[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2012 АДАР 5772 – 3(239)
Еврейский похоронный обряд глазами евреев и славян
Светлана Амосова, Мария Каспина
Наша публикация продолжает разговор об обычаях евреев Буковины, Подолии и Галиции, начатый в прошлых номерах журнала[1]. Мы основываемся на полевых материалах, собранных в ходе многочисленных экспедиций в изучаемые регионы[2]. Похоронная обрядность и связанный с ней комплекс представлений о жизни и смерти занимают исключительно важное место в традиционной культуре любого народа, и евреи — не исключение. О похоронном обряде евреев Восточной Европы писали многие исследователи[3]. Мы же постараемся высветить компаративный аспект этой темы на западноукраинском и молдавском материале. Структура нашего исследования такова: сначала мы приведем представления о смерти и похоронах, записанные от самих евреев, а затем сопоставим их с воспоминаниями славянских соседей об этом чужом для них ритуале, представления о котором стали частью их собственной культуры.
Потомственный сторож на еврейском
кладбище в Новоселице
Предвестники смерти
Множество примет связано в традиционной культуре с предвестием смерти: плохой сон, неожиданный стук в окно, разбитое зеркало и подобные знаки обозначают скорую смерть: «Шо зуб выпал — значит, кто-то умрет в семье… Это давнее. Сказка или не сказка, но оно ведется… давнее. Старые этого сильно боятся, когда зубы выпадут, зеркало разобьется»[4]. Все эти представления распространены и у евреев, причем, судя по этнографическим свидетельствам 1920—1930-х годов, такие приметы и раньше пользовались популярностью в еврейской среде.
Еще одно предвестие смерти — собачий вой. Известно средство заставить собаку замолчать или отвести от себя смерть — перевернуть старую обувь, ботинок или тапку:
Собиратель. А вот собака если воет, это к чему?
Информант. Это кто-то должен умереть.
Соб. Это плохо, да? А не говорят, что как-то переворачивают?..
Инф. Переворачивают а шкроп [старая обувь, идиш]. Тапок старый или старую ботинку переворачивают на ту сторону, он перестает выть. Если что-то воет, это уже не хорошо, я уже знаю. Я могу выйти на улицу, я переворачиваю, я это знаю. Выхожу на улицу — или та соседка умерла, или та. Она это чувствует.
Соб. А вот зачем переворачивают?
Инф. Чтоб он перестал выть <...> Он чувствует и перестает выть. А почему, я не знаю[5].
Переворачивание предметов в целом в различных народных традициях имеет семантику перемены судьбы; переворачивание — простейший вид символического преобразования объекта, его перехода в иное состояние. Кроме того, переворачивание тесно связано с народными представлениями о загробном мире, и поэтому, видимо, еврейский обычай переворачивать обувь призван сымитировать смерть и, таким образом, обмануть ее, отвести от себя беду.
Смерть
Смерть у евреев персонифицируется в образе ангела смерти, которого называют «Ангел смерти» — Малхемувес (идиш; от ивритского словосочетания малах а-мавет). Малхемувес — важный персонаж еврейского фольклора и литературы. Еще в Талмуде о нем сказано, что когда он приходит к изголовью умирающего, то держит в руках меч, с которого стекает капля желчи. Умирающий кричит от ужаса, и капля попадает ему в рот, отчего и наступает смерть (Талмуд, Авода зара, 22б). В своде законов XVI века «Шульхан арух» приводится постановление о том, что в доме, где есть покойник, а также в трех соседних домах следует вылить всю воду (Шульхан арух, Йоре деа, 339:5). В более поздних комментариях к этому закону мы встречаем любопытную мотивацию этого обычая: дело в том, что Ангел смерти ополаскивает в этой воде свой меч, и тот, кто выпьет такой воды, умрет.
В наших полевых материалах Малхемувес неоднократно упоминается. У современных евреев Подолии и Бессарабии принято в доме умершего выливать любую жидкость (воду, суп, чай и т. д.), которая на момент смерти не была прикрыта каким-либо предметом. Это известный в еврейской традиции обычай, интересна его мотивировка, которую нам удается записать лишь в нескольких случаях, и однажды в этом контексте упоминался Ангел смерти:
Инф. Малхемувес — это тот, кто приходит душу брать. Дер Малхемувес кимт [Ангел смерти приходит] и забирает людину на тот свет. Это значит дер Малхемувес <…> Его никто не видит. Б-г его посылает, чтоб он душу брал.
Соб. А не было такого, чтобы воду в домах выливали?
