1888–1926) говорил о себе: «В жизни и литературе я человек-прохожий», подчеркивая одновременно и свою «привычку к перемене мест», и некоторую, что ли, «экзистенциальную незаинтересованность» в суетных мирских делах. На практике это означало отношение к себе не как к «чистому» литератору («писательнику», применяя излюбленное соболевское словечко) или, скажем аккуратней, не только как к литератору. Его подвижное тело постоянно требовало действия как в смысле физическом, так и в социальном. В начале жизненного пути он — революционер, пусть и не особенно крупного масштаба; затем политкаторжанин в далеком и суровом Горном Зерентуе; позднее, после бегства с каторги в Европу (жил в Швейцарии, Франции, Италии), где он тесным образом сошелся с эсерами-террористами, превращение в политэмигранта; еще позже, в годы первой мировой войны, нелегальное, под чужим именем, возвращение в Россию и работа в Земсоюзе (уполномоченный по Эрзерумскому району); в результате Февральской революции назначение помощником комиссара Временного правительства в 12-й армии… А творчество — писательское, журналистское: романы, рассказы, стихи, пьесы, фельетоны, очерки, и в количествах отнюдь не малых, — возникало как бы попутно, параллельно, по вовсе не обязательным и расчисленным с какой-либо строгостью алгоритмам.
В годы своих эмигрантских странствий Андрей Соболь познакомился с Шолом-Алейхемом. Через два дня после его смерти, вспоминая классика еврейской литературы, которого он хорошо знал, Соболь писал в мемуарно-некрологическом очерке:
Это было на берегу Средиземного моря на итальянском курорте.
За узкой каменной набережной тянулась высокая стена, замыкавшая частные сады и виллы — там чернели кипарисы, желтели мимозы и кричали цикады.
К этой стене, облитой солнцем, присаживались больные.
Широкие ворота посередине разбивали ее на две части: на левую и правую. Правую почему-то облюбовали себе старики-евреи. Эту часть стены кто-то прозвал «Иерусалимом».
И там я впервые познакомился с ним. День был солнечно-яркий. У стены небольшими группами сидели больные евреи. Было много седых голов, согнутых спин. Шолом-Алейхем сидел с каким-то стариком из Литвы. Старик, точно на исповеди, рассказывал ему о себе. Шолом-Алейхем слушал, пригнув характерную голову — и чем дальше говорил старик — тем все больше и больше темнело лицо Шолом-Алейхема, а когда он поднялся — помню — на лице его была застывшая улыбка. Таким я и запомнил его: потемневшее лицо и странная улыбка: не то жуткая, не то нежная[2].
Соболь рассказывает здесь об очном знакомстве с Шолом-Алейхемом в Нерви, где «еврейский Марк Твен» в мягком средиземноморском климате лечился от туберкулеза, а сам автор некролога жил неподалеку, в итальянской деревушке Кави-ди-Лаванья, на «птичьих правах» беглого каторжанина и политэмигранта. Их встреча на Итальянской Ривьере относится к 1912 или 1913 году. Заочное же знакомство — автора и его переводчика — произошло несколько раньше: редактор журнала «Современник» А. В. Амфитеатров, также живший в то время в Италии, задумал опубликовать роман Шолом-Алейхема «Блуждающие звезды», предложив на роль переводчика Соболя, с которым сам познакомился незадолго до этого[3] (не исключено, что мысль о переводе и публикации этого романа в «Современнике» исходила именно от Соболя, который жил на скудные средства своих литературных заработков)[4]. Предложение Амфитеатрова Шолом-Алейхем принял. 28 сентября 1911 года он писал из Монтро, где в то время жил (текст печатается по черновому автографу из архива Шолом-Алейхема: Beit Sholom Aleichem [Tel Aviv]. 3/9 kn)[5]:
Дорогой Александр Валентинович.
Посылаю Вам с сим 1-ю часть романа. Придется Вам послать рукопись г. Лурье в закрытом конверте, п[отому] ч[то] рукопись на еврейском языке цензура не пропустит, пропадет; а она у меня в единственном экземпляре. Или удобнее всего будет через какую-нибудь редакцию с передачей Лурье.
