[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2012 АДАР 5772 – 3(239)
мордехай рихлер
КАТСКИЛЛЫ[1]
Перевод с английского Ларисы Беспаловой
Любой рассказ о Катскиллах — хочешь не хочешь — следует начать с «Гроссингера». С большого «Г». По обе стороны шоссе, ведущего из Нью-Йорка в округ Салливан, — это два часа езды на север — тебя осаждают рекламные щиты. «ХОТИТЕ ВИДЕТЬ ДЖЕРРИ ЛЬЮИСА[2] — ТОГДА ВАМ В “БРАУНЗ”». «ПЕРЕБИРАЙТЕСЬ В “ФЛЕТЧЕР”», «Я НАШЛА МУЖА В “УИНДЕРМИРЕ”», «В “РЭЛИ” ЛЕД ЛЕДЯНЕЕ, ШУТКИ СМЕШНЕЕ, ГОСТЯМ ВЕСЕЛЕЕ». Рекламные щиты в «борщковом поясе»[3] испещряют перечни преимуществ разных отелей, каждый утверждает, что у него лучшее поле для гольфа, закрытый и открытый бассейны оборудованы по последнему слову техники и самый звездный парад звезд. В прогалинах между рекламными щитами глазу не на чем остановиться. Кустарники, невысокие взгорки. Но вот наконец и рекламный щит «Гроссингера». И на нем sotto voce[4]: «У “Гроссингера” есть всё» — и только.
«В один августовский день 1914 года, и день этот вошел в историю, — таков зачин брошюрки, изданной в честь полувекового юбилея “Гроссингера”, — в Европе началась война. Ее огонь опалил Европу… А в один летний день того же года в городе Свободы[5] открылся небольшой пансион». Зелиг и Малка Гроссингер переоборудовали фермерский дом под пансион на девять человек, по девять долларов в неделю с головы... Возможность подышать свежим воздухом для фабричных рабочих, передохнуть для обитателей многоквартирных домов. Теперь «Гроссингер» раскинулся на полтысячи гектаров и может вместить полторы тысячи гостей. Инвестиции в него достигают пятнадцати миллионов долларов. Но процитируем еще раз юбилейную брошюрку: «Величие любого свершения не измеряется материальной стороной дела. Тадж-Махал стоил немыслимых денег, но несравненную красоту мавзолея определяют не деньги».
На первый взгляд «Гроссингер» смахивает на кибуц в его идеальном воплощении. Хотя арабов тут нет, но у каждых ворот по охраннику. Есть у «Гроссингера» и собственное водоснабжение, и главное здание — в их случае местного разлива тюдоровского[6] стиля с венецианскими окнами, — и разбросанные неподалеку домики, поименованные в честь бессмертных героев первой алии Катскиллов, таких, как Эдди Кантор и Милтон Берл[7].
Я зарегистрировался в отеле в пятницу летним утром и, пересекая террасу по пути к своему номеру, наткнулся на форум «Не для эфира», он был в разгаре. Среди первых достославных ораторов форума — за что, как писали в одном журнале, мы должны быть благодарны Дженни Гроссингер[8], благоговеющей перед ученостью, — значились и Макс Лернер, и Норман Казенс[9]. На этот раз лекцию читал гипнотизер Нэт Флейшер, штатный лектор «Гроссингера», он покусился решить вопрос: «МОЖЕТ ЛИ СОХРАНИТЬСЯ ЛЮБОВЬ В БРАКЕ?»
— У меня ученая степень по психологии, — сообщил мне Флейшер, — а сейчас я работаю над докторской диссертацией.
— В каком университете?
— Не хотелось бы говорить.
На террасе собралось примерно сто пятьдесят человек, изготовившихся задергать лектора вопросами. Они только и ждали удобного момента, чтобы наброситься на него. Жующие сигары господа в длинных шортах и дамы с припасенной на всякий случай «Нью-Йорк пост» на коленях.
— Мужчины достигают своего апогея в двадцать пять лет, — вопил в микрофон Флейшер, — а дамы гораздо позже и позиций не сдают, тогда как мужчины катятся вниз.
Кто-то из мужчин шикнул, кто-то загоготал, зато женская половина аудитории бурно зааплодировала.
— Вы думаете, — продолжал Флейшер, — что любовь ребенка к матери в природе вещей, так нет же.
Один из мужчин, прикрывшись сработанным из фольги отражателем, задремал. Его соседка обмахивалась «Из России с любовью»[10].
— Что нам нужно, — продолжал Флейшер, — чтобы не сойти с ума. ВСЕМ НАМ. Даже в шестьдесят, даже в семьдесят. ЛЮБОВЬ. Капелька любви. Если вы женаты двадцать пять лет, это еще не основание относиться к жене кое-как… Ее надо беречь.
Тут вскочила утыканная бигуди дама:
— Я замужем уже двадцать девять лет, и муж вовсе не относится ко мне кое-как.
Ее сообщение взбудоражило иссохшего мужчину в заднем ряду. Вместо того чтобы присоединиться к бурным аплодисментам, он вскочил и уставился на даму.
— Хотел бы я посмотреть на ее муженька, — сказал он, садясь, и добавил: — На этого шмока[11].
На вечер была назначена встреча одиночек, но перспективы ее радужными никак не назовешь. Язвительный субъект, подсевший ко мне в баре, сказал:
— Ну, не знаю. Я плавал утром. Плавал днем — в закрытом, в открытом бассейне — Б-г ты мой, где они только таких набрали? Когда же красотки-то приедут?
