[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2010 ТАМУЗ 5770 – 7(219)
Загадка его смерти
Елена Римон
Мифы – подспудные силы, направляющие развитие культуры к расцвету или к гибели, – проявляются на всех ее уровнях. Такой почти не прикрытый миф лежит в основе сюжета приключенческого романа израильского писателя Амнона Жаконта «Хидат моти» («Загадка моей смерти»), который вышел в издательстве «Кетер» в самом конце 2009 года. Конечно, нехорошо пересказывать триллер в журнальной рецензии, но, думаю, читатели не будут в обиде, поскольку русский перевод выйдет еще нескоро.
Но вначале несколько слов об авторе. Амнон Жаконт в юности изучал юриспруденцию, но несколько лет назад, будучи уже весьма популярным израильским писателем, автором многочисленных романов и рассказов, поступил на первый курс исторического факультета Тель-Авивского университета и не так давно защитил диссертацию. Профессиональное знание истории и близкое знакомство с реалиями израильской академической жизни сильно ощутимо в «Загадке моей смерти». Роман изобилует чудесными описаниями Тель-Авива и в особенности Иерусалима и окрестностей Старого города. Жаконту удалось передать атмосферу этих мест, их историческую ауру. К тому же мастерски построенный сюжет, уверенно выписанные диалоги… В общем, прочитать стоит.
Вкратце интрига романа такова. В руки историка Гидеона Лурия, профессора Тель-Авивского университета, попадает древняя плита с изображением вавилонской богини, состоящая из двух каменных слоев, между которыми обнаруживается чудом сохранившийся лист пергамента, покрытый для сохранности каким-то странным составом, похожим на воск. Коллега по университету, новая репатриантка Светлана, которую Лурия просит помочь очистить пергамент (как все «русские», она готова на любую работу), через несколько часов умирает от удушья – оказывается, к воску был подмешан смертельный яд. Светлана – первая жертва пергамента, за ней последуют другие.
Теперь Гидеон может прочесть текст, начертанный на пергаменте. Это послание, под которым стоит подпись Гедальи бен Ахикама – того самого Гедальи, который после разрушения Первого храма был назначен управителем остатков еврейского населения Иудеи и пытался навести порядок в истерзанной и разгромленной стране. Это ему не удалось: вскоре он был убит одним из политических соперников, после чего надежда на восстановление государства стала еще более призрачной (но не увяла совсем – через несколько столетий остатки евреев вернулись из вавилонского плена и отстроили Храм и государство). В память Гедальи был установлен специальный пост, который верующие евреи соблюдают до сих пор.
Так вот, письмо, написанное Гедальей в предвидении скорой гибели, адресовано его будущему преемнику и содержит намек на то, что Гедалья называет «хидат моти» – «загадка моей смерти». Эта загадка связана с другой – с тем местом, где, как явствует из письма, Гедалья спрятал некоторые из храмовых сокровищ. Известно (или, по крайней мере, считается), что священники успели спрятать сокровища Первого храма где-то в недрах Храмовой горы, и с тех пор их местонахождение неизвестно. Гедалья, как явствует из послания, вынес из обреченного Храма только один предмет – хошен, тканый нагрудник первосвященника, украшенный двенадцатью драгоценными камнями, на каждом из которых было вырезано имя одного из колен Израиля. Сосредоточившись на сиянии этих камней, священник мог в пророческом вдохновении получить ответ на важнейшие вопросы, касавшиеся народа Израиля (например, следует ли начинать войну и как ее вести).
Послание Гедальи содержит десять загадок, разгадка которых должна привести к тайнику, где спрятан хошен (наконец-то израильские литераторы приняли вызов Дэна Брауна). Разгадать эти загадки может только человек, который досконально знает топографию Иерусалима, наизусть помнит библейские книги Шмуэля и Млахим и превосходно разбирается в истории и мифологии Ближнего Востока.
Кто же может соответствовать этим требованиям, как не профессиональный историк Гидеон Лурия? Но в том-то и дело, что одного профессионализма тут недостаточно. Расшифровка послания завораживает Гидеона, он ни с кем не хочет делиться этими чарами и меньше всего готов поставить их в рамки обыкновенного научного исследования. Кафедра, коллеги, университетские склоки… Ни за что! В погоне за разгадкой он расстается с любовницей, ставит под угрозу свой университетский статус, опустошает банковский счет, портит отношения с сотрудниками и с дочерью-подростком – в общем, неуклонно разрушает свою жизнь. Ученики, вместе с которыми он начинал поиск, один за другим уходят или умирают. Но он упрямо и одержимо идет к своей цели.
Гидеон достаточно честен с самим собой, чтобы признаться: поиск хошена – это единственное, что есть у него в жизни. Больше ничего нет. Его сознание свободно от всякого пафоса, от всякой идеологии и, в конце концов, – от всякого смысла. Верующие люди вызывают у него недоверие и отвращение. Разгадывая послание Гедальи, Гидеон все ближе подходит к разгадке его личности и начинает понимать, что они двойники. Почему Гедалья, зная, что его собираются убить, не приказал усилить охрану или схватить убийцу? Потому что он был точно такой же отчаявшийся человек – этакий библейский экзистенциалист.
