[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ФЕВРАЛЬ 2010 ШВАТ 5770 – 2(214)

 

Место на карте

Елена Римон

Когда израильские футболисты или баскетболисты выигрывают какой-нибудь важ­ный матч, комментаторы ликующе кричат в микрофон: «Анахну аль а-мапа!» («Мы на карте!») Имеется в виду не то, что мы лучше всех, а то, что мы вообще существуем. Мы доказали свое существование!

 

По-моему, это вполне понятно и ничего плохого тут нет. Психологи полагают: всякая энергия, необходимая человеку, чтобы чего-нибудь добиться и что-то создать, проистекает из какого-то недостатка или нехватки. Например, многие спортсмены в детстве были слабенькими и постоянно болели, а некоторые красотки-кинозвезды в подростковом возрасте считались дылдами и уродинами. Им все время приходилось преодолевать трудности – и вот результат…

Я вспоминала об этом на презентации первого романа популярной израильской журналистки Софьи Рон-Мория «Десятый жених»[1], в декабре вошедшего в десятку израильских бестселлеров.

Рон-Мория приехала в Израиль из России в восемнадцать лет, окончила религиозный колледж в Иерусалиме, получила специальность адвоката для женщин в раввинском суде, работала в русской газете «Вести», несколько лет является парламентским корреспондентом газеты «Макор Ришон». Пишет на иврите. Вдова, мать троих детей, живет в поселении Текоа.

Презентация оказалась неожиданно многолюдной. Среди публики было четыре члена кнессета от разных партий – все опытные ораторы, то есть люди, отчасти причастные к словесности. Все они говорили о том, что роман захватывающий и читается на одном дыхании, – в общем, как на любой презентации, но тут была еще особенная нотка. «Это роман про нас! – с искренним энтузиазмом повторяли они. – Анахну аль а-мапа!»

Эти «мы» – религиозные израильтяне в вязаных кипах.

В XIX веке принято было считать, что роман – это зеркало общества. Я отражаюсь – следовательно, я существую… Правда, такое понимание искусства в постмодернистскую эпоху считается устаревшим.

Во время пасхального седера герои романа обсуждают современную ситуацию:

 

– Наша страна ведь не вошла в эпоху постмодернизма. Это просто поверхностное подражание. У нас все живут в разных эпохах. Арабы, например, в восемнадцатом веке.

– А мы?

– А мы в девятнадцатом. Ну, знаешь, всякие там романтические национальные движения, Гарибальди… Что ж удивляться, что мы не можем найти с арабами общий язык. С таким разрывом во времени глупо ожидать, что мы с ними сможем договориться.

– А наши левые, – ввернула Дина, – живут в двадцатом веке. В десятых годах, ну максимум в двадцатых. С этой модернистской утопией разрушения…

 

Израильское общество неоднородно, разные его страты действительно живут в разных измерениях. Здесь есть традиционная элита – светские ашкеназы, уроженцы Страны Израиля как минимум во втором поколении. Есть и не столь влиятельные группы – религиозные, евреи восточных общин, русские. Рай для социологов и этнографов – но не самое легкое место для жизни. Хотя интересное…

Герои романа принадлежат к особой социокультурной группе: «кипот сругот», «вязаные кипы». Определение очень внешнее – но более точного нет. Значительная часть «вязаных» живет в поселениях на территориях – но не все. Большинство из них – ярые сионисты и правые, но не все. Так что самое точное определение – по кипе, которая маркирует особую сложную культурную идентичность. «Вязаные» – это религиозные евреи, которые соблюдают заповеди, но в то же время интегрированы в израильскую светскую культуру. Их можно увидеть на лекциях о недельной главе Торы и в синагоге, в коровниках религиозных кибуцев, но также в концертных залах и на театральных премьерах (конечно, если в постановке нет порнографии), в университетских аудиториях, компьютерных фирмах, армейских частях… «Вязаные» ставят своей целью (не всегда осознанно) воплотить в реальность совет из Притч: «держись за это, но и от того не отнимай руки». Казалось бы, что может быть лучше, – но проблема в том, что тот, кто пытается жить на границе двух миров, рискует оказаться маргиналом и там, и там. В случае «вязаных» это именно так: в современном Израиле эти энергичные, идеалистически настроенные и хорошо образованные люди являются маргиналами и по отношению к харедим (которых по-русски не вполне точно называют ультраортодоксами), и по отношению к светской элите. Вот почему так ликовала публика, собравшаяся на презентации романа Рон-Мория. Они не только узнали себя в зеркале светского жанра – романа, но с его появлением все вместе как бы сделали шаг вперед – к культурному и политическому центру.

По многим параметрам «Десятый жених» – типичный «дамский» роман. Живо и подробно описанные юбки, блузки, шляпки, занавески, оттенки обивки, красиво сервированные столы в гостиных и раковины с немытой посудой на кухне. Куклы, детские учебники, неуступчивые машины, как-то: компьютер и автомобиль. Забежала на секундочку купить на распродаже пару полотенец – вышла с безумно дорогой шубой (правда, с отличной скидкой и на восемь выплат)…

Нежная и женственная героиня управляется с этим миром не без напряжения – но все же успешно. Все остальные персонажи призваны оттенять ее хрупкость и стойкость, и эта служебная функция делает их довольно бледными – за редкими исключениями. Верная подруга с трудной судьбой, всегда готовая выслушать, помочь советом и, в свою очередь, поплакаться в жилетку. Мама и бабушка, берущие на себя заботу о ребенке. Поселенец в вязаной кипе, с пистолетом за поясом, с томом Гемары в руках. Талантливый карьерист, ханжа и лицемер – тоже из «вязаных»...

