[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  НОЯБРЬ 2012 ХЕШВАН 5773 – 11(247)

 

Александр Ласкин: «Люби не себя в герое, а героя в себе»

Беседу ведет Елена Калашникова

Среди героев книг Александра Ласкина — Дягилев и Мариенгоф, Мандельштам и Ольга Ваксель… Его документальный роман «Дом горит, часы идут» (СПб.: Алетейя, 2012) посвящен Николаю Блинову — русскому дворянину, который пытался остановить житомирский погром 1905 года, но стал одной из жертв погромщиков. После выхода книги Еврейский совет Украины признал Блинова Праведником Украины, в Израиле ему поставили памятник.

Елена Калашникова Вы хотели назвать свой роман «Жизнь, смерть и дальнейшая жизнь Коли Блинова», но остановились на варианте «Дом горит, часы идут». После выхода книги можно говорить о «дальнейшей жизни» Николая Ивановича Блинова. Видите ли вы как автор свою задачу хотя бы частично выполненной?

Александр Ласкин Вряд ли у автора может быть такая задача — сделать так, чтобы его персонажу установили памятник. Его цель — рассказать историю. Все, что произошло после публикации, — это уже судьба книги, и с автором она связана опосредованно. Когда я упоминал в названии про «дальнейшую жизнь», то вкладывал в это другой смысл, чем вырисовался потом. Мне хотелось подчеркнуть, что Колина история не завершилась его гибелью. Вот почему «дальнейшей жизни» посвящена большая часть текста. Тут и сюжет с полицейским Иваном Блиновым, совершившим странный для полицейского поступок — он отправился к елизаветградскому раввину Темкину выразить благодарность за то, что евреи сделали для памяти его брата.

Главный же результат этих «кругов по воде» — случай Сарры Левицкой. Левицкая была русской, внучкой декабриста Бодиско. Всю жизнь ее мучило данное ей имя: она видела в нем не прихоть родителей, пожелавших так помянуть сестру бабушки — монахиню, а указание. Уж раз ее назвали Саррой, то она должна Саррой стать. На пути в еврейки ее ждало множество запретов и разочарований (как до революции, так, понятно, и после), но именно тут она пересеклась с Блиновым. Когда в 1950-х годах она прочла о нем, то поняла: этот человек сделал то, что обязана была сделать она. Левицкая по-своему противостояла если не погромам, то погромным настроениям — выпускала самиздатский журнал, целиком посвященный этой теме. Кроме того, она начала собирать материалы о Коле — ездила в Житомир, встречалась с людьми, которые его знали.

ЕК Как сейчас обстоит дело с сохранением памяти о Блинове?

АЛ Самая образцовая ситуация — в Израиле. Несколько человек в Ариэльском университете прочли книжку, прониклись судьбой Коли и поняли, что по справедливости этот человек должен быть как-то увековечен в их стране. Так как один из этих людей — ректор университета Михаил Зиниград, никаких согласований не потребовалось. Вообще, идея благодарности в этой стране воспринимается как сама собой разумеющаяся. Каждого из нас в детстве учили, что надлежит говорить «спасибо», но эту простую мысль восприняли далеко не все. В Израиле же она стала едва ли не государственной идеей. Кстати, памятник Блинову расположен рядом с памятником ариэльскому студенту, погибшему во время одного из арабо-израильских конфликтов…

Сложнее же всего на родине Коли — в Украине. Да, он удостоен звания Праведника Украины, вышло украинское издание книги, но мемориальной доски пока нет. Ее должны были установить в декабре прошлого года, потом в апреле этого, но так и не установили. Возможно, причина в «детской болезни национализма». Невозможно вешать доску Коле рядом с досками великим украинцам. Невозможно, чтобы тексты были на украинском, русском и иврите. В этом действительно много детского (точнее, подросткового) — буквально во всем видеть посягательство на свою «незалежность». Плюс неразбериха с собственным историческим прошлым: довольно долго на месте гибели Коли висел плакат: «Житомир — родина УПА». Очень надеюсь, что те, кто повесил этот плакат, не знали о том, что тут случилось более ста лет назад… Но несмотря на все это, я уверен, что доска будет.

ЕК В историю Блинова вы вплетаете как известных персонажей — Евно Азефа, Александра Гликберга (будущего Сашу Черного), Семена Ан-ского, — так и множество неизвестных. Как складывались замысел и композиция романа, как вы решали, кому дать больше «голоса», то есть романного пространства?

АЛ Думаю, я ничего не вплетаю. Это слово предполагает некую власть узора: тут мы плетем так, а тут сяк. На самом деле я просто следую за Блиновым: сперва он в гимназии пересекся с Гликбергом, потом, во время своего недолгого эсерства, с Азефом, а в Женевском университете — с Ан-ским. Единственное, что меня ограничивало, — это то, что я писал книгу не о первом, втором или третьем, а именно о Коле. Это нон-фикшн, и тут есть свои правила. Первое из них (перефразируя Станиславского): люби не себя в герое, а героя в себе.

ЕК Как вы выбираете сюжеты для книг — или они выбирают вас?

АЛ Долгое время мне необычайно везло. Все-таки пять книг я написал на основании личных архивов. Во многих случаях я был первым читателем этих материалов. Так что с полным основанием можно сказать, что герои выбирали меня. Не мне судить, насколько я оправдал их доверие, но факт остается фактом.

Памятник Н. И. Блинову. Ариэль, Израиль

Некоторые мои сюжеты получили развитие. Помимо Блинова, можно назвать еще приятельницу Мандельштама Ольгу Ваксель, о которой я написал повесть «Ангел, летящий на велосипеде». Памятник Ольге выглядел бы странно, все же фигура слишком непростая, но в издательстве РГГУ только что вышла книга ее стихов и мемуаров, подготовленная мной вместе с Павлом Нерлером.

Недавно я остро почувствовал, что архивы то ли кончились, то ли перестали быть ко мне благосклонны. В загашнике я не обнаружил ни одной истории, о которой хотелось бы рассказать. Тогда я решился начать писать не документальную, а историческую прозу. Так возникла книга «Дягилев и…» (возможно, она выйдет в издательстве «НЛО»), куда вошли повести о Дягилеве и Льве Толстом, Дягилеве и Мейерхольде.

ЕК Какие уроки «литмастерства» вы получили от своего отца — прозаика и драматурга Семена Ласкина?

АЛ Довольно долго отец сопротивлялся моему желанию заниматься литературой, и я его абсолютно понимаю. Писательство — занятие очень зависимое. Вот кончились у меня архивные материалы — и что мне делать? Хорошо, я придумал написать книгу о Дягилеве…

Н. И. Блинов. Житомир. 1904 год

Мне очень близка идея режиссера Ежи Гротовского о том, что актер — всегда дилетант. Каждый день он играет для нового зала и должен его завоевать. Вот и литератор — дилетант. Нет никакой уверенности, что следующая книга будет не хуже предыдущей.

Если же говорить о том, что я воспринял от отца, то самым сильным его качеством было любопытство. Он никогда об этом не говорил, но в нем это слишком отчетливо было выражено. Именно любопытство привело его, человека с медицинским образованием, сперва в пушкинистику, а потом в искусствоведение. Надо сказать, в обеих этих областях он преуспел. В изобразительном же искусстве отец сделал несколько открытий: прекрасные художники Николай Макаров и Василий Калужнин, о которых он рассказал первым, сейчас считаются классиками. Думаю, что он мог бы заняться еврейской темой и написать книгу вроде романа о Блинове, но в его времена это было невозможно.

добавить комментарий

<< содержание

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.