Прошу ответа
Ш[олом] Алейхем
NB: Вы спрашивали, какое заглавие? У меня роман озаглавлен, как видите, «Блуждающие звезды». Может быть, Вы найдете более удобным назвать «Бродячие артисты»? Во всяком случае, по-моему, не следует прибавить «перевод с еврейского». А в конце переводчик, если захочет, может выставить: «перевел с еврейского такой-то».
Когда первые главы «Блуждающих звезд» были Соболем переведены и Шолом-Алейхем ознакомился с ними, о качестве перевода, сильных и слабых сторонах переводчика он сообщал в письме тому же Амфитеатрову от 8 декабря 1911 года следующее (BShAl. 4/9 kn):
Дорогой Александр Валентинович!
Получил рукопись «Блуждающих звезд» с переводом Андрея Нежданова[6], бросил все дела и взялся за исправление перевода. Прочитав первые 2—3 главы, я убедился, что он куда лучше моего Пинуса переводит по-русски[7]. Беда лишь — он совсем не знает по-древнееврейски. Напр[имер]: сасон в’симха (радость и веселье) он произносит шишан вешимха. Все равно, как если бы Вы сказали: «Мошковшкий Универшитет». (Для звука Ш и С в древнеевр[еврейском] языке имеется, к несчастью, одна буква ש, — положим, что есть точка либо на правой, либо на левой стороне [שׂ|שּׁ], в этом-то и выражается досадное невежество господина Андрея…). Еще один недостаток переводчика: он рабски придерживается оригинала и подчас переводит совершенно непереводимое. Напр[имер]: «видел ты немножко!» Это не более как междометие вроде русского «ишь ты!» «Волк тебя заешь!» и т. п. Я заменил это междометие везде еврейским: «горе мое!».
Андрей Соболь на реке Деме (село Дурасово, Уфимская губ.). Июнь 1916 года
Спустя без малого неделю, 14 декабря, Шолом-Алейхем вновь пишет Амфитеатрову письмо, свидетельствующее о том, с каким тщанием относился он к «подчистке» переводческих «ляпов» (BShAl. 5/9 kn):
Дорогой Александр Валентинович!
Чтобы не задержать, посылаю бо́льшую половину переведенной 1-й части романа. Через пару дней пришлю остальные главы.
Названия глав я выбросил, как ненужное и старое. Сами же главы соединил по 2—3 вместе. Слишком были маленькие главки. В дальнейших 2-х частях романа буду, согласно Вашему совету, выбрасывать все лишнее. Думаю, что просмотренное мною еще нуждается сильно в редакторском карандаше. Рукопись идет заказной бандеролью. У нашего Андрея Нежданова тоже немало «жаргонизмов». Я их чистил немилосердно.
Ш[олом] Алейхем
Несмотря, однако, на «немилосердную чистку» соболевских «жаргонизмов», Шолом-Алейхем, судя по всему, не был разочарован его работой. Само шолом-алейхемское послание, отправленное ему, как видно, не сохранилось, но ответное письмо Соболя от 10 января 1912 года свидетельствует о том, что между автором и переводчиком установились добрые отношения (BShAl. 1/6-nl):
Извиняюсь, что пишу без обращения: не знаю, к сожалению, Вашего имени и отчества[8]. Только вчера получил из Bern’a Ваше письмо[9]. Почему-то долго не пересылали. Спешу откликнуться.
Был бы очень рад услышать, что Вы скажете о моем переводе.
II-ую часть Вашего романа получил уже давно и успел много перевести.
Судя по примечаниям, Вы нашли в I-ой части несколько ошибок. Каюсь в них. А вот насчет «жаргонизмов» мне бы хотелось сказать пару слов, если позволите. По-моему, переводить Ваши произведения без некоторых «жаргонизмом» немыслимо, ибо в противном случае многое теряется. Правда, порой получается не совсем «по-русски», но я хотел более или менее точнее передать соль и меткость Вашего языка, хотел точнее передать остроумие и живость речи многих героев. Еще до того, как Александр Валентинович[10] предложил мне переводить Ваш роман, я думал, читая Ваши рассказы, что Ваши произведения уйму теряют в переводе. И еще яснее убедился, когда сам взялся за это.