Инф. А! Ме гис ус восер, говорят, дер малхемус хот гетринкен [выливают воду, говорят, ее пил Ангел смерти][6].
Традиционная мотивировка слегка видоизменяется, но сохраняется связь между обычаем выливать воду в доме покойника и образом Ангела смерти.
Снаряжение покойного на тот свет
В еврейской этнографической литературе перечисляется ряд предметов, которые дают покойнику в могилу, чтобы ему было приятно находиться на том свете: молитвенник, по которому он молился при жизни, талит, в котором он молился, доски от стола, за которым он учил Тору, и т. п. В материалах наших экспедиций тоже встречаются упоминания о том, что рядом с телом умершего кладут вставные зубы, очки, протезы и прочие атрибуты прижизненного и, соответственно, посмертного комфорта. Мы неоднократно слышали рассказы, достаточно универсальные для традиционных культур, о том, как умершие приходят во сне, если родственники забывают положить им с собой необходимые предметы, и жалуются на неудобство. Схожие мотивы возникают и в разговорах о том, что происходит с вещами покойника, которые забыли уничтожить и оставили в мире живых. В основном это касается тех предметов, на которых обмывали тело после смерти, или одежды, в которой человек умер, а также обуви покойного. По очень распространенному в современной еврейской традиции представлению, одежду покойного можно раздать бедным и знакомым, а вот обувь необходимо изрезать и сжечь, чтобы никто «не топтал его по голове». Обувь занимает особое место в еврейских представлениях о смерти — как в попытках отвести смерть, так и здесь:
Если новая одежда, вы можете ее отдать родственникам, бедным. А ту одежду, которую он на себе носил, ее надо рвать. Обувь тоже, разрезать надо. Только новое можешь отдать. <…> Потому что ты его топчешь. Иначе он ночью сниться будет: «Почему ты топчешь меня?» Можешь оставить часы, сережки, но одежду надо уничтожить. В мусорный ящик[7].
Умершему по еврейскому обычаю принято закрывать глаза черепками разбитой посуды. Первое объяснение традиционное — эти черепки (или камешки) должны упасть с глаз покойного тогда, когда в честь него назовут новорожденного младенца. Имя умершего, данное живому, как бы окончательно завершает жизненный путь человека, и он обретает покой на том свете:
Инф. Камешки кладут на… на глазах, две маленькие камешки кладут. И эти камешки лежат, пока, ну, например… умер… мама умерла, папа умер… до́лжны дети дать имя… ихнее… Когда имя даешь, вот тогда и эти камешки снимают. С глаз.
Соб. Кто снимает?
Инф. Там, на том свете. Кто-то видел? (Смеется.) Никто не видел! Но это… бабские сказки![8]
Как уже отмечалось исследователями[9], представление о том, что живые должны обеспечить покойнику возможность «видеть» на том свете, присутствует как в славянской, так и в еврейской традиции.
Второе объяснение обычая закрывать покойнику глаза черепками категоричнее: при жизни покойник был жадным человеком и смотрел на все с целью присвоения себе, больше у него не будет такой возможности: «Если он был жадный, так ему одевали кирпич на глаза или каструльки кирпичный такой, знаете. Это надо было ему одеть на глаза, потому шо он был жадный <…> шоб он с того света, он с собой же ничего не взял — так на тебе камень!»[10]
Такая мотивация встречается едва ли не чаще первой. Согласно этой традиции вовсе не предполагается, что умерший когда-нибудь вновь обретет зрение на том свете. Наоборот — с завершением земного пути заканчивается его способность смотреть, видеть и одновременно — завидовать:
Соб. А вот на глаза, не клали на глаза ничего?
Инф. Клали, это вот — черепи, черепи, черепицу. Или пять копеек, чтоб она не видела, куда ей ложиться, чтобы… так и теперь кладут. <…> Чтобы, чтоб не видел, шо куда, света больше уже не видел. Понимаешь? Чтоб света не видел[11].
При этом оба объяснения распространены в одних и тех же регионах, так что невозможно говорить о локальных вариантах и трансформациях народных представлений.