Перед ужином я решил прогуляться. Все пять здешних вестибюлей обшиты сосновыми панелями, и оно бы и хорошо, если бы повсюду, где только можно, не натыкали пластиковых растений. В лавчонке у олимпийских размеров открытого бассейна продают пластиковую кукурузу, в главном здании в сувенирной лавчонке «Mon ami»[12] и «Всякой всячине» можно запастись пластиковым виноградом. Среди тех, чьи фотографии украшают Стену Славы, кардинал Спеллман, Йоги Берра, Ирвинг Берлин, губернаторы Гарриман и Рокфеллер, Ральф Банч, Зиро Мостель и Герман Вук[13]. От закрытого бассейна на удивление простого дизайна все еще несет дезинфекцией, совсем как от самого современного бассейна моего детства в «Y». Я поспешил уйти от бассейна куда подальше. У «Гроссингера» собственное почтовое отделение, он имеет право клеймить своим штемпелем — «“Гроссингер”, Нью-Йорк» — почтовые отправления. Имеется тут и Гроссингеровское озеро — «для умиротворенного слияния душ», поле для гольфа с восемнадцатью лунками, конюшни, открытый каток с искусственным льдом, лыжня и горка для тобоггана, «Оздоровительный клуб для него и для нее» и, конечно же, взлетно-посадочная полоса — взлетное поле Дженни Гроссингер — по соседству с комплексом.
К ужину дамы преобразились. Бигуди сменили норковые палантины.
— Еврейское защитное покрытие, — так назвал эти палантины, впрочем, вполне благодушно, один из гостей, с той самоиронией, которая искупает «Гроссингера», и отчего, к слову сказать, писать о «Гроссингере» — занятие крайне щекотливое.
Полагаю, проще всего — вдобавок известные основания на то есть — представить Катскиллы в карикатурном виде. В виде Диснейленда с кнышами. В конце концов, куда ни кинь взгляд — в глаза бросается нечто несуразное. В «Конкорде», к примеру, венецианские окна огромного зала выходят на парковку. Есть тут и номера аж с двумя ванными комнатами. (Это такой трюк. Люди на это клюют. Есть о чем порассказать.) Все самые крупные отели завели сейчас закрытые катки, как объяснила мне дама, управляющая «Лорелз»: наши гости не хотят кататься на воздухе: там слишком холодно. Озера, надо признать, пока еще не залили бетоном, чтобы возвести на их месте искусственные бассейны с очисткой, но, за этим единственным исключением, предназначение всех новаций — оградить гостей от природы. К примеру, в большинстве крупных отелей домики, расположенные на их территории, соединены с главным зданием системой застекленных, а то и подземных переходов, чтобы, невзирая на расходы, уберечь гостей от отнюдь не сурового климата Катскиллов.
К чему я веду, а к тому, что нет ничего легче, даже не слишком утруждая себя отбором деталей, представить и «Гроссингер», и Катскиллы, и людей, которые туда ездят, в гротескном виде. Но этот соблазн преодолеваешь, так как Катскиллы не сводятся к гротеску. С другой стороны — что есть, то есть — впечатление округ Салливан производит нелепое, и посмотри я на это сквозь пальцы и превознеси, к примеру, взамен слезливую «задушевность» Дженни Гроссингер или ее же «традиционное благоговение» перед псевдоученостью, я проявил бы толерантность, а что это как не либерализм самого неблаговидного толка.
И вот еще что. Архетипический гость «Гроссингера» принадлежит к тому классу американцев, который чаще всего служит мишенью для нападок. Даже когда «Комментари»[14] выдвигает еще один отряд новеллистов, нерегулярные войска «Партизан ревью»[15] залегают в кустах, держа штыки наизготове. Сол Беллоу смотрит в оба, Альфред Кейзин[16] осмысляет, Норман Мейлер навастривает нож, и кто знает, какие мины закладывает следующее поколение еврейских писателей в эту самую минуту. Существовала ли когда-нибудь группа, которую так преследовали бы начисто лишенные сантиментов отряды хроникеров? Так терзали бы моралисты? Так стыдили бы за то, что они сумели разбогатеть? До них писали о люфтменчах, неимущих мечтателях — портных, закройщиках, бакалейщиках, столь любимых Бернардом Маламудом. После них один за другим явились самонадеянные университетские юнцы Филипа Рота, американцы, которым случилось расти в еврейских семьях, но вот к вклинившемуся между ними поколению — этой не слишком обаятельной ершистой компашке, — выкарабкавшемуся вместе с остальным средним классом Америки из Депрессии в благополучие, — к нему еврейские писатели расположены меньше всего. В пьесах Клиффорда Одетса они представали поганцами. Сборщиками квартплаты. Затем их разделал под орех Джером Вайдман, а там явились Ирвинг Шоу и Бадд Шульберг[17]. По правде говоря, за все это время на их защиту встал один Герман Вук, из всего арсенала вооруженный лишь рогаткой клише. Ну а это не защита, а один конфуз.
И вот они в «Гроссингере», вот они — пожива для сатириков. Манна небесная для социологов. Вот они — еле-еле душа в теле, а все равно хорохорятся, их мучают изжога, последствия раковых операций, бесконечные кампании по сбору средств на помощь Израилю, засидевшиеся в девках дочери, сыновья, отправившиеся помогать неграм одержать верх в Миссисипи. «Гроссингер» — это их мечта об изобилии, воплощенная в жизнь, но если вам она кажется смешной, карикатурно преувеличенной, то и завсегдатаи видят ее такой же. По правде говоря, как бы я ни язвил касательно норковых палантинов и сватовства, они уже осмеяны и не раз заезжими комиками или гостями. Более того, если бы чистый душой гой рискнул хотя бы подумать о таких шутках, которые в ходу в «Гроссингере», не то что произнести их прилюдно, на него обрушился бы гнев Антидиффамационной лиги «Бней-Брит».
У «Гроссингера» гостям подают традиционные блюда, но в переизбытке, а ведь многим из них в детстве не доводилось есть досыта. Наезжают сюда также ведущие телевизионные комики — только здесь их настоящая публика. И они это ценят. Тут они демонстрируют настоящее остроумие: ведь по телевизору они вынуждены отпускать пресные шуточки, потому что изюминка, характерная для еврейского юмора, повышению рейтинга Нильсена[18] не способствует.