Вообще, по-моему, глубоко национальные писатели трудно передаются в переводе. Если Вам приходилось читать Гоголя в переводе, хотя бы на немецкий язык — Вы могли в этом убедиться.
Или, например, Бласко Ибаньес[11] и т. п.
А еще труднее передать, когда переводишь с жаргона.
Вот поэтому-то и были «жаргонизмы». Были, потому что я хотел лучше, точнее передать сущность Вашего слога, Ваших героев, Вашей меткости.
Пока, пользуясь случаем, кое о чем спрошу.
1) «אקעס»[12]. В I-ой главе Вашей II-ой части. Мера вина, которая мне, к сожалению, не знакома. Не знаю, как перевести на русский.
2) У Бени в руках были какие-то документы, дающие право заковывать людей. Вы их называете «гетман[ские] документы». Немного непонятно мне.
3) Не разобрал названия отеля, где кафэ-шантан «Парадиз», и названия улицы. Надо ли писать название улицы по-молдован[ски]? Или можно просто «на одной из лучших улиц»? Во всяком случае, напишите название отеля и улицы.
4) Название пьесы («איזאבעלא צערייס מיר דעם סטאן»)[13] — как перевести?
5) «אפאקאיאווע» — профессия артистки Швальб[14]. Этого слова не знаю.
Во второй части я стараюсь избегать «жаргонизмов», но не теряя главного, конечно, из виду.
Все это я, конечно, говорю слегка, не вдаваясь в подробности. Все это я сделаю, когда получу Ваше письмо, когда увижу, в чем, по-Вашему, мои слабые стороны.
Нечего, конечно, и говорить, что Вашим замечаниям я буду очень рад и что не обижусь, если будут «резкости». Тороплюсь скорее ответить Вам, поэтому заканчиваю письмо.
Буду ждать Вашего ответа.
Андрей Нежданов
Адрес: J. Sobol
Cavi di Lavagna (via Genova). Italia
P. S. Конечно, Вы ничего не будете иметь против, если буду кое о чем спрашивать иногда?
Получив от Шолом-Алейхема вероятное подтверждение, что к нему можно обращаться не по имени-отчеству, а по литературному псевдониму, Соболь в следующем письме, от 27 января 1912 года[15], писал (BShAl. 2/6-nl):
Многоуважаемый г. Шолом-Алейхем.
Извиняюсь, что пишу на открытке: не моя вина. Простите великодушно. Ваше письмо я получил. Очень рад был. Больше тревожить Вас насчет слов не придется. Я уже переписываю перевод начисто. Через несколько дней, как только кончу переписку, отошлю Вам оригинал, а г. Амфитеатрову перевод. И, конечно, с нетерпением буду ждать Вашего отзыва. Перечеркнутые места я, конечно, не переводил.
На стр. 303 (оригинала) мне пришлось вместо слова «יפהפיה»[16] — написать «Брайнделе-козак» (дело идет о ней), ибо до этого Вы перечеркнули строк 25—30, где говорится о внезапной дружбе Гольцмана с Брайнделе-козак.
Приблизительное такое пришлось сделать еще в 2—3 листах, благодаря зачеркн[утым]> строкам, а я, конечно, и зачеркнутое читал. Ну, словом, Вы сами увидите и скажете, верно ли я поступил.
В рукописи я не пишу «конец II-ой части». Видно по всему, что это еще не конец II-ой части.
Слово «сигнэт» я перевел — кольцо. «Наперсток» будет очень странно звучать для рус[ского] читателя. Мне так кажется. Ваши слова «поменьше жаргонизмов» я принял во внимание, но не упуская из виду главное. Декабр[ьская] книжка вышла уже давно — дней 20—25 тому назад. К Певину[17] не обращался я. Товарищ, живущий у Амф[итеатрова], передал ему, что я в очень критическом положении (а таковое и по сей день), и Амфит[еатров] сам написал Певину об авансе, но тот и не прислал. Он и за напечатан[ное] не торопится посылать. Да, чуть не забыл: Вы спрашивали насчет платы. «Совр[еменник]», кажется, будет мне платить 25 руб[лей]—30 руб[лей] с листа, точно не знаю.