В некоторых интервью с уроженцами бессарабских и подольских местечек при описании снаряжения покойника появляется еще одна любопытная деталь — в руки мертвецу дают палочки. Иногда объяснение такой ритуальной практики соотносится с описанием мессианских времен: «Давали в руку солому, мертвецу давали в каждую руку солому. Это когда Мессия придет, чтоб он имел на чем опираться»[12]. Это представление встречается как в художественной еврейской литературе (оно встречается в произведениях Ш.-Й. Агнона, И. Башевиса Зингера и др.), так и в этнографических исследованиях: «В руки ему дают маленькие палочки. Это объясняется тем, что когда оживут мертвые, то они будут катиться под землею в Палестину, поэтому дают мертвецам эти палочки, чтобы они служили им подспорьями»[13]. Приводятся также свидетельства информантов из Польши: «В руки мертвецу дают “вилочки”, чтобы он мог себя чистить на том свете, а также для того, чтобы ему было легче встать, когда придет Мессия»[14].
Резчик надгробных стел. Фотография С. Юдовина из фотоархива экспедиции С. Ан-ского. 1910-е годы. Коллекция фонда центра «Петербургская иудаика»
Представления о душе умершего
О душе покойника обычно говорят в связи с первыми семью днями траура после похорон, которые называются на идише «шиве» (от ивр. «шива» — «сидение»): в эти дни семья умершего должна сидеть на полу и молиться. Кроме того, известен обычай в течение семи дней ставить в доме покойника стакан с водой и прикалывать булавкой кусок ткани, из которой шили погребальную одежду — тахрихим, чтобы душе умершего было чем умываться и вытираться. Отголоски этого представления есть и в современных интервью:
Я знаю, что, когда человек умирает, ставят стакан воды, ставят… берут, отрезают кусочек, уголочек простыни. Туда вкалывают <...> Там, где лежит покойник. И… ну и если тахрихим, ну это такое уже дело — туда вкалывается или иголочка, или булавочка. Ставится на окно. Так оно стоит восемь дней. На восьмой день утречком на рассвете воду выливают. Этот стакан, этот кусочек материи, эту иголочку или булавочку идут к кладбищу и недалеко, не доходя до кладбища, где-то в стороночке оно закапывается. Это называется аройс балейтн ди нешуме — «провести душу». Поворачиваешь лицо к Иерусалиму. И просишь Всевышнего принять. <...> Но так закапывают, чтоб где-то в сторонке. И чтобы не на кладбище, а чтобы видно было кладбище. У русских, у украинцев на девятый день это делают. У нас делают на восьмой[15].
С представлениями о душе связано негласное предписание не ходить на кладбище слишком часто и не тревожить лишний раз душу. Впоследствии, когда проходит год, на могилу к умершим родственникам начинают ходить, чтобы попросить их походатайствовать на том свете за живых, помочь со здоровьем, с заработком и т. п. Широко распространена даже формула обращения к покойнику: «Лойф ун бет Г-т фар мир… [Беги и проси Б-га за меня…]» Умерший, таким образом, превращается в заступника и покровителя своих живых родственников.
Итак, мы видим, что комплекс еврейских поверий и представлений, связанных со смертью и загробным миром, не утратил многих своих специфических черт, которые фиксировали исследователи XIX — середины ХХ века и корни которых подчас уходят в древнюю талмудическую традицию. Тем не менее ряд традиционных для еврейского фольклора и литературы XIX века сюжетов, посвященных душам умерших, — таких, как истории о диббуке, о собрании мертвых по ночам в синагоге и т. п., — уже практически невозможно зафиксировать в наше время. Они полностью исчезли из текстов еврейской традиционной культуры, и на смену им пришли новые сюжеты, которые еще предстоит изучить.
Еврейский похоронный и поминальный обряд глазами славян
Большая часть элементов еврейского похоронного обряда хорошо известна украинцам и подробно описывается ими. Они часто сравнивают еврейский обряд со своим погребальным обрядом и подчеркивают различия. Так, например, им представляется странным еврейский обычай хоронить покойника в день смерти (по украинской традиции умершего хоронят на третий день после смерти, все это время гроб с покойным должен находиться в доме):
Инф. 1. Отличаются совсем похороны. Они ставят, як умрет, на сено в куток[16] покойника. Так.
Инф. 2. У них не так, как у нас, три дня в комнате или где. У них умер, и все.
Инф. 1. Если рано даже, чем быстрее, тем лучше[17].
Кроме быстрых похорон украинцы отмечают, что у евреев хоронили в обычной одежде и заматывали тело в специальное белое полотно: «Там совсем другой обряд. Там если еврей умирает, то его закатывают в простынь, не знаю сколько метров, говорят 16 или 18 метров, полностью закатывают»[18]. Считается, что этот обычай восходит к библейским временам и что так же хоронили Иисуса Христа — в плащанице:
Инф. Простынь, все завивали в простынь. Мыли, как обычно, и завивали, у них простыни были такие длинные: метр вот так и в длину 5–6 метров, такими простынями они завивали и так они…
Соб. А почему без гроба они?