То ли дело «Старая песочница», как окрестила «Гроссингер» одна катскиллская реклама. Но лучше, чем рекламщик отеля и загородного клуба Кутшера, как ни тщись, не скажешь: «Вам бы и райские кущи не понравились — там же негде поиграть в гольф. Зато у Кутшера…» Здесь вам подадут столько кнышей, сколько влезет, в «Браунз» их сделают еще вкуснее, переименовав в «Roulade[19] из свежей куриной печенки». В том же духе наш старый знакомый куриный супчик с локшен в другом меню возродится, как «куриный бульон с тонкой вермишелью».
Еда у «Гроссингера» — а ничего лучше я в Катскиллах не едал — превкусная, если вы любите кошерную кухню. Однако войти в просторную столовую, где одновременно можно накормить тысячу шестьсот человек, — суровое испытание для одиночек.
— Мужчины постарше хотят сидеть за одним столом с молоденькими, — сообщил мне метрдотель Дэвид Гейвел, — девушки — с импозантными мужчинами. Им нужно запастись свиданиями на Нью-Йорк впрок — там-то они торчат всю неделю одни-одинешеньки. А у них, сами понимаете, в распоряжении всего два дня, вот они и торопятся, а что им остается? Как поедят, тут же требуют их пересадить. А мужчины, те сплошь и рядом жалуются: «Девушка, даже когда разговаривает со мной, строит глазки через мое плечо зубному врачу за соседним столом. С какой стати я буду назначать ей свидание, если она смотрит по сторонам?»
Я заглянул в местную газетку «Тэтлер»[20], валявшуюся на моем столе, — она издается ежедневно — и увидел, что ротатор волшебно преображает болезненно застенчивую вековуху в «блистательную, обворожительную» Барбару, плоскую, как доска, девицу в «забавницу-резвушку» Иду, а добродушную квашню в «исполненную обаяния Мириам, из-за за которой вы просто не сможете пройти мимо стола 20F». Отметил я также, что среди прочих у «Гроссингера» побывали Пэдди Чаевски и Пол Гэллико[21]. Одно время издателем «Тэтлера» был Дор Шари, а Шелли Уинтерс, Бетти Гаррет и Роберт Альда[22] в нем сотрудничали. И сейчас студенты со всей Америки борются за место в отеле. За неделю здесь можно заработать сто пятьдесят долларов, и, как говорят в «Гроссингере»: «Не скупись, на следующий год помощник официанта окончит университет и, глядишь, будет пользовать тебя от язвы». Моими соседями за столом оказались два застарелых холостяка, отроковица с кокетливой тетушкой и обвешанная украшениями вдовушка за шестьдесят.
— Просто больно смотреть, сколько еды пропадает, — сказала вдовушка, — это же преступление. Моего бы песика сюда — то-то бы он порадовался.
— А где он?
— Умер, — она похлопала накладными ресницами, а в это время, перекрывая треск, из громкоговорителя донеслось объявление о вечере для одиночек.
— Напоминаем, исключительно для одиночек.
Отроковица адресовалась к тетушке:
— Опять будешь танцевать с Рэем?
— Почему бы и нет? Он дивно танцует.
— Кто бы спорил. Только он фейгеле.
Гомосексуалист.
— Видите вон ту девицу в мексиканского производства индейской шали? Так вот, она сказала своей мамаше: «Пойду на вечер одиночек. Если не вернусь до утра, считай, что я обручилась». Это ж надо быть такой оптимисткой!
Народу вечер одиночек собрал мало. Полный провал. Холостяк заскакивал в зал, выругавшись себе под нос, корчил рожу и был таков, а за компанию с ним линял и еще какой-нибудь холостяк. Разодетые в пух и прах дамы оставались в одиночестве — их обихаживали штатные служители: по очереди кружил то парикмахер, то танцмейстер в расчете на скорое воздаяние в своей профессиональной роли. Язвительный субъект, мой давешний приятель, снова занял свое место у стойки.
— Послушайте, — обратился он к одному из служителей, — где вы таких образин раздобыли? Вы что, договорились с Нью-Йорк-Сити, чтобы они посылали к вам всех вековух?
Служитель поведал мне — с придыханием, — что в этом самом баре Эдди Кантор открыл Эдди Фишера[23], тогда никто о нем и слыхом не слыхал, он пел себе с оркестром, только и всего.
— Если бы мне в то время сказали, что Элизабет Тейлор подпустит Фишера к себе на пушечный выстрел, — от переизбытка чувства он запнулся. — Остальное, — сказал он, — достояние истории.
На террасу начали стекаться дамы, за ними волоклись мужья, теперь палантины, перебросив через руку, несли они. В Эстрадном театре только что закончилось очередное пятничное «Звездное ревю».
— Как вам ревю? — спросил кто-то.
— Хорошо идет под гефилте фиш.
Вот луч прожектора высветил Прентиса Миннера-четвертого. Миннер, одаренный, воинствующий негр, начал с зовущей на бой песни о гражданских свободах. Он cпел: «От Сан-Франциско до острова Нью-Йорк — это твоя земля и моя»[24].
— А «Седраха»[25] вы знаете? — крикнул кто-то из зала.
— А «Старину Реку»?[26]
— А как насчет «Цу на, цу на»?[27]
Миннер пошел на компромисс. Он спел ««Цу на, цу на», но с новыми словами, словами от КОР[28].
Служитель покинул меня, подсел к моему приятелю из бара.
— Нехорошо это, сесть за стол и с ходу сказать даме, что она… э-э… в теле: ведь вы видите ее впервые. Это некультурно. — И сообщил, что тому снова придется пересесть.