С удовольствием возьмусь за перевод Вашей новой вещи. Извиняюсь еще раз, что пишу на открытке.
Ваш Андрей Нежданов
Некролог Шолом-Алейхему, написанный А. Соболем
В разгар печатания «Блуждающих звезд» в «Современнике», 16 октября 1912 года, Соболь обратился к Шолом-Алейхему со следующим письмом, главное место в котором заняли прозаические денежные расчеты, точнее, некая финансовая операция, предлагаемая им (BShAl. 5/6-nl)[18]:
Многоуважаемый Шолом-Алейхем.
К сожалению, мне приходится снова беспокоить Вас своим письмом.
Сегодня уже 16-ое, а в силу многих «домашних и личных» обстоятельств мне необходим Ваш ответ до 22-го с[его] м[есяца]. Ибо при всем желании я не могу дольше ждать — уж так сложились обстоятельства. С удовольствием ждал бы дальше, но не могу, право, не могу: к 22-му я должен иметь Ваш окончательный ответ, и уже в зависимости от Вашего ответа принять те или другие шаги. Помимо всего этого, мне хотелось бы добавить еще пару слов кое о чем. Вот о чем.
Вы мне, когда я был у Вас, дали 45 fr. (25 из них в Bern), 100 fr. я получил от Вас недели 4 тому назад, следовательно, я Вам должен 145 fr.
Ведь вполне возможно, что к 22-му Ваш ответ будет отрицательный.
Конечно, если Вы примете мое предложение — мы, понятно, эти 145 fr. вычтем тогда из суммы моего гонорара за будущую работу.
Но также возможно, что Ваш ответ будет отрицательный, тогда, значит, за мной будет долг в 145 fr.
Отдать Вам его в ближайшем будущем — у меня надежды нет — и не предвидится.
Не отдать — я не хочу и смешно ведь, Вы ведь не Ротшильд.
И вот что я Вам предлагаю в таком случае.
Вы, конечно, помните мою «злополучную сделку» с «Современ[ными] проблемами»[19].
После того, как я был у Вас — я им, согласно Вашим указаниям, написал, как Вы говорили тогда, что считаю мое условие с ними расторгнутым в силу таких-то и таких-то пунктов и что прошу подписан[ное] условие прислать мне обратно или принять мое новое (какое я составил по Вашим указаниям); в случае несогласия с их стороны на новое условие — я возвращаю им получен[ный] мною аванс в размере 130 fr.
Но ответа от них я по сей день не получил, что меня очень волнует.
И вот я предлагаю Вам следующее: Я Вам уступаю право на мой перевод «Блуждающ[их] Звезд». В Ваше полное распоряжение на тех же условиях, как предлагали «Совр[еменные] пробл[емы]», т. е. по 10 руб. с печатн[ого] листа. Вы составляете бумагу, где между прочим должно быть сказано, что я (Андрей Нежд[анов] Юлий Соболь) поручаю Вам сделать заявление «Современ[ным] пробл[емам]» о расторжении моего условия, что при этом Вы принимаете на себя обязанность уплатить им послан[ные] мне 130 fr. — и таким образом перевод поступает всецело в Ваше распоряжение, имеете право издавать его, что хотите и как хотите.
Вот таково, многоуважаемый г. Шолом-Алейхем, мое предложение.
И тогда, значит, из суммы гонорара, которую я должен буду получить от Вас за «продажу» перевода — Вы отсылаете им 130 fr., 145 fr. берете себе, т. е. те 145 fr., к[оторы]е я Вам должен, а остальное уплачиваете мне.
Если Вы согласны на это предложение, тогда составьте «бумагу» — и я ее подпишу — и тем самым фактически будет уничтожен мой «злополучный» договор с «Соврем[енными] проблем[ами]».
