[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2010 ТАМУЗ 5770 – 7(219)
52 минуты вопреки вечности
Алексей Мокроусов
Режиссер Валери Фирла
Chaim Soutine
Франция, DVD
Язык французский, английский
Во Франции вышел документальный фильм о Хаиме Сутине. Режиссер Валери Фирла (сценарий написан совместно с Мирей Леви) не мучился с названием. «Хаим Сутин» – чего же проще? Но особенность мифа такова, что само имя оказывается вопросом и попыткой ответа одновременно.
Фильм начинается сценой аукционных торгов. Цены растут как на дрожжах. Спрос на Сутина сегодня так велик, что 15 млн долларов за портрет его кисти мало кого удивят.
Очередная издевка истории: бедный, порой нищий художник после смерти становится одним из самых дорогих представителей парижской школы (тон в ней задавали выходцы из еврейских местечек Российской империи).
Фильм состоит из интервью с арт-критиками, специалистами по творчеству Сутина, воспоминаний его друзей и современников – тут много архивных съемок. Например, художники Мишель Кикоин, Хана Орлова и Пинхус Кремень показаны в черно-белой записи 1962 года, а в записи 1985‑го – Полетт Журден, секретарь галереи Леопольда Зборовского и подруга Сутина. Но в этих рассказах есть обаяние живой речи, самого важного свойства документалистики, когда интонация и пауза оказываются столь же важными свойствами рассказа, как и сами слова. Ведь то, о чем они рассказывают, в принципе известно по мемуарам: холодная студия, без света и газа, чтение Данте, бесконечные, на протяжении всей жизни походы в Лувр (влияние Курбе, Коро и других его любимцев очевидно при параллельном показе). Зборовский опекал Сутина, отправив его за свой счет сперва в Сере, столицу кубизма, которую облюбовали Пикассо и Брак, затем на Лазурный берег, в Кань-сюр-Мер… В Сере работал и Кикоин. Их натюрморты той поры оказываются похожими по композиции. Вероятно, из-за бедности принадлежности для рисования они покупали сообща.
В фильме используется простой, но эффектный прием, когда реальный пейзаж, городской вид «переплавляется» в картину. Становится понятно, как обретают силу новые пропорции, как деформируется привычное пространство, словно выдавливая краски из глубины предметов на их поверхность. Поначалу этот мир кажется неуютным, чуть ли не галлюциногенным, с его подчеркнутой экспрессией красок, тревожным ощущением всеобщей текучести. Но есть такой слух, который и сквозь саксофоны belle époque слышит завывание ветра, волчий вой и треск разрушаемых непогодой деревьев. Шоферу Зборовского Сутин говорил, что дерево на площади в Вансе кажется ему собором. На улице у мольберта он мог часами ждать ветра, чтобы ветки и листва пришли наконец-то в движение, без этого не получалось полотна. Природа для него – основа всего, его взгляды далеки от антропоцентризма, люди лишь часть вечно меняющегося мира, и хотя восторг художника перед кондитерами в белом непреходящ, обстоятельства повседневной жизни совершенно неважны. Потому можно было не мыться неделями (что вспоминают не всегда одобрительно) и воспринимать окружающее как одну из версий бытия.
По приезде в Париж в 1913 году Сутин зарегистрировался в полиции как русский – позднее это помогло ему в годы оккупации. Его личное дело с фотографией плохого качества до сих пор хранится в архиве. Сперва он жил в «Ля Рюш», затем в «Сите Фальгер» на Монпарнасе. До своей смерти в 1932 году Зборовский был его галеристом, снимал ателье, платил жалованье. Оба они дружили с Модильяни, но круг общения ограничивался в основном соотечественниками. По-французски Сутин говорил плохо, а в Сере, где в ходу был лишь каталонский язык, жизнь его вообще напоминала затворничество (впрочем, он как-то ведь договаривался с местными жителями о цене в 5 су за позирование?!). Кикоин и Кремень шли в фарватере Шагала, но сам Сутин так никогда и не стал художником еврейской темы. Та революция в искусстве, которую он совершал, нацеливалась на предметный мир – натюрморты, портреты, мясные туши, которые сам он после Сере терпеть не мог, с середины 1920‑х перестал рисовать вовсе и стремился уничтожить их при первой возможности. Зборовский в свое время вытащил немало холстов из помойки рядом с его мастерской.
В первую мировую Сутин отправился на фронт добровольцем, но из-за проблем со здоровьем вынужден был вскоре покинуть армию. Двадцать с лишним лет спустя язва желудка и сведет его в могилу; операция, решил консилиум, уже не помогла бы. В войну он жил в провинции, в Шампиньи-сюр-Вёд. Голодая, пытался менять картины на еду, но крестьяне отказывались, о чем сегодня очень жалеют их дети. Но у кого-то еще хранится, например, палитра, подаренная Сутиным (артроз руки ему уже не позволял ее держать).
Смерть в пятьдесят кажется несправедливостью, но все в итоге зависит от интенсивности, с которой проживалась жизнь. Иным и к ста не удается совершить то, на чем другие остановились в молодости.
Сутин изображал людей более старыми, чем те были в действительности. Но десятилетия спустя, когда его модели старились с течением времени, они становились похожими на давние портреты Сутина. Этот зазор во времени между взглядом автора и способностью окружающих принять его оптику составляет подлинный возраст художника. Но невозможно понять, чем определяется его будущее.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.