— Ладно, будь по-вашему. Ну, я люблю женщин. Что я теперь — поганец, что ли?
Я пораньше отправился к себе в номер, запасшись гроссингеровскими списками данных. Чтобы наполнить открытый бассейн, читал я, требуется два с половиной миллиона литров воды, Тони и Люсиль[29] познакомили Америку с мамбо. Генри Кэбот Лодж[30] посетил «Гроссингер», оказал, как говорится, честь. Так же, как и Роберт Кеннеди. Мог бы я тут якшаться и с бароном Эдмоном де Ротшильдом и Рокки Марсиано[31]. Первым «Гроссингер» поименовал «Линди при кущах» Деймон Раньон[32]. Девять чемпионов мира по боксу тренировались здесь перед матчем на титул. Барни Росс — а он первым из ортодоксальных евреев стал чемпионом в легком весе, — неукоснительно избегал бурных развлечений, которым в 1934 году предавались все. Чего никак не скажешь об этом гое Ингмаре Йоханссоне, последнем из чемпионов, тренировавшихся в «Гроссингере».
Поутру я удержался от искушения — отказался от запеченной в фольге картошки, которой соблазняли тех, кто рано встает, пренебрег и селедкой, как печеной, так и жареной, вафлями, арбузом, черной смородиной, клубникой, бубликом с копченой лососиной и гренками. Довольствовался апельсиновым соком, кофе и выскользнул наружу — покурить по-быстрому. В шабат курить в столовой и главном вестибюле, начиная с захода солнца в пятницу и до заката в субботу, запрещается. Лу Гольдштейн, распорядитель дневных программ, вел на террасе изобретенную им игру «Саймон говорит», уже завоевавшую известность. На террасе собралась, по меньшей мере, сотня азартных игроков и вдвое больше придирчивых зрителей.
— Саймон говорит: поднимите руки. Саймон говорит: а теперь — наклон от талии вперед. От талии, дама. И это, по-вашему, талия? Ой! И это, по-вашему, поклон? Как вас зовут?
— М-м, — не разжимая губ.
— Отлично. Саймон говорит: как вас зовут?
— Сильвия.
— Ничего не скажешь, прекрасное еврейское имечко. Ну и имена теперь дают. Дезире. Дрексель. Вы откуда?
— Из Филадельфии.
— Выбывайте из игры.
Один из зрителей, приложив руку ко рту рупором, выкрикнул:
— Расскажите тот анекдот про двух гоев.
— Мы таких слов не употребляем. К «Гроссингеру» приезжают люди разных вероисповеданий. Кого только, да будет вам известно, у нас нет. Ну же, ну, дамочка. Садитесь. Мы уже оценили ваш наряд. В прошлом году одна дамочка тоже вот так тут стояла, а я и спроси ее, что вы думаете о сексе. А она мне: секс, ничего не скажешь, отличный универмаг[33].
Гольдштейн сказал, что у него есть объявление для мужчин: сейчас начнутся соревнования по метанию подков, но метать подковы охотников не нашлось.
— Слушайте сюда, — сказал он, — у «Гроссингера» вас не утруждают. Подкову метнете вы, но подбирать ее будет служитель. И метать ее опять же нужно не вверх, а вниз. Ну что, атлеты, за мной.
Я не последовал за ним, решил посмотреть, как косметолог учит дам искусству макияжа. Для демонстрации потребовался волонтер, вперед вышла дородная матрона, косметолог помог ей подняться на возвышение.
— Я знаю, — начал он, — что кое-кого из вас беспокоят мимические морщины у рта. Что ж, вот эта мазилка, если ее правильно наложить, заполнит все углубления… Вот так, теперь вы видите, какая разница между правой и левой стороной лица?
— Нет.
— Уверен, что дамы в первых четырех рядах ее заметили.
У «Гроссингера» есть все — в том числе и легенда. Легенда о Дженни[34], «ЖИВОМ СИМВОЛЕ “ОТЕЛЯ С ДУШОЙ”», как не устают напоминать заголовки «Гроссингер ньюс». Куда ни кинь глазом — фотографии Дженни с разнообразными знаменитостями. «Наша эмблема, — сообщает гроссингеровский проспект, — прославленная улыбка нашей дорогой Дженни». Романтизированный, но вполне дюжинный портрет Дженни маслом украшает главный вестибюль. Имеется и песня «Дженни», Дженни участвовала в программе «Это твоя жизнь»[35] — событие настолько эпохальное, что в ненастные дни гостей иногда ублажают, показывая им запись программы. Но Дженни — теперь ей за семьдесят — уже не под силу благословлять всех новобрачных, приезжающих в отель. Не может она и так часто, как прежде, «безмятежно скользить» по огромной столовой, поэтому многие ее функции теперь перешли к даме помоложе, миссис Сильвии Джейкобс: она ведает отношениями с гостями, и на ее устах неизменно играет улыбка.
— Дженни, — поведала она мне, — любит всех людей, независимо от расы, цвета или вероисповедания. Что по прозорливости, что по обаянию ей нет равных. Она — воплощение грации и благородства больших аристократок.
Дженни лично выбрала миссис Джейкобс замещать ее в роли хозяйки здешних мест.
— Б-г, я думаю, наделяет людей разными талантами, дары это богоданные, голос, к примеру, — сказала миссис Джейкобс. — Так вот я рождена для гостиничного дела. За последние полвека я лучше всех воплощаю идеи Дженни Гроссингер. Меня здесь отождествляют с ней — какое вам еще нужно доказательство.
На всякий случай — буде дальнейшие доказательства все же потребуются — миссис Джейкобс предъявила письма гостей, возносящие ее таланты свахи, ее умение поднять настроение гостей. Вы, свидетельствует одно из писем, — это что-то сверхъестественное. У вас прямо-таки атомная энергия.