Я думаю, что мое предложение будет Вами принято, ведь я ставлю ту же цену, как предлагали «Совр[еменные] пробл[емы]» — по 10 руб. с печат[ного] листа — и тем самым уже уплачиваю Вам мой долг (145 fr.).
Итак, жду Вашего письма.
Значит, жду окончательного ответа насчет моего первого предложения (не забудьте, что до 22-го мне необходим Ваш ответ) и насчет «истории» с «Совр[еменными] проблемами» и продажи Вам моего перевода.
Понятно, что одно предложение не исключает другого.
Надеюсь, что Вы мне ответите до 22-го.
Право, я дольше не могу ждать — уж так сложились обстоятельства.
Примите и пр.
Андрей Нежданов
Получили послед[нюю] тетрадь?
[на полях, наверху первой страницы]
Если можете — пришлите скорее оконч[ание] «Блужд[ающих] Звезд», тогда я скоро закончу.
Недатированный ответ Шолом-Алейхема, написанный из Лозанны и начинающийся с теплого приветствия «Милый Андрей! Даю Вам ответ до 22-го», сохранился в одном только месте — Особом отделе Департамента полиции: перлюстрированное письмо (точнее, снятая с него копия) заняло место не в литературном архиве, а в главном сыскном ведомстве[20]. В письме Шолом-Алейхем принимает финансовые предложения Соболя, что, очевидно, явилось для последнего существенным подспорьем. Вообще, тема денежного дефицита была у Соболя одной из самых актуальных и распространенных в письмах разным корреспондентам в разные периоды жизни (Вл. Ходасевич, хорошо Соболя знавший, не без остроумия назвал его «королем аванса»)[21].
Читая соболевские письма, с пронизывающими их нередко жалобами на постоянное отсутствие денег, можно решить, что их автор, занимаясь литературой, преследовал исключительно материальные цели. Между тем в писательском мире трудно было найти бессребреника большего, нежели Соболь. Из донесения филеров, ведших за ним в Кави-ди-Лаванья неусыпное наблюдение[22], становится известным, что «Жданов <sic>[23], Андрей, литератор, живет в Кави ди Лаванна, Ривьера Леванда; иногда достает денежные средства группе»[24]. Под «группой» здесь имелась в виду так называемая группа «вольных социалистов»[25], каковая бдительными стражами российского порядка квалифицировалась как анархическая. В датированном 28 августа 1912 года циркулярном письме Департамента полиции начальникам районных охранных отделений, губернских и областных жандармских управлений и охранных отделений о ней говорилось следующее:
Не имея пока ни определенного Устава, ни строго обработанной программы, эта группа, тем не менее, объявила основные принципы предстоящей своей деятельности, сущность коих заключается в подготовке боевых элементов к всеобщему вооруженному народному восстанию путем сформирования из рабочих вооруженных отрядов, которые захватят, по плану группы, города с находящимися в них складами и магазинами оружия, заводами, фабриками, крестьяне же в то же время овладевают помещичьими имениями и выступят вооруженными отрядами в города на помощь рабочим. В частности, группа допускает широкое участие в новой организации социалистов и анархистов всех категорий, не связывая вновь поступающих никакими ограничительными правилами, требуя лишь исповедания одной основной идеи — сочувствие вооруженному восстанию. Как следствие из таких положений, группа ставит одной из самых главных своих задач осуществление политического террора, уделяя особое внимание террору центральному. Для осуществления террористических актов предполагается сформировать законспирированные друг от друга «Пятерки».
Для получения необходимых средств группа допускает вооруженные грабежи (экспроприации).
«Вольные социалисты» не причисляют себя ни к одной из существующих революционных партий, считая себя ни с кем не связанными и видимо более озабочены быстрым укомплектованием группы, чем качеством поступающих в группу членов, так как открывают доступ в свою группу социалистам всех категорий и оттенков, притом с правом состоять одновременно в какой-либо иной революционной партии. Такая, с революционной точки зрения и по существу, неустойчивость группового принципа «о членах партии», говорит за анархический характер группы и дает основания считать ее тем более опасной[26].