Инф. Ну, как считается, что Иисуса тоже хоронили не в гробу, а завивали в плащаницу, это еврейская традиция с этих веков осталась еще[19].
При этом гроб тоже отличается от того, в котором хоронят украинцы: «Гроб без гвоздя: низ, ну, бока и верх. Прямо так зарезано, когда положат в яму и крышку так»[20]. Информант, очевидно, называет «гробом без гвоздя» следующее устройство еврейской могилы: яму изнутри обкладывали досками и туда клали тело, а сверху закрывали крышкой.
Интересно народное объяснение обычая хоронить без гроба: «У нас ховают в труне, в гробе так, а его опускают лицеем до земли, опускают его на шнурках и там, как поставят его, — всё, глиной они, глиной покрывают, труну не робят, ничего. Я везу еврея на подводе, тогда машины не было: “Скажит мне, почему у вас така мода?” А он мне сказал: “Як буде свит, Иисус Христос приде, когда свит воскресати, то жид встане перший”. То мне жиды рассказывали»[21]. Это объяснение сходно с распространенными еврейскими представлениями о похоронном обряде и ожидании Мессии.
Украинцы часто упоминают, что евреи хоронят своих покойников в сидячем положении или кладут их лицом вниз: «Я чула як! Что их сидячи. И там их сидячи. Не так, как нас ложат»[22]. Здесь мы видим типичные этнические стереотипы — представление о том, что иноверцы все делают неправильно, «не по-людски». При этом могила ориентирована на восток: «Як ховали их, по-моему, сидя <…> я помятаю, до сонця, у цю сторону клали его у білому — чи то халат був, чи покривало»[23]. Этот обычай также связывается с концом света и приходом Мессии, причем здесь информанты подчеркивают, что лицом на восток хоронят и украинцев — по той же самой причине: «До сходу сонця тому, шо усі надіються, шо як буде конець світа, шо Ісус Христос буде йти зі сходу сонця покалється людям, так шо ті, шо лежалі в гробі. Так і у нас ховають до сходу сонця ліцем було»[24].
Среди галицийских описаний еврейских похорон зафиксирован и обычай закрывать глаза умершего черепками. Если в еврейской традиции существует несколько объяснений этого обрядового действия, то славянские интерпретации этого обычая сводятся к одной версии — чтобы умерший перестал видеть:
Инф. И берут два горшка, и ему кладут горшок на (показывает на лицо), и его опускают лицеем до земли <…>
Соб. А почему горшок на лицо кладут?
Инф. Потому, что он еще чует[25].
Такая мотивировка этого обычая есть и у евреев, но, вообще, она ближе к славянским представлениям о временной слепоте и зрении покойника. Славяне полагают, что покойник после смерти продолжает еще некоторое время видеть — до похорон. При этом его взгляд опасен, он может утащить на тот свет, поэтому необходимо заблокировать его взгляд, закрыв ему глаза, например, черепками разбитой посуды.
Еще один интересный обычай, связанный с битьем посуды на еврейских похоронах, был зафиксирован в Закарпатье: «И когда его хоронят, то бьют тарелку на кусочки, и ставят в мешок, и ставят ему под голову, я то видел. Когда в еврейском кладбище били, били тарелку, и в мешок и под голову»[26]. В известных нам описаниях еврейских похорон такой обычай не зафиксирован, ранее мы не встречались и с его описанием и интерпретацией у славян. Возможно, это локальная специфика. Но можно вспомнить, что битье посуды в погребальном обряде характерно для славян, и возможно, эта практика была заимствована евреями, или же эти действия имеют типологическое сходство.
Говоря о еврейской похоронной процессии, украинцы отмечают, что она не шла медленно, как у славян, а двигалась очень быстро: «И шли, брали четверо на тых носилках, как бы то деревьяни, таки ручки були, четверо йих брали и швидко биглы! Як могли швидче — так воны биглы. А за ними биглы чотыри-пьять плачок. Котри богатийши, тот бильше нанимав, а котори бидный — одну-дви. И то так биглы туда»[27].