— На нас работают наши традиции, — сказала миссис Джейкобс, — не говоря уж о дивной природе и прекрасных видах, а они здесь в изобилии. Так что мы отлично обходимся без Милтона Берла. В «Гроссингере» всего за семьдесят пять долларов в неделю любая стенографистка может запросто общаться с миллионером. И этой стороне нашей деятельности мы, знаете ли, придаем большое значение.
— Много к вам поступает жалоб от гостей? — справился я.
Миссис Джейкобс одарила меня чарующей улыбкой.
— Жалоба, — сказала она, — для нас не проблема, а вызов. Я благодарю тех, кто жалуется.
Миссис Джейкобс устроила для меня экскурсию по дому Дженни, коттеджу «Радость», — он находится по соседству с Миллионерским коттеджем и напротив Папиного. На рояле стоит подписанная фотография Хаима Вейцмана, первого израильского президента, на столике рядом — фотография Джека Бенни[36], тоже с автографом. Одну стену с пола до потолка покрывают почетные грамоты и т. д. Адреса и дипломы, аттестующие Дженни «Женщиной года», включая и диплом — «Самая благородная женщина года» от Балтиморского общества помощи благородным женщинам. Имелся тут и диплом от журнала «Уиздом»[37], удостоившего Дженни титула «Человека чести».
— Дженни, — поведала мне миссис Джейкобс, — на редкость скромна. Не было случая, чтобы она не уделила час в день изучению какого-нибудь предмета, а перед женщинами, у которых есть степень, она прямо-таки благоговеет…
У самой Дженни всего одна степень — почетного доктора гуманитарных наук, присужденная ей в 1959 году Уилберфорским университетом штата Огайо[38].
— Я никогда не видела, чтобы Дженни была так растрогана, как в тот день, когда ей присуждали степень, — поделилась со мной миссис Джейкобс.
Миссис Джейкобс поднесла мне коробочку печенья, чтобы я подкрепился, пока доберусь «дотуда» — «дортен» на идише, — в «Конкорд». Если Дженни Гроссингер — доктор Швейцер Катскиллов, то Артура Винарика можно считать их доктором Стрейнджлавом[39]. Винарик, в прошлом парикмахер, заработав состояние на тонике для укладки волос «Джерис», в 1935 году приобрел «Конкорд» за десять тысяч долларов и остается его водителем и вдохновителем и поныне. Ему за семьдесят. В первую нашу встречу я сморозил глупость, спросив Винарика: доводилось ли ему бывать на роскошных курортах.
— Гаражи с драпри — вот что это такое, — отрезал Винарик. — Склады.
Нашу беседу прервал гость в бейсболке и вздетых на нее темных очках.
— В чем дело, Винарик, неужели вы построили всего одно новое здание в этом году?
— Три.
Одно из них просто-таки двор короля Артура, где «вас ждет волнующее рандеву в снегах… где каждый мужчина чувствует себя Галахэдом или Ланселотом, а каждая девица — Гвиневерой или прекрасной Элайн»[40]. Винарик — он одержимый строитель — как-то спросил комика Зиро Мостеля:
— Ну и что мне еще сделать? И чего еще тут не хватает?
— Застекленных джунглей, Артур. Чтобы охотиться на тигров в оранжерее. В шабат охотники надевали бы ермолки.
Однако вряд ли вероятно, чтобы хоть кто-то в «Конкорде» носил кипу: ведь переместиться из «Гроссингера» — дортен — означает перемахнуть через одно поколение евреев, а именно сменить хаймише (уютное), пусть и утопающее в патоке пристанище, на хром и бетон. Обходительным и по должности человеколюбивым сотрудникам одного отеля далеко до компьютерной четкости служителей другого. Для «Конкорда», к примеру, одиночки тоже больное место, но здесь, по-моему, не лезут из кожи вон, чтобы пересадить их получше. Одиночки и брачные пары, молодые и старые обозначаются на карте военных действий в столовой разноцветными булавками.
«Конкорд» — самый большой и шикарный из Катскиллских отелей. «Сейчас, — написал на днях Уолтер Уинчелл[41], — он приносит тридцать миллионов в год». Фантастическое место. Роскошный лайнер, навечно поставленный в сухой док. Высотой в девять этажей, с огромным вестибюлем, плавно изогнутой лестницей, крытой красным ковром, с бесконечными коридорами, ведущими туда, сюда и куда только не, «Конкорд» легко управляется с двумя с половиной тысячами гостей, которые — как пить дать — отлично управляются с девятью тысячами латкес и десятью тоннами мяса ежедневно. С потолка главного вестибюля свисают затейливые люстры. Самый большой из здешних ночных клубов — «Имперский зал» вмещает две с половиной тысячи человек. Однако пытаться описать «Конкорд» в точных цифрах небезопасно. Потому что не успел я зарегистрироваться, как взамен главной столовой возникла еще более пространная, и не исключено, что со времени моего отъезда открылось еще пять соединенных между собой конференц-залов, а их в свою очередь переоборудовали в закрытый весенний тренировочный лагерь для «Метс»[42]. Тут нет ничего невозможного.
— Много лет назад, — поведал мне здешний служитель, — какой-то гость сказал Винарику: и это вы называете зал, да у меня дома уборная почище вашего зала. Винарик признал правоту гостя и — и давай строить. «У нас они за городом будут жить, как в городе, — возвестил он. — Как нам к этому подойти? Солнце — ну что солнце? — где его нет. А раз так, что нам предпринять?»