После произошедшего раскола из нее выделилась «инициативная группа» Акинфиевой и Бессель-Виноградова, представлявшая собой террористическую организацию, крайне опасную в глазах правящего режима. Деятельность Соболя, эсера и террориста, составляет предмет отдельного исследования, выходящего за рамки данной статьи. Отметим в заключение лишь тот факт, что гонорар, полученный Соболем за перевод шолом-алейхемских «Блуждающих звезд», вполне мог пойти не на собственные нужды переводчика, а в кассу боевиков, стремившихся «огнем и мечом» бороться с ненавистным им самодержавным режимом.
И последнее. Перевод романа Шолом-Алейхема оказал глубокое влияние на переводчика: тема бродячей еврейской театральной труппы, «блуждающих звезд», воплотится в целом ряде рассказов Соболя, пьесе «Перерыв»[27]. Он написал также несколько статей о еврейском театре, которые до настоящего времени остаются недооцененными и фактическим забытыми[28].
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. См. о Соболе: Владимир Хазан. Неизвестный Андрей Соболь // Лехаим. 2012. № 1.
[2]. Соболь Андрей. Шолом-Алейхем // Новый путь. 1916. № 17. 15 августа. Стлб. 5.
[3]. В 6-й книжке «Современника» за 1911 год была напечатана повесть Соболя «Старый дом».
[4]. В архиве российского Департамента полиции, ведшего наблюдение за Амфитеатровым (и, возможно, за Шолом-Алейхемом), отложилось донесение, датированное 9 (22) июля 1912 года, о том, что Вульф Фабрикант «получил работу — перевод с еврейского на русский некоторой части произведений “Шолома Алейхема”, а перевод другой части его сочинений поручен “Шоломом Алейхемом” еще одному известному ес-еру Юлию Соболю — Андрею Нежданову» (ГАРФ. Ф. ДП ОО. Оп. 1906. Ед. хр. 1115. Т. 17. Л. 185). Заметим, между прочим, что переписка между Шолом-Алейхемом и Соболем частично отложилась в архиве полицейского ведомства, как будто бы шолом-алейхемский роман «Блуждающие звезды», печатавшийся в течение всего 1912 года в журнале «Современник», представлял неслыханную опасность для государственного строя.
[5]. Далее все письма Шолом-Алейхема приводятся по автографам из этого же архива — указывается его сокращенное название (BShAl) и реквизитный номер; приносим благодарность д-ру М. Лемстеру и секретарю Beit Sholom Aleichem Л. Ройтману за помощь в работе с этими материалами.
Здесь и далее все документы приводятся с сохранением орфографии и пунктуации оригиналов.
[6]. Свои первые произведения Соболь подписывал «псевдонимом в псевдониме» Андрей Нежданов, взяв в качестве то ли конспиративной клички (в России, где эти произведения печатались, он был «вне закона» как беглый каторжанин или, как он назван в одном из полицейских донесений, «ненавистный беглый каторжанин»), то ли литературного криптонима имя героя тургеневской «Нови».
[7]. Ю. (У.) И. Пинус переводил произведения Шолом-Алейхема на русский язык для восьмитомного собрания сочинений писателя, издававшегося в 1910–1913 годах московским издательством «Современные проблемы». Шолом-Алейхем познакомился с Пинусом, когда тот был студентом медицинского факультета Московского университета. Дочь писателя Мария Вайфе-Гольдберг пишет, что «У. Пинус был достаточно заурядным переводчиком, чья работа не может идти ни в какое сравнение с нынешними замечательными русскими переводчиками, но для того времени он был вполне неплох, и вскоре сочинения моего отца сделались крайне популярными в русской читательской среде» (Waife-Goldberg Marie. My Father, Sholom Aleichem. New York: Simon and Schuster, 1968. P. 253).
[8]. Соболь имеет в виду подлинное (и русифицированное) имя и отчество Шолом-Алейхема — Соломон Наумович.