Две группы отслеживают поиск Гидеона – арабы и харедим (по-русски их иногда называют «ультраортодоксы», что не совсем точно). И те, и эти – другие, чужие и непонятные светскому интеллигентному израильтянину. Но эти другие – разные. Арабы – горячие, простодушные, симпатичные и благородные, и это, пожалуй, все, что о них можно сказать, поскольку они очерчены неясно. Харедим же изображены в полном соответствии с карикатурными штампами: отвратительные и смешные, но в то же время коварные и опасные. У их агента, который связывается с Гидеоном и предлагает ему помощь и поддержку – что угодно, лишь бы тот нашел хошен, – говорящая фамилия Эрзац. Религия, с точки зрения автора романа, предлагает эрзац духовности и смысла. Гидеон гнушается такими союзниками.
К тому моменту, когда Гидеон подбирается к последней разгадке, слухи о близящейся находке просачиваются в Интернет. Толпы молящихся разных конфессий собираются вокруг источника Шилоах, где вот-вот должно совершиться величайшее открытие – ведь находка хошена может означать возвращение пророчества и скорое восстановление Храма. Машина, которую нанял неугомонный Эрзац с согласия правительственных археологов, уже начинает долбить скалу. Тысячи глаз устремлены на Гидеона, полиция и секретные службы сторожат каждый его шаг. Но ему удается ускользнуть – он уходит с места раскопок и пробирается к подъему на Храмовую гору, где назначил ему встречу араб Висам, его бывший докторант. Друзья Висама отпирают недоступную для любого еврея дверь в подземелье, ведущее в тайные переходы под Храмовой горой. Гидеон приходит к заветному месту по подземным туннелям в то время, когда глупые ортодоксы напрасно ждут его наверху. И вот он, заветный миг! Гидеон держит в руках хошен – и в следующую секунду швыряет его в подземную пропасть. И видит, как хошен, падая в бездну, безвозвратно распадается на камешки и волокна ткани…
Но как? Почему? Каким образом ученый мог совершить подобный акт вандализма? В романе это психологически оправдано, более того, нет сомнения, что автор не только идентифицируется со своим героем, он им любуется. Внутренняя логика, которая приводит историка к уничтожению священной реликвии, выведена в романе безукоризненно. Только он один, Гидеон Лурия, интеллектуал, рационалист и атеист, способен сохранить трезвый разум среди всеобщей бури эмоций и коллективного умопомешательства вокруг хошена. Он не желает, чтобы кто бы то ни было – будь то правительство, государство, университетские круги или мессианские фанатики – испортил его одинокий праздник и использовал открытие в своих пропагандистских целях. Он презирает их всех и не подвергает сомнению свое право сделать с хошеном все, что ему заблагорассудится, – тем более что это право подкреплено его внутренней связью с великим предшественником и двойником Гедальей.
Из неожиданной и в то же время логичной развязки становится понятно, почему арабы в романе Жаконта гораздо симпатичнее харедим. Арабы отрицают историческую связь израильтян со Страной Израиля и считают сионистов захватчиками. Напротив, даже те группы харедим, которые не согласны с идеями сионизма, не подвергают сомнению святость Страны Израиля для еврейского народа. Вот почему союзниками постсионистского интеллектуала могут быть только арабы. Ведь Гидеон разыскивает хошен не ради научной славы, денег или грантов, не ради доброго имени своей кафедры и университета и уж конечно не из патриотизма, а только для себя. Только отчаянный поиск на грани саморазрушения придает вкус его эфемерному существованию. Хошен сам по себе не имеет для него никакой ценности. Да и какой толк от хошена в отсутствие Храма? Кто-нибудь другой (например, религиозный еврей или христианин-евангелист), может быть, попытался бы сберечь хошен для будущего, в котором – кто знает? – разрозненные остатки народа Израиля, вернувшиеся из изгнания, воссоединятся и отстроят Третий храм. Кто-нибудь – но только не университетский профессор. Ведь в любой мессианской утопии такому, как он, не может быть места, а стало быть, и она ему не нужна. Как говорил один герой Достоевского: «Свету ли провалиться или вот мне чаю не пить?»
Неудивительно, что араб Висам помогает Гидеону найти хошен – он ведь хорошо знает своего учителя. Интеллектуал этого типа может сколько угодно рассуждать о демократии, о либеральных ценностях, о равенстве и братстве, о праве каждого гражданина на выбор. Но в решительный момент он принимает решение один и сам для себя, а не для всех. До всех ему дела нет. Его решение разрушительно по определению – ведь сам он ничего создать не способен, да и не стремится. Примечательно также, что у этого интеллектуала не возникает и тени сомнения в том, что такое толкование истории и текста, которое закономерно приводит историка к чудовищному уничтожению хошена (чем бы его ни считать: священной реликвией или бесценным артефактом), – самое правильное. Единственно правильное.
Блокбастеры, дамские романы и триллеры существуют отнюдь не только для того, чтобы дать читателю отдохнуть от проблем. То есть, наверное, пишутся они прежде всего для этого. Но в качественной массовой культуре находит свое наивно-откровенное выражение миф, который в более изысканных культурных сферах завернут в многочисленные оболочки. Да, в романе Жаконта выражена мифология, которую некоторые почему-то считают нерелигиозной. Нравится ли она вам?
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.