В романе есть очень «израильские» детали, характерные именно для описываемого специфического круга. Уютные переулки в иерусалимском квартале Нахлаот, где в последние годы стала селиться религиозная богема. Или похороны Элияу, того самого, который рассуждал о XIX веке, – он погиб в теракте и оставил пятерых детей и беременную жену. Сильное впечатление оставляют страницы, описывающие совсем недавнюю историю – месяцы перед «односторонним отделением». Жители поселения с ужасом ждут катастрофы – и не могут поверить в ее реальность…

Героиня романа Дина принадлежит к «вязаным», но внутри этой маргинальной группы наделена дополнительной маргинальностью, поскольку совсем недавно развелась с мужем. «Разведенная плюс ребенок», как говорится в газетных объявлениях. Цель ее жизни – выйти замуж: она хочет уютный дом и много детей, кроме того, будучи матерью-одиночкой, она никогда не сможет занять достойное положение в обществе.

На трудном пути к воплощению мечты Дине помогает сваха Шуламит, обязующаяся представить ей десятерых кандидатов. Сюжет романа складывается из встреч героини с женихами.

Все мужчины, с которыми встречается Дина, принадлежат к «вязаным», все они образованные и обеспеченные, все желают того же, чего и она, – создать семью и родить детей. Для этого мужчины обращаются к свахе, для этого встречаются с Диной в кафе, пьют кофе и едят фруктовые салаты, пытаясь, как и она, в ходе разговора решить, смогут ли они ужиться вместе. При этом самое большее, что они могут позволить себе в ходе встреч с потенциальной супругой, – коснуться ее руки.

Девять мужчин проходят перед Диной – разведенные и холостяки. Среди них есть приятные, есть скучные, есть не вполне нормальные, есть один красавчик, помешанный на тряпках и патологически эгоистичный. Есть даже гомосексуалист. Некоторых она отвергает сразу же, большинство – после получасовой беседы. С одним она встречается довольно долго, влюбляется и очень тяжело переживает разрыв. А затем, собрав душевные и физические силы, снова начинает поиск.

Да, Дина очень хорошо знает, чего хочет. Она хочет уверенности и стабильности – того, чего вообще хочет женщина от мужчины. Но кроме того, она хочет чувствовать себя «своей» в Израиле, а для этого ей – обаятельной, способной и целеустремленной – нужно пробиться не то чтобы наверх, но внутрь, максимально близко к центру пестрой израильской карты. Проблема в том, что она хочет всего этого, будучи чрезвычайно маргинальным человеком – и не только потому, что разведена, но еще и потому, что она «русская», то есть обременена огромным количеством знаний и культурных навыков, почти непригодных в израильской жизни, но при этом не имеет никаких связей и перебивается на зарплату почасовика в провинциальном колледже. Ее иврит – интеллигентный, культурный, богатый… но когда она волнуется, то говорит с акцентом. По крайней мере, так кажется ей самой. К тому же для достижения цели она не готова поступиться ни своими политическими и религиозными убеждениями, ни культурной идентичностью. При всей тяге к стабильности и покою Дина в конце романа покупает дом в самом что ни на есть опасном и нестабильном месте – в том самом поселении, которое обречено на изгнание и уничтожение.

В романе Рон-Мория очень хорошо видно, что большинством молодых людей, которые возвращаются к еврейской традиции в среде «вязаных», движут не столько метафизические поиски, сколько стремление создать новые формы семейной и общественной жизни, отличные от привычных европейских и американских. Это движение амбивалентное – с одной стороны, оно требует воплощения в жизнь древних требований Алахи, с другой – восстает против этих требований как не соответствующих современности (которая, в свою очередь, тоже их не устраивает). Поэтому, как ни парадоксально, это самая динамичная из израильских социокультурных групп, постоянно находящаяся в поиске и в движении. Удастся ли ей создать прочную культуру? Время покажет.

Немногие социологи, которые занимались этой проблемой, задаются вопросом, почему эта группа, при всей своей гетерогенности, не распадается? Наверное, потому, что у нее есть общая историческая задача, и чтобы ее выполнить, люди вопреки всему стараются держаться вместе. При этом, как достоверно показано в романе, «вязаным» (по крайней мере, их значительной и наиболее влиятельной части) очень важно стать элитой. Они готовы употребить немалые усилия, чтобы доказать, что они «нормальные», обычные граждане Страны. Но, если подумать, что может быть нормального в такой жизни, когда ты возвращаешься домой с пасхального седера и не знаешь, не убьют ли тебя по дороге? Или еще того хуже: не окажется ли в ходе «мирного процесса» твой дом вкупе с твоим кварталом, соседями, синагогой и т. д. вне карты будущего Израиля? Поэтому довольно противная тенденция к самодовольству и мещанству, свойственная этой группе на пути к центру, наталкивается на ее неспособность (или невозможность?) застыть и закоснеть. Какая тенденция победит? Пока неизвестно.

Любопытно, что в этом движении особое место занимают выходцы из России – тип еврейского интеллектуала, воспитанного на русской и западноевропейской классической литературе, по некоторым параметрам очень близок к израильским «вязаным». Роман «Десятый жених» – первая и пока единственная попытка отразить и выразить на иврите своеобразие «русского» компонента этой группы.

Парадоксальным образом именно эти маргинальные люди очень живо и ярко представляют Израиль – маргинальную страну. Страну между Востоком и Западом. Страну, которая очень хочет удержаться на карте.

Так когда же позвонит десятый жених? И каким он будет? Этого мы тоже пока не знаем…

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 

 



[1]     Софья Рон-Мория. А-хатан а-асири. Офир, 2009.