[9]. Нелегальный образ жизни, который вел Соболь даже за границей, опасаясь, по-видимому, преследования агентов зарубежного отдела русской охранки, проявлялся, в частности, в том, что, скрывая собственное местонахождение, он для получения некоторой части корреспонденции пользовался адресом своей близкой знакомой, С. Симановской, жившей в Берне.
[10]. А. В. Амфитеатров.
[11]. Висенте Бласко Ибаньес (Vicente Blasco Ibáñez; 1867–1928) — крупнейший испанский писатель XX века.
[12]. Стакан, бокал (идиш).
[13]. Название одной из мелодрам, которыми директор львовского еврейского театра Гецл бен Гецл потчевал зрителей; досл.: «Изабелла, порви мне корсет» (идиш).
[14]. Имеется в виду та сцена в романе, когда Генриетта Швал(ь)б, будущая примадонна, в начале своей артистической карьеры, является в театр бедно одетой девушкой, и Гецл бен Гецл принимает ее за горничную, прислугу — אפאקאיאווע, от польск. pokojowa — «прислуга».
[15]. Датируется по почтовому штемпелю.
[16]. Красотка (ивр.).
[17]. Петр Иванович Певин (псевд. Бедняк; ?–1918) — журналист; издатель «Общедоступного журнала», «Современника», а также газеты «Уральская жизнь».
[18]. Это письмо было перлюстрировано недремлющими полицейскими агентами, калькировано и имеется также в архиве Департамента полиции, см.: ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Ед. хр. 783. Л. 27–30.
[19]. Московское издательство, во главе которого стоял Лазарь Абрамович Столяр.
[20]. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 801. Л. 64–67.
[21]. «Не получая достаточных гонораров, — вспоминал он о Соболе, когда того давно уже не было в живых, — вечно он был в долгах, и хотя считался “королем аванса”, насилу сводил концы с концами» (Гулливер [Вл. Ходасевич]. Литературная летопись // Возрождение. 1936. № 4041. 29 августа. C. 7).
[22]. О слежке за Соболем см.: Агафонов В. К. Парижские тайны царской охранки. М., Русь, 2004. С. 115 (1-е изд. — 1918).
[23]. Под легким пером заграничных агентов Соболь-Нежданов нередко превращается в Жданова, см.: ГАРФ. Ф. ДП ОО. Оп. 1913. Ед. хр. 9. Л. 126, 145–146, 159, 253).
[24]. ГАРФ. Ф. ДП ОО. Оп. 1913. Ед. хр. 9. Л. 126.
[25]. В июле 1912 года эта группа выпустила предварительное извещение в виде журнала «Молот» (без номера и обозначения месяца), в котором было сказано, что он будет ее представительным печатным органом (по всей видимости, никаких других выпусков больше не было).
[26]. Цит. по кн.: Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX — начало ХХ в.): Сборник документов / Сост.: В. И. Кочанов [и др.]. Москва: АИРО-ХХ, 2001. С. 454–455.
[27]. Еврейский альманах. Петроград, 1923. С. 83–98.
[28]. См. хотя бы некоторые из них: Театр на вокзале (Театральное обозрение. 1921. № 8. С. 13–15); Один из трех (Театральное обозрение. 1922. № 1. 24 января. С. 9–10); Молодой театр (Театр и музыка. 1923. № 1/2 [14/15]. 5 января. С. 409–410); Молодой театр (Театр и музыка. 1923. № 6 [19]. 13 февраля. С. 628–629); Жуть (Театр и музыка. 1923. № 32. 18 сентября. С. 1031–1032); в том числе статьи и рецензии, связанные с еврейским театром: Вина интеллигенции (К вопросу о еврейском театре) (Театральная жизнь [Киев]. 1918. № 34. 1 декабря. С. 12–13); Новый день еврейского театра (Театр и музыка. 1922. № 12. 19 декабря. С. 297–299); Почти выигрыш (Театр и музыка. 1923. № 36. 6 ноября. С. 1153–1154) — отзыв на спектакль Камерного еврейского театра «200 000» по пьесе Шолом-Алейхема «Дос гройсе гевинс» («Большой выигрыш», 1915).