А предприняли они вот что: завели три поля для гольфа, последнее с восемнадцатью лунками, наняли пять оркестров, выступать в ночной клуб приглашали исключительно знаменитостей (Милтона Берла, Сэмми Дэвиса-младшего, Джуди Гарленд, Джимми Дуранте[43] и т. д.), поместили в один из вестибюлей штатного графолога (Ларри Хилтона не нужно представлять, всем известны его исполненные юмора «Наглядные лекции…»), в другом — перед хранилищем — на надувной подушке величаво восседал охранник с револьвером и патронташем, наняли как можно больше спасателей, распорядителем водного спорта поставили Бастера Крэбба[44] («По сравнению с этим великолепным открытым бассейном, — написал недавно Крэбб, — все другие бассейны смахивают на те лужицы, куда я водил бултыхаться Джейн и обезьяшек…»), купили машину, первую в Катскиллах, чтобы покрывать лыжню искусственным, разноцветным снегом («От цветного снега нам пришлось отказаться: у некоторых гостей он вызывал аллергию»), в нижнем вестибюле соорудили сводчатую торговую галерею, прозванную Малой Пятой авеню.
Мак Кинсбраннер, приветливый менеджер «Конкорда», устроил мне экскурсию, начал ее он с торговой галереи. Там я прочел объявление:
НЕ ЗАРЫВАЙ СВОИХ ТАЛАНТОВ
Создай картину сам!
В нашей арт-крафт студии ты
сможешь написать
картину маслом размером 12х17 всего за 50 центов
не вызывающими аллергии красками
За следующей дверью Тони и Маршия сулили: зайдите к нам, и по выходе от нас вам не будет равных в твисте, боссанове, пачанге или ча-ча-ча.
— У нас в эту самую минуту ведется строительство стоимостью в пять миллионов долларов. Люди больше не ездят в горы отдыхать, — сказал Кинсбраннер, — туммель — вот что им нужно.
«Туммель» на идише означает «шум», и остривших без передыху катскиллских комиков прежних времен называли туммлеры, буквально — «шумовики».
— Прежде мы, знаете ли, много занимались ритмической гимнастикой, теперь — нет. К нам теперь приезжают люди постарше. Гольф — это да, но… словом, я вам скажу, кого мы обслуживаем в этих отелях, — пищеголиков, так я их окрестил. Как бы там ни было, я вел занятия — я о гимнастике говорю, — и вот показываю я одно упражнение, «велосипед» называется, оно для толстяков, да вы знаете: крутите ногами туда-сюда, туда-сюда, и вдруг трах-бах — у нее живот лопается, кишки наружу. Дама в теле. Вот так вот — прямо-таки наружу. Прибыли за год как не бывало, гимнастике — конец.
Мы пошли посмотреть оздоровительный клуб. ЧЕРЕЗ ЭТОТ ПОРТАЛ, гласило объявление, ПРОХОДЯТ САМЫЕ ЧИСТЫЕ ЛЮДИ В МИРЕ.
— Это объявление распорядился повесить я, — сказал Кинсбраннер, — прежде я был школьным учителем.
Другое объявление гласило:
ФЕХТУЙ
УДОВОЛЬСТВИЯ РАДИ
Мсье Октав Понше
Осанка, изящество, подтянутость
тебе обеспечены
В клубе для одиночек Кинсбраннер сказал:
— Что и говорить, с ними хлопот полон рот. Если одинокая дамочка никого здесь не заарканит, по возвращении в Нью-Йорк она говорит, что у нас плохо кормят. Не скажет же она, что на нее никто не польстился. Поэтому я всегда им говорю: что бы вам приехать в прошлый уик-энд. Уф!
«Конкорд», да и большинство Катскиллских отелей не в сезон принимают всевозможные конференции. Пока я жил в отеле, здесь гуляла компания страховых агентов практически из всех штатов с женами. Их девиз гласил:
НЕ ВСЕ ТО ЗОЛОТО,
ЧТО БЛЕСТИТ,
ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ
СТРАХОВЫХ ВЫПЛАТ
Группы, представляющие разные регионы, надели маскарадные костюмы и так проследовали в столовую на ужин. Мужчины нацепили картонные усы и лихо заломленные панамы, их жены робко виляли бедрами в гавайских юбках. Войдя в столовую, они тут же выстроились в ряд и грянули зажигательную песню своей компании на мотив «Мэкки-Ножа» из «Трехгрошовой оперы» Бертольда Брехта и Курта Вейля[45]. Начиналась она так: «Джек Риган, вместе с тобой, мы идем за фирму в бой…» Затем они склонили головы — молились за компанию; пока пели американский гимн, держали зажженные бенгальские огни.
«Конкорд» огражден проволочным забором. В его штате тридцать охранников. Но Мак Кинсбраннер, к примеру, не против того, чтобы по воскресеньям посторонних пускали бродить по отелю.
— Многим из них, — сказал он, — «Конкорд» еще не по карману. Наши гости выбились в люди, так им, знаете ли, хочется это показать. Хочется, чтобы видели: они могут себе позволить наш отель. Ну так пусть себе всякий, кому заблагорассудится, приходит и смотрит. У них будет к чему стремиться, чего добиваться.
До «Конкорда» не дотянуться ни одному из кохалейн[46] (буквально: готовь сам), поселков бунгало, которые и поныне существуют в округе Салливан. Таких, как «Номера Ицика», или «Bon Repos»[47], или «Коттеджи Альтмана». «Коттеджами Альтмана» управляет Эфраим Вейссе — само обаяние — беженец, переживший четыре концлагеря.
— В Катскиллах если и есть что хорошее, — сказал Эфраим, — так только воздух. Бизнес? Какой, к черту, бизнес. Эти бунгало мне нужны, как дырка в голове. — Он пожал плечами, усмехнулся. — Я пережил Гитлера, переживу и Катскиллы.
Другие большие отели, не такие популярные, как «Гроссингер» или «Конкорд», стали специализироваться. У «Рэли», к примеру, пять оркестров, он равняется на молодые пары. НАСЛАДИТЕСЬ «LA DOLCE VITA» («сладкой жизнью»), в «РЭЛИ» — так «Рэли» рекламирует себя.
