[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АВГУСТ 2011 АВ 5771 – 8(232)
Когда Словакия впервые стала страной
Ирина Мак
МАГАЗИН НА ПЛоЩАДИ
Режиссеры
Ян Кадар, Элмар Клос
Чехословакия, 1965
Актерская игра Иды Каминьской
и Йосефа Кронера в фильме «Магазин на площади»
была блистательной
Снятый в 1965-м в Чехословакии «Магазин на площади» — яркая примета Пражской весны и неожиданное свидетельство против нацизма. Хотя мы давно знаем о Холокосте, нам только кажется, что мы знаем о нем все.
Наверное, это один из самых старых фильмов о Холокосте, и в силу своего возраста я не могу помнить подробностей его проката в СССР. Подозреваю, что проката и не было, даром что картина была сделана в дружественной Советскому Союзу ЧССР. И потому показ ее шесть лет назад на телеканале «Культура» фактически превратился в премьеру, каждое приличное издание поспешило об этом сообщить.
Это было в 2005 году. А в 1965-м тема Холокоста в нашей стране была под запретом, даже если ей был посвящен удостоенный «Оскара» фильм. Впрочем, и об «Оскаре» у нас тогда мало кто знал. И уж точно никто не думал делить чехословацкое государство на две страны, как это случилось позже. О том, что впервые подобный раздел осуществил Гитлер, словаки не любят вспоминать.
Нацисты поделили страну, едва успев на нее напасть. С Чехией обошлись как с прочими завоеванными странами, а словакам после Мюнхенского соглашения 1938 года позволили автономность под крылом Йосефа Тисо — бывшего священника, от которого впоследствии отрекся Ватикан.
Для не посвященных в кровавую историю в начале картины следуют титры: «После захвата бывшей Чехословакии и провозглашения так называемого Словацкого государства правительство Тисо добровольно приняло Нюрнбергские законы о расовой дискриминации». Добровольно — ключ к пониманию происходящего. Парламент Словакии не просто почти единогласно (против был только венгр Янош Эстерхази) проголосовал за депортацию евреев в лагеря смерти, но оказался единственным правительством, изъявившим готовность оплатить ее фашистской Германии. Тисо инициировал участие словаков в военных операциях против СССР и снарядил на Восточный фронт две дивизии. Он называл Гитлера отцом и призывал молиться за уничтожение коммунистов, евреев и цыган. И преуспел в своих агитках.
Именно поэтому за весь более чем двухчасовой фильм вы не увидите на экране ни одного немецкого нациста. Их успешно заменяют словаки в форме с двойным крестом — местным аналогом свастики. Люди в черной форме с упоением рассуждают о новом порядке, люто ненавидят иноверцев и старательно вскидывают руку в нацистском приветствии. Все, кроме одного. «Руку при встрече вытянул бы, — советует герою сосед. — Что я, попугай?»
Тоно Бртко не герой. Он тихий столяр, незаметный на фоне сварливой жены. Дело происходит в местечке, где по выходным жители прогуливаются на главной площади, снимают шляпу, приветствуя друг друга, веселятся и млеют, глядя, как очередной аист вьет гнездо на печной трубе. Тоно — такой же, как они, комический персонаж, словно сошедший со страниц «Швейка». Но вдруг на маленького человека обрушилась удача: свояк, пошедший на службу к нацистом, назначил его ариезатором. И это сулит новую жизнь.
Ариезация еврейских предприятий — это была обычная практика словацкой жизни во время войны: еврейские фирмы передавались представителям высшей расы. Это началось в 1942-м, когда еще не был решен еврейский вопрос. В местечко уже пригнали состав с вагонами для скота, но не всем и не сразу об этом дано было узнать. Пока же евреи ходят по улицам с желтыми звездами на груди, а тихоне Тоно досталась галантерейная лавка пани Лаутманновой, матери двух погибших на прошлой войне сыновей. Старушка явно не в себе. Полуглухая и полуслепая пани Розалия живет прошлым, не видя, что творится вокруг. Не ведает, что идет война, не слышит о законах, приравнявших евреев к скоту, и вместо шестиконечной звезды прикалывает к платью кружевное жабо. Когда на пороге ее лавки появляется Тоно, вдова решает, что тот бедный дальний родственник, обзывает его шлимазлом и ведет себя с ним как с новым приказчиком, которого еще учить и учить. В действительности дар свояка обернулся для Тоно проблемой: лавка не приносит дохода, пани Розалию содержит еврейская община и «белые жиды», как называют коллаборационисты словаков, помогающих евреям. Только ей о том узнать не дано. Понимая, что за клад они нашли в лице добропорядочного Тоно, члены общины договариваются с ним: они будут платить ариезатору, а тот не тронет вдову. Так они и сосуществуют до поры до времени — он чинит старухину мебель, она жарит ему гуся. А посреди площади тем временем строят гигантскую башню. Ее венчают свастикой словацких фашистов как рождественскую елку — звездой. В 1960-х эта вавилонская нелепица наверняка воспринималась как символ тоталитарной системы, но главный фокус картины — не в политических аллюзиях, а в актерах, в блистательном дуэте Тоно и пани Лаутманновой: посвященные могут считать с лиц главных героев тайный смысл. В основном речь идет о героине, ибо слава Йосефа Кронера, известного в Словакии театрального и киноактера, сыгравшего Тоно, не вышла за границы его родины. И специальное упоминание на Каннском фестивале 1966 года их с Идой Каминьской дуэта в «Магазине на площади» осталось наивысшим признанием его заслуг. Тогда как пани Каминьская была настоящей звездой, известной за пределами еврейского театра и своей страны.