Дом омовения в Романе (Румыния)
В Подолии, Галиции, Польше широко распространено представление о том, что колокольный звон мешает еврейской похоронной процессии[28]. Считалось, что, если раздастся колокольный звон в то время, когда евреи несут покойника, они бросают тело и разбегаются, и продолжают процессию, только когда колокола умолкают: «Я сама видела, як несут его на цвин [цвинтер (укр.) — кладбище], а кладбище было на другой улице, куча за ним евреев идут, и як шо зазвонил звон, они клали, они идут, а тут хлопцы были, и мы раз — дзин-дзилинь, дзин-дзилинь, хоп — они поставили, звонит — они не идут, перестал звенеть — они хап и понесли на кладбище»[29]. Этот сюжет есть и в еврейском фольклоре и даже получает объяснение в форме следующей легенды о наказании христиан, мешавших похоронной процессии:
А, была тут. История… Я знаю, сколько — двести лет тому назад или триста… Ну, несли одного нашего рабина и… ну, хотели тут стать, потому что тут синагога большая ж была. А напротив была церковь. Маленькая. Ну, и он начал это… звонить в колокола. Он поднялся, мертвый. Ну, это или правда, или неправда — бабушка рассказывала. Или правда это, или нет, но рассказывала, все время рассказывала эту байку, шо он поднялся и сказал этим всем: «Все, больше он не будет звонить!» И нагнулся сразу… хрест, нагнулся — и всё. И он положился назад, сказал: «Несите меня, куда вы меня несете». И на второй день уже хрест бул… нагнувшись. И всё. И церкву вже… эту церкву вже закрыли, потому что хрест нагнулся — всё. Вот это бабушка рассказывала[30].
Домашний ритуал шиве — семидневного сидения на полу — тоже известен иноэтничным соседям: «А пизле того сын сидел коло кровати и спал в покуту за свою маму. <…> Тыждень [неделю] он сидел»[31]. Но все-таки тут нужно отметить, что это не общее знание, о котором рассказывают все информанты.
Были ли какие-то специальные поминальные дни в году, когда все евреи шли на кладбище, наши информанты не знают, точнее, им известно, что евреи ходили на кладбище, но когда именно — никто уже не помнил: «Ну, то було, було. Булы таке дни, то я вам розсказую, шо булы таке дны, шо воны вси ходыли, шо молилися, шо плакали, шо так ходыли, ходыли воны вси, ходыли молиться»[32].
Соседи знают, что некоторым евреям запрещается посещать кладбище. Наш информант не знал термина «коен», но описал изображение на могилах родственников тех людей, которым запрещено посещать кладбище: биркат коаним («благословение коенов»), изображение рук с разведенными парами пальцев: «Там просто е такие (показывает руки). Там есть двояки. Там не разрешается ходить на кладбище. Евреям. Не всем. Одни приходили из Израиля и стояли на улице, да»[33].
Кладбище в Сирите (Румыния)
В целом мы видим, что «чужой» похоронный обряд достаточно подробно запечатлен в памяти украинского населения. Множество элементов обрядности описывается и интерпретируется соседями евреев, зачастую пожилые украинцы знают еврейскую традицию лучше, чем молодые евреи. Многие (но не все) славянские интерпретации «чужого» обряда совпадают с еврейскими, скорее всего, это значит, что соседи много общались. С другой стороны, существует и немало ложных представлений — таких, как похороны в положении сидя или лицом вниз. Причем прослеживается любопытная закономерность: чем моложе информант, тем больше он опирается не на личный опыт общения с евреями, а на существующие стереотипы.
Еврейская похоронная традиция так отчетливо сохраняется в памяти большинства наших информантов главным образом потому, что этот обрядовый комплекс как евреи, так и их соседи имеют возможность наблюдать достаточно часто — даже и в наши дни. Кроме того, ряд элементов погребального цикла достаточно универсален для различных этноконфессиональных традиций: битье посуды на похоронах, закрывание глаз усопшему, ожидание будущего воскресения мертвых, прихода Мессии и т. п. Сходства и различия своего и чужого обряда дают богатую почву для стихийного сравнительного анализа и в целом способствуют пробуждению народного толковательного творчества.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Амосова С., Каспина М. Детские воспоминания о праздниках: евреи и славяне о Пуриме // Лехаим. 2010. № 2; и др.
[2]. Экспедиции проводились в 2004–2009 годах межфакультетским центром «Петербургская иудаика» Европейского университета в С.-Петербурге, центром «Сэфер» и Центром библеистики и иудаики РГГУ.