— У нас останавливается отвязная молодежь, — сказал мне владелец «Рэли».
«Браунз», не уступающий «Рэли» в пышности, скорее отель семейного типа. Когда-то у них в штате состоял Джерри Льюис, и он до сих пор фигурирует во всех их объявлениях. Они придают большое значение рекламе. Здесь играют не в «Саймон говорит» или другие вариации этой игры, а в «“Браунз” говорит». В ту самую минуту, когда я вошел в вестибюль, один из сотрудников отеля развлекал группку дам.
— Наша игра, — выкрикивал он, — называется не бинго. «Браунз» — вот как она называется. Кто выигрывает, кричит «Браунз».
Миссис Браун сообщила мне, что в ее отеле останавливались многие выдающиеся люди: «В том числе Джейн Мэнсфилд и мистер Хаггерти[48]».
Берни Миллер, здешний штатный туммлер, повел меня посмотреть предмет их особой гордости — «Театр-клуб Джерри Льюиса».
— Многие из звезд первой величины вылупились здесь, — поведал он мне.
Из всех отелей, которые я посетил в Катскиллах, только «Лорелз» не держит кошерной кухни, к тому же и впрямь построен на берегу озера. Озера Сакетт. Но — вот ведь какая странность — ни в столовой, ни в спальнях самых дорогих номеров окна не выходят на озеро, и, как и в других крупных отелях, в «Лорелз» имеются и закрытый, и открытый бассейны, катки, оздоровительные клубы и один-другой ночной клуб.
— Люди больше не хотят развлекаться сами, — сказала мне Арлин Деймен, молодая дама, управляющая отелем на пару с мужем,— прежде молодежь купалась по ночам, теперь не то — они опасаются испортить прическу. Посмотреть на них — и не подумаешь, что они приехали в горы.
И в завершение две запавшие в память картинки жизни Катскиллов (округ Салливан).
Покидая «Лорелз», я — правда-правда — увидел, как молодая пара загорает под соллюксом у подогретого закрытого бассейна, притом что день был теплый, в самый раз для купанья в озере за окном.
В «Браунз», где «ЕСТЬ ВСЕ И ДАЖЕ БОЛЬШЕ», гости, и таких немало, презрев здешние — а каких тут только нет — развлечения, засели на террасе с видом на автостраду: смотрели на пролетавшие мимо машины, на входящих и выходящих. Судя по всему, для них по-прежнему нет ничего привлекательнее крылечка, при условии, что прохожие понимают: и отель, и все в нем вам по карману и сидите вы здесь по доброй воле.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Катскиллы — горный хребет в юго-восточной части штата Нью-Йорк, излюбленное место отдыха нью-йоркских евреев, горнолыжный курорт. В нем расположено множество гостиничных комплексов. Один из самых популярных — гроссингеровский. В 1980-х курорт пришел в упадок, но сейчас возрождается. — Здесь и далее прим. перев.
[2]. Джерри Льюис (р. 1926) — американский актер, писатель, режиссер кино, певец.
[3]. «Борщковый пояс» — так прозвали сеть отелей, пансионатов, меблированных комнат в Катскиллских горах, где отдыхают преимущественно евреи. Назван по популярному у здешних отдыхающих свекольному супу — борщок.
[4]. Здесь: сдержанно (ит.).
[5]. Гроссингеровский комплекс расположен неподалеку от города Либерти (Свобода).
[6]. Тюдор — стиль английской архитектуры эпохи Тюдоров (конец XV — начало XVII века).
[7]. Эдди Кантор (1892–1964) — американский эстрадный актер и певец.
Милтон Берл (1908–2002) — комедийный актер, стал первой звездой телевидения. В 1948 году телешоу М. Берла было самым популярным часом теленедели.
[8]. Дженни Гроссингер (1892–1972) — дочь основателей «Гроссингера».
[9]. Макс Лернер (1902–1992) — американский политолог, педагог, публицист. Норман Казенс (1915–1990) — американский политолог, журналист и писатель, активно боролся за запрещение атомного оружия.
[10]. «Из России с любовью» — один из романов Яна Флеминга о Джеймсе Бонде.
[11]. Здесь: недоделанный (идиш).
[12]. Мой друг (фр.).
[13]. Фрэнсис Джозеф Спеллман (1889–1967) — один из самых влиятельных прелатов католической церкви в США; в 1953 году поддерживал «расследование антиамериканской деятельности» под руководством Маккарти, позднее — участие США в войне во Вьетнаме. Йоги Берра (р. 1925) — американский бейсболист; играл в составе «Нью-Йорк янкиз»; считался лучшим игроком Американской лиги в 1951, 1954 и 1955 годах. Ирвинг Берлин (1888–1989) — американский композитор, автор эстрадных песен, мюзиклов, музыки к кинофильмам. Уильям Аверелл Гарриман (1891–1986) — государственный и политический деятель, дипломат; губернатор штата Нью-Йорк с 1955 по 1958 год. Нелсон Олдрич Рокфеллер (1908–1979) — государственный и политический деятель, лидер либерального крыла Республиканской партии; с 1958 по 1973 год — губернатор штата Нью-Йорк. Ральф Банч (1904–1971) — английский социолог и дипломат, лауреат Нобелевской премии мира (1950). Зиро Мостель (1915–1977) — знаменитый бродвейский актер. Герман Вук (р. 1915) — популярный американский писатель и драматург.
[14]. «Комментари» — журнал, основанный Американским еврейским комитетом в 1945 году. Журнал публикует материалы на темы политики, иудаизма, о социальных и культурных проблемах.
[15]. «Партизан ревью» — политический и литературный ежеквартальный журнал антисталинистского направления. Многие из его знаменитых авторов были детьми еврейских иммигрантов. Существовал с 1934 по 2003 год.
[16]. Альфред Кейзин (1915–1998) — американский критик, профессор.
[17]. Клиффорд Одетс (1906–1963) — американский драматург, в 1930-х годах большой популярностью пользовались его пьесы, где люди состоятельные представлялись угнетателями. Джером Вайдман (1913–1998) — американский писатель, автор многих романов и сборников рассказов, в основном из жизни американских евреев среднего класса. Бадд Шульберг (1914–2009) — американский писатель; особо известен один из его романов — «Что движет Сэмми?» — о еврее, беспринципно прокладывающем себе дорогу.
[18]. Рейтинг Нильсена — данные об относительной популярности коммерческих телевизионных программ в США.
[19]. Зразы (фр.).
[20]. Болтун, сплетник (англ.).
[21]. Пэдди Чаевски (1923–1981) — американский драматург, сценарист; написал сценарии к фильмам «Марти», «Телесеть» и др. Пол Гэллико (1897–1976) — американский писатель.
[22]. Дор Шари (1905–1980) — американский режиссер, писатель и продюсер. Шелли Уинтерс (наст. имя Шелли Шрифт; 1920–2006) — американская актриса кино, театра и телевидения; дебютировала в «борщковом поясе»; много играла в мюзиклах. Бетти Гарретт (1919–2011) — американская актриса и певица. Роберт Альда (1914–1986) — американский актер, певец, танцор, много играл в водевилях.
[23]. Эдди Фишер (1928–2010) — американский эстрадный певец и актер. В 1959 году женился на Элизабет Тейлор.
[24]. Одна из самых известных песен в Америке. Ее автор, композитор и певец Вуди Гатри (1912–1967), придерживался лево-радикальных взглядов.
[25]. «Седрах» — популярная в 1960-х годах песня (слова и музыка Брука Бентона,1931–1988). Речь в ней идет о Седрахе, Мисахе и Авденаго (книга пророка Даниила, 3:12-30), которые отказались поклоняться золотому тельцу, за что были брошены в раскаленную печь, но не сгорели.
[26]. «Старина Река» («Old Man River») — песня о тяготах жизни негров из мюзикла «Плавучий театр» (музыка Джерома Керна, слова Оскара Хаммерштейна) по роману популярной американской писательницы Эдны Фербер.
[27]. «Цу на, цу на» («Выходите, выходите, пожалуйста») (ивр.) — песня, написанная Иссахаром Майроном (урожд. Стефаном Мичровски), польским эмигрантом, и Йехиэлем Хагизом.
[28]. КОР (Конгресс расового равенства) — общественная организация афроамериканцев, основанная в 1942 году. Выступала за права американских негров на самоуправление в тех районах, где они преобладают.
[29]. Тони и Люсиль — знаменитая танцевальная пара. В «Гроссингере» давала уроки танцев гостям, вела танцевальные вечера. Такие пары работали во всех крупных отелях.
[30]. Генри Кэбот Лодж (1850–1924) — американский политический и государственный деятель, дипломат.
[31]. Рокки Марсиано (1923–1969) — боксер, чемпион мира 1952 года. Защитил этот титул шесть раз.
[32]. «Линди» — нью-йоркский ресторан еврейской кухни; служит местом встреч театральных деятелей, своего рода неофициальная театральная биржа Нью-Йорка. Деймон Раньон (1884–1946) — американский журналист и писатель; красочно описывал Нью-Йорк и его обитателей — от актеров до гангстеров.
[33]. Имеется в виду дорогой нью-йоркский универмаг «Сакс».
[34]. Дженни — имеется в виду Дженни Гроссингер.
[35]. «Это твоя жизнь» — телевизионная программа о жизненном пути чем-либо известного человека. В программу приглашаются его коллеги, знакомые и т. д.
[36]. Джек Бенни (наст. имя Бенджамин Кубельский; 1894–1974) — популярный комедийный актер. С 1932 года вел популярнейшую программу на радио, в 1950-м перенес ее на телевидение.
[37]. «Уиздом» («Мудрость») (англ.) — журнал, посвященный астрологии, целительству и т. д.
[38]. Уилберфорский университет — старейший частный афроамериканский университет.
[39]. Доктор Стрейнджлав, персонаж черной комедии американского режиссера и продюсера Стэнли Кубрика (1928–1999) «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал волноваться и полюбил атомную бомбу» (1963), бывший нацист, обезумевший человеконенавистник, замышляющий уничтожить чуть не все человечество.
[40]. Король Артур, Галахэд, Ланселот, Гвиневера, Элайн — герои многочисленных легенд, сказаний и романов о рыцарях Круглого стола. Галахэд и Ланселот — самые доблестные из рыцарей Круглого стола, Гвиневера и Элайн — образцы женственности.
[41]. Уолтер Уинчелл (1897–1972) — журналист, радиокомментатор. Считается отцом светской хроники, писал также о политике и экономике.
[42]. «Метс» — нью-йоркская бейсбольная команда.
[43]. Сэмми Дэвис-младший (1925–1990) — американский танцор и певец, теле- и кинозвезда; Джуди Гарленд (1922–1969) — певица и актриса театра, кинозвезда; пела в кабаре, выступала с концертами. Джимми Дуранте (1893–1980) — певец, пианист, киноактер.
[44]. Бастер Крэбб (1908–1983) — спортсмен, олимпийский чемпион по плаванию, киноактер, один из исполнителей роли Тарзана.
[45]. Курт Вейль (1900–1950) — немецкий композитор, в 1935 году эмигрировал в США.
[46]. Комната или бунгало с кухонькой (идиш).
[47]. Буквально — приятный отдых (фр.).
[48]. Джейн Мэнсфилд (1933–1967) — американская актриса театра и кино, сексапильная блондинка. Дон Стансаук Хаггерти (1925–2004) по прозвищу Крутой Хаггерти — знаменитый борец-вольник.