Родиной Ида Каминьская считала Польшу, хотя родилась не в ней. Дочь известной не только в Одессе актрисы Эстер-Рохл Каминьской — еврейской Элеоноры Дузе, как ее называли, — и режиссера Авроома-Ицхака Каше, в четыре года Ида впервые вышла на сцену — в роли Сережи, сына Анны Карениной. В 16 она пела в еврейской оперетте, в 1933-м основала театр, который гастролировал в Париже и Брюсселе... Спасаясь от нацистов, вместе с дочерью перешла границу СССР и оказалась во Львове, где возглавила местный еврейский театр, впоследствии эвакуированный во Фрунзе и прокатившийся с гастролями по всем среднеазиатским республикам. Как и ее мать, гастролировавшая в 1907 году в Петербурге, — об этом даже писал Жаботинский, живший в то время в городе на Неве, — Ида играла на нескольких языках — идише, польском, русском… Позже к ним прибавился английский. Каминьской везло: она успела сбежать из Польши, когда туда пришли немцы, и вернуться туда, прежде чем началась борьба с космополитами в СССР. Если дочь Иды Рут, вышедшая замуж за Эдди Рознера и певшая в его оркестре, отправилась в ссылку в Казахстан, когда того посадили, то пани Ида избежала репрессий. Но всю жизнь скиталась. Она успела после войны восстановить в Варшаве театр — возила свою «Мамашу Кураж» в Штаты и «Миреле Эфрос» в Израиль, где на спектакль пришла Голда Меир. А в 1968-м, из-за развернутой в Польше антисемитской кампании, перебралась за океан.
Но прежде чем покинуть Европу, Ида Каминьская снялась в своем главном фильме. В 1965 году до разгрома Пражской весны было еще далеко, а чувство никем не сдерживаемой свободы, свойственное чехословацкому кино той поры, выгодно отличало его от работ кинематографистов других социалистических стран. Кажется, цензура там и не ночевала — достаточно вспомнить первые, снятые еще в Праге картины Милоша Формана. Однако даже на их фоне «Магазин на площади» занимает особое место. То, о чем коллеги Кадара и Клоса говорили полунамеками, эти двое сказали врагам в лицо. Они и еще Ладислав Гросман, сценарист и автор одноименной повести, по которой был снят фильм. И никто не посмел упрекнуть их в том, что они преувеличили вину соотечественников: Кадар сам прошел через концлагерь и точно знал, о чем снимал кино. После «Оскара» за лучший фильм на иностранном языке за 1966 год и государственной премии, врученной создателям картины президентом Чехословакии, Кадар пытался сделать с Каминьской новую картину. А закончил он ее в 1969 году уже в Америке, куда сбежал после вторжения в Прагу советских войск. Тогда же репатриировался в Израиль Гросман. Но Каминьская с семьей тоже выбрала США: в Израиле, где с 1937 года жил ее брат Йосеф Каминьский, концертмейстер первых скрипок Израильского филармонического оркестра, театр на идише никого не интересовал.
Заметим, что в том же 1968 году вышел на свободу Александр Мах, правая рука Йосефа Тисо, причастный к массовым расстрелам евреев и непосредственно осуществлявший вывоз их в концлагеря. Приговоренный к 30 годам тюрьмы, Мах был амнистирован президентом Чехословакии по состоянию здоровья: беглецам нашли достойную замену.
Иде Каминьской в 1968-м было уже 70, и в Штатах она была востребована и как актриса, и как режиссер. А в «Магазине на площади», где она играет совсем старуху, актрисе всего 66. И только когда в видениях Тоно появляется преображенная пани Розалия, в ее истинный возраст веришь легко.
Это страшный финал, и другим он быть не мог. Евреев собрали на площади — всех, кроме старухи, о которой и здесь умудрились забыть. Но трагедии избежать не удастся ни тем, кого убивают, ни тем, кто пришел убивать. «Там, где по закону наказывают невинных, всему конец, — говорит парикмахер Кац. — Даже тем, кто пишет эти законы». В 1965 году эти слова звучали как пророчество. Сказанные с экрана, они превратили фильм в приговор.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.