[3]. Берлин М. Очерк этнографии еврейского народонаселения в России. СПб., 1861; Ан-ский С. А. Еврейская этнографическая программа. СПб., 1915 (идиш); Khayes Kh. Beliefs and Customs in Connection with Death // Studies in Philology. Vol. 2. Publications of the Yiddish Scientific Institute. Vilno, 1928. P. 281–328 (идиш); Титова Е. А. Еврейский похоронный обряд Черновицкой области // Живая старина. 2006. № 2. С. 37–39; Белова О. В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. М., 2005. С. 144–148, 184–204; Белова О., Петрухин В. «Еврейский миф» в славянской культуре. М.; Иерусалим, 2008. С. 369–403; Cała A. The image of the Jew in Polish folk culture. Jerusalem, 1995. P. 92, 109, 127, etс.
[4]. Архив Центра библеистики и иудаики РГГУ. Зап. в г. Хотин от Медник Златы Ушеровны, 1932 г. р.
[5]. Там же. Зап. в г. Черновцы от Гиммельбрандт Ривы Фридриховны, 1931 г. р.
[6]. Там же. Зап. в г. Черновцы от Штейнберг Иты Зигфридовны, 1949 г. р.
[7]. Архив центра «Петербургская иудаика». Зап. в г. Могилев-Подольский от Койфмана Михаила Ароновича, 1957 г. р.
[8]. Архив Центра библеистики и иудаики РГГУ. Зап. в г. Хотин от Медник З. У.
[9]. Толстой Н. И. Глаза и зрение покойников // Он же. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. С. 185–205; Амосова С., Николаева С. Сны об умерших в еврейской и славянской традициях (на материале экспедиций в г. Тульчин [Винницкая обл., Украина] и г. Балта [Одесская обл., Украина]) // Сны и видения в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2006. С. 93–114.
[10]. Архив Центра библеистики и иудаики РГГУ. Зап. в г. Черновцы от Гиммельбрандт Р. Ф.
[11]. Там же. Зап. в г. Черновцы от Жеребецкой Берты Адольфовны, 1921 г. р.
[12]. Там же. Зап. в г. Черновцы от Авербух Марии Саббатаевны, 1927 г. р.
[13]. Чубинский П. П. Труды экспедиции в юго-западный край. Материалы и исследования. Евреи юго-западного края. СПб., 1872. Т. VII, ч. 1. С. 53.
[14]. Khayes Kh. Op. cit. P. 309.
[15]. Архив центра «Петербургская иудаика». Зап. в г. Тульчин, Винницкая обл., от Швейбиш Риты Генеховны, 1936 г. р.
[16]. Здесь информант противопоставляет украинский обычай, когда гроб с покойным стоит в центре комнаты, и еврейский, когда покойного якобы кладут в угол (куток) комнаты на сено, а затем очень быстро хоронят.
[17]. Archives of the Project «Jewish History in Galicia and Bukovina». Зап. в с. Ясиня от Василины Юрьевны (Инф. 1) и Миколы Васильевича (Инф. 2), 1950-х г. р.
[18]. Там же. Зап. в с. Свалява от Михаила, 1952 г. р.
[19]. Там же. Зап. в с. Велики Комята от Юрия, 1978 г. р.
[20]. Там же. Зап. в с. Свалява от Михаила, 1952 г. р.
[21]. Там же. Зап. в с. Богородчаны от Зиновия Гаврилко, 1923 г. р., Марии Николаевны Гаврилко, 1925 г. р.
[22]. Там же. Зап. в пос. Бурштын от Ольги Ивановны, 1940 г. р.
[23]. Там же. Зап. в пос. Бурштын от Нарытника Федора Степановича, 1929 г. р.
[24]. Там же. Зап. в г. Надворна от Свидрук Евгении Петровны, 1925 г. р.
[25]. Там же. Зап. в с. Богородчаны от Гаврилко З. и М. Н.
[26]. Там же. Зап. в с. Свалява от Михаила, 1952 г. р.
[27]. Там же. Зап. в г. Надворна от Свидрук Е. П.
[28]. Белова О. В. Этнокультурные стереотипы... С. 150.
[29]. Archives. Зап. в с. Богородчаны от Гаврилко З. и М. Н.
[30]. Архив Центра библеистики и иудаики РГГУ. Зап. в г. Хотин от Медник З. У.
[31]. Archives. Зап. в с. Чернелица от Максимова Степана Демьяновича, 1925 г. р.
[32]. Там же. Зап. в пос. Солотвин от Годованец Евгении Николаевны, 1930 г. р.
[33]. Там же. Зап. в г. Хуст от Левая Карла Карловича, 